Магнат Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 15

— Ну, так скажи, чтобы сюда затащили, — отдал я распоряжение.

Не прошло и минуты как двое крепких егерей затащили мешок в предбанник и с грохотом вытряхнули из него на пол невидимое тело.

— При обыске оружие не нашли? — глянул я на одного из здоровых мужиков.

— Никак нет, ваше сиятельство, — помотал тот в ответ головой. — Только стальной прут в сапоге был, да в кармане связка металлических крючков разного профиля. Видимо для того, что замки открывать.

— Очень интересное решение, — присмотрелся я к еле заметному голубому свечению в районе вываленного тела. — Пожалуй, я сделал бы точно так же, если б мне нужна была невидимость.

— Князь, а можешь к своим размышлениям пояснения давать? — попросил Николай Павлович.

— С удовольствием. В том году я уже встречал человека с перлом-невидимкой. Тот артефакт был из ветви Материи и делал человека полностью прозрачным. У этого кренделя, — подошёл я к источнику свечения и склонился над ним, — Перл создаёт оптическое искажение и в результате мы видим не сквозь человека, а то, что за ним. Можно сказать, что изображение, находящееся за человеком, огибает его.

Ощупав светящееся место, я понял, что артефакт закреплен на шее «невидимки» с помощью кожаного ремешка. Немного повозившись с застежкой, я снял перл с тела человека и тот стал видимым.

— Твою мать, — выругался Николай Павлович. — Александр Сергеевич, попроси своих парней позвать из моих покоев Петра и пусть найдут капитана Резника Илью Григорьевича. Его присутствие тоже желательно.

— Илья Григорьевич — это же фоторепортёр, — вспомнил я имя-отчество мужчины лет тридцати, которому делал перл-фотоаппарат по просьбе министра внутренних дел. — Так он капитан?

— А что в этом удивительного? — перевёл на меня взгляд князь с лежащего на полу мужчины. — Илья Григорьевич один из подчинённых Осипа Петровича Козодавлева. Вернее, он человек графа Вязмитинова, а тот управляющий Министерством полиции в составе Министерства внутренних дел. Неужели вы думаете, что в кортеж моей матери может попасть кто угодно?

— А этот в таком случае, как оказался в свите вашей мамы и что он делал около моей лаборатории? — кивнул я на лежащего на полу грума из экипажа прусского посла.

— Обещаю, что мы выясним, как так случилось, и я всё расскажу, — заверил меня князь. — А пока будь добр уведи девок и дождись меня в своём доме.

Вот так всегда — как девок любить, так вместе, а как горячим запахло. то отойди, Александр Сергеевич в сторонку, и не отсвечивай. Да и ладно. Не больно-то и хотелось лезть в эти шпионские игры с прусским послом.

А может это обычный промышленный шпионаж?

Хотелось бы верить. Это проще, чем политика.

Давненько я не пробуждался под благоухание кофе — того самого, что, словно ароматный дымок, стелется по утренней прохладе, возвещая наступление нового дня. Сегодня же его терпкий шлейф проник даже сквозь плотные пологи балдахина, обволакивая сознание, не давая возможности продолжить уютный сон. Выглянув из-за тяжёлых складок ткани, я узрел: за моим рабочим столом, вальяжно откинувшись на спинку кресла, восседал Николай Павлович. Его шляпа, нарушая все законы гравитации, непонятным мне образом балансировала на подлокотнике, а в руках он держал фарфоровую чашку, из которой поднимался лёгкий пар. Возле локтя — тарелка с пирожками, о происхождении которых можно было даже не гадать, поскольку по утрам в доме выпечкой занимается только Акулина.

— Аннулирую своё предложение о соседском поместье в Псковщине, — без предисловий объявил князь, жадно откусывая кусочек пирожка. — Твои петухи, друг мой, способны разбудить даже спящего медведя. Ни свет, ни заря орут так, будто на них напало войско Наполеона.

Я лишь фыркнул, потирая затылок. Нет, ну каков наглец⁈ Мало того, что устроил в моей спальне столовую, так ему ещё и мои петухи не угодили. Можно подумать в Аничковом дворце, в котором сейчас проживает двор брата Императора, тишина царствует.

