Поручик (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 4

Нет, мамочка на этом не успокоилась. Она через некоторое время попыталась еще одно заявление притащить, уже на изнасилование той самой доченьки-ангелочка. Но там сначала дочка ушла в твердый отказ: нет, не было ничего, никогда и ни с кем. Хоть режьте, хоть ешьте — не было! А потом папа девочки прибежал. Который против такого зятя как раз ничего не имел. В общем — обошлось. Для всех, кроме Коли. Неугомонная мамуля на него жалобу написала и Колян премии за май лишился. Но сильно не расстроился — ему та премия и так не светила…

Мои воспоминания нарушил новый посетитель. Невысокий толстенький человек-колобочек, в белом халате поверх серого костюма с галстуком. Сам круглый, голова