Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Щигельский Марцин - Страница 6

— Голодный, — киваю я. — Но не очень. Янка покормила меня супом.

— Как это — покормила? Ты был у нее дома?

— Нет. Мы были в ресторане.

— В ресторане? — Дедушка останавливается, кладет мне на плечо вторую руку, разворачивает к себе лицом и внимательно смотрит в глаза. — В каком ресторане?

— Не знаю, — пожимаю плечами я. Мне становится немного не по себе.

— Где?

— На углу Гжибовской и Цеплой, во дворе. Там было много детей.

— Это же кухня «Центоса»[3]. — Дедушка почти кричит. — Столовая для бедных!

— А вот и нет! Янка заплатила монеткой! Бросила ее в ящик. Раз там надо платить, значит, не для бедных. Мне есть хотелось!

Дед проводит ладонью по лицу и ничего не отвечает, а я страшно злюсь. Я же был голодный! Ну съел одну тарелку, ну и что? И вообще, суп был так себе.

Наконец Дедушка прерывает молчание.

— Рафал, — тихо говорит он, — это суп для бедных.

— Мы тоже бедные!

— Он для таких детей, у которых ничего нет, понимаешь? Ничего, кроме этого супа. Их очень много. У тебя есть я, дом, еда. Из-за того, что ты туда пошел, какому-то ребенку — у которого нет ничего, может быть, ему даже спать негде, — сегодня не досталось еды. Ты понимаешь?

Я стискиваю зубы и с яростью смотрю на него.

— Котлы были очень большие, — со злостью говорю я. — Огромные! От одной маленькой тарелки там почти ничего не…

Дед качает головой и идет в сторону нашего дома. Я стою на месте и чувствую, как злость исчезает — так же быстро и неожиданно, как и появилась. Щеки горят от стыда — только сейчас до меня дошел смысл того, что сказал Дедушка. Я гад и подлец.

— Дедушка! — Я догоняю его на нашем дворе. — Прости меня. Не сердись.

— Я не сержусь, — тихо говорит он.

— Я больше туда не пойду. Никогда!

— Хорошо.

— Ты все еще сердишься, — говорю я, пока мы поднимаемся по лестнице.

— Нет. Сейчас поедим, а потом я пойду к той девушке, отдам деньги.

— Но я не заслужил обеда! Я не буду ничего есть, в наказание, ладно?

Дедушка открывает двери и входит. Вешает плащ в шкаф, а потом становится на колени и обнимает меня. Он ничего не говорит, только легонько качает меня. Я чуть не плачу, одновременно хочется и вырваться из его рук, и обнять его еще сильнее.

В понедельник мы переезжаем в новую комнату на Хлодной. Идем посреди дороги, везем тележку. В нее поместилось все, потому что нам не пришлось забирать ни шкаф, ни стол, ни топчан. В новой комнате есть мебель, там даже две кровати, поэтому теперь я буду спать один. Когда-то я уже спал один, но очень давно, когда вся квартира на Сенной принадлежала деду, я уже почти этого не помню.

Мы забрали два чемоданчика с дедовой одеждой и один — с моей. Постельное белье, стул, кастрюли и тарелки. Висевшую над топчаном картину, на которой нарисована моя бабушка, Дедушкина жена, — я ее не знал, она умерла много лет назад. Еще мы забрали треснутый глобус, по которому я учу географию, покрывало с кровати, книги с нотами, шторы и еще всякие вещи. И конечно, дедову скрипку. Тележка набита доверху, с горкой. Мы не одни — сегодня с Сенной переезжает еще множество людей. У некоторых куда больше вещей, чем у нас, а у других — гораздо меньше. Жальче всего мне расставаться с балконом и пани Брильянт. В новой комнате, наверно, не будет балкона. А пани Брильянт с мужем, сыновьями и невесткой переезжает на улицу Багно. Я не знаю, где это — наверно, далеко, так что увидимся мы нескоро. Пан Брильянт перевез туда и свой киоск, теперь жена снова сможет кричать ему из окна. На прощание она разложила мне карты. Я очень старался сохранять серьезное выражение лица, чтобы не обидеть пани Брильянт, — это ведь был ее подарок мне, обычно за гадание она брала с клиентов большие деньги (иногда даже по четыре злотых) или еду. Я сидел за столом в комнате Брильянтов, шторы были задернуты, горела свеча. Пани Брильянт тщательно перетасовала колоду, велела мне снять карты, а потом выбрала семь штук и выложила их крестом, рубашкой кверху. Затем торжественно объявила:

— Итак, я открываю первую карту!