— Не ожидал, что великий князь будет страдать из-за скромного деревенского оркестра, — буркнул я, спуская ноги на пол. — Кстати, для добрых соседей я по дешёвке формирую артефакты, заглушающие петушиные трели. Сам таким пользуюсь и сплю, как младенец.

— Ты меня не дослушал, — отпил кофе Николай Павлович, и в его глазах мелькнул лукавый огонёк. — Я не хочу быть твоим соседом в Псковской губернии, а вот Крым — совсем другое дело.

Это заявление заставило меня замереть со штанами в руках.

— Это что же такое ночью приключилось, что вдруг в Тавриду потянуло? — нахмурился я, надел брюки и направился к умывальнику.

— Разговор с матерью, — усмехнулся гость, но в этой улыбке не было веселья. — Долгий, обстоятельный… и, думаю, с последствиями. Она ждёт нас у себя. Собственно, за тобой меня и послала, чтобы ты не ускользнул по своим «хозяйственным делам».

— Какая несправедливость! — театрально воскликнул я, вытирая лицо полотенцем. — На правах хозяина имения я бы и сам заглянул пожелать императрице доброго утра. А что с прусским шпионом? Допросили? Или тайны пришлось выколачивать?

— Допросили, — кивнул Романов, но тон его вдруг стал серьёзнее. — Однако кое-что лично мне осталось непонятным. Мария Фёдоровна сама тебе всё разъяснит. Скорее более чем двумя словами…

— Промышленный шпионаж? Политика? — настаивал я, застёгивая сорочку.

— Смесь всего, — небрежно махнул в ответ рукой князь, и в этом движении проглядывала усталость, словно Романов сам всю ночь выбивал показания из задержанного. — В общем, готовься: разговор предстоит не из лёгких.

Мать Николая Павловича мы застали за раскладыванием пасьянса в одной из комнат, которую её свита на скорую руку превратила в будуар. Подле неё у окна сидела одна из фрейлин лет тридцати пяти и что-то вышивала на пяльцах — её игла резво взлетала и опускалась подобно пичужке, перелетающей с ветки на ветку в зимнем саду.

На наше появление Мария Фёдоровна лишь слегка приподняла руку с картой, будто дирижируя оркестром, и указала ей на стулья напротив себя.

— Татьяна Васильевна, оставьте нас, — бросила она фрейлине, не отрывая взгляда от карты. Женщина встала, и в её движении было что-то странно знакомое — словно тень прошлого, мелькнувшая в старинном зеркале. Её лицо… казалось, я видел его вчера, или во сне, или на портрете. Склонив голову в поклоне, фрейлина вышла и отзвук её шагов стих за дверью.

Императрица снова погрузилась в расклад, её губы двигались, будто шепча заклинания. Понятное дело, что Мария Фёдоровна ни разу не колдунья, и если б я умел читать по губам, то возможно и сказал бы, что нашёптывает женщина, но думаю, что она просто проговаривала наименование каждой карты, оказавшейся в её руке. Наконец-то пасьянс на столе сошёлся, Императрица победно улыбнулась и проворно принялась тасовать колоду.

— Хотите, я вам погадаю, Александр Сергеевич? — мешая карты в руках, как заправская цыганка, с азартом посмотрела на меня Мария Фёдоровна. — Всё расскажу. Что было. Что будет. Чем сердце успокоится.

— Карты для пасьянса приравниваются к игральным, а на них не гадают — они правду не говорят, — отказался я от сеанса картомантии. — Да и гаданиям я предпочитаю сухие факты. Например, чтобы не теряться в догадках, с удовольствием послушал бы, как человек из свиты немецкого посла оказался у дверей моей лаборатории и что он хотел в ней найти.

— Луи Жак Тенар. Знакомое имя? — с прищуром посмотрела на меня женщина.

— Насколько помню, этот человек в Дерпте принимал у меня алюминий на экспертизу. По крайней мере, так представился эксперт из Парижа.

— А ваш пленник подсказал, что до этого вы подсунули французу технологию получения безумно дорого металла. Представляете насколько был огорчён Тенар, когда принимал у тебя сто двадцать пять пудов алюминия. Кстати, откуда у вас его столько взялось? И напомните сумму, которую вы получили от банка Лионский кредит.

— Алюминий я обнаружил в подвале дома покойного Шешковского, — пустился я в объяснения, которые давно были мной приготовлены для любопытных, но был прерван.