Я захихикал и тут же зажал рот ладонью. Она сурово посмотрела на меня, а потом подмигнула, открыла все карты, пригляделась и сказала:

— Вижу воду. Тебя ожидает необычное приключение.

— Воду? — переспросил я и немного посерьезнел. — Море?

Ведь Африка находится за морями! Туда надо лететь на самолете или плыть на корабле.

— Нет, кажется, это не море. Скорее некий поток…

— Какой поток? — не понял я.

— Река или ручей, — пояснила пани Брильянт и продолжила: — Тебе предстоит путешествие. Большая опасность и поход. По пути тебе встретится мужчина. Молодой. Бубновый валет.

— Часом, не ваш дядя с Заменгофа? — выпалил я и, не удержавшись, засмеялся.

Сначала пани Брильянт пыталась сохранять серьезное лицо, но не смогла и тоже засмеялась. Так закончилось наше гадание.

Тележка неповоротливая, тянуть ее очень трудно. Хоть вещей у нас и немного, но весят они порядочно. Когда мы наконец добираемся до Хлодной, я уже мокрый как мышь, а Дедушка тяжело дышит.

Дом, где мы теперь будем жить, очень красивый. Правда, с одной стороны он немножко осыпался — наверно, туда попала бомба. Но в целом он хорошо сохранился. Это трехэтажный дом с высокой островерхой крышей. Над окнами квартир — высеченные из камня гирлянды фруктов и цветов, а над самым верхним окном лестничной клетки, где стена заканчивается треугольником, есть ниша с барельефом, на котором изображена девушка с двумя кувшинами. Наверно, в далеком ТОГДА дом принадлежал богатым людям.

Наша комната — на третьем этаже. Она немного больше, чем предыдущая. В ней три высоких окна, и вообще во всей квартире очень высокие потолки.

— Наши шторы не подойдут, слишком короткие, — огорчается Дедушка.

Значит, будет лишняя морока, потому что в Квартале все обязаны соблюдать затемнение: вечером окна должны быть плотно закрыты, чтобы наружу не просачивалось ни одного лучика света. Так приказали морлоки, которые боятся советских и английских самолетов. Если пилот увидит внизу свет, то поймет, что летит над городом, и может сбросить бомбу. Если шторы будут слишком короткими и мы не сможем полностью завесить окна, тогда по вечерам придется сидеть в потемках.

Моя кровать стоит возле печки, никогда такой не видел — она похожа на стрельчатую башенку фарфорового дворца. Примерно так я представлял себе замки элоев из «Машины Времени». Но самое странное то, что в печке нет дверцы. Дедушка объясняет, что уголь туда закладывают через специальное отверстие в стене коридора. ТОГДА, когда здесь жили богатые господа, у них были специальные слуги, которые этим занимались. Так делалось для того, чтобы сажа не вылетала в комнату и не пачкала ковры.

Теперь ковров здесь нет, зато есть письменный стол! Огромный, элегантный, с кучей окованных золотом ящиков, обитый сверху красной кожей. Поверхность треснула, кожа местами отходит, а с одной стороны кто-то оторвал две доски — наверно, именно поэтому никто до сих пор его не продал. Да и вообще этот стол трудно было бы отсюда вынести, такая громадина. Он стоит у среднего окна. Буду сидеть за ним и читать. Еще здесь есть столик на забавных кривых ножках, стул с разодранной обивкой из красного бархата и зеркальный шкаф — одно зеркало цело, а два других разбились. У Дедушкиной кровати очень высокое изголовье, на котором в овальном медальоне нарисованы пальмы, верблюды и пирамиды. Я долго разглядываю картинку, пока Дедушка раскладывает нашу одежду и прочие вещи по полкам шкафа. Верблюды и пирамиды находятся в Африке. Интересно, мои родители ездят на верблюдах? Когда-то верблюды жили на воле и были дикими зверями, но теперь все они трудятся на людей. Это я в книге прочел.

К четырем часам мы успеваем полностью обустроиться на новом месте. Дедушка берет скрипку и отправляется играть в кафе, а по дороге хочет еще завезти тележку пану Духовничему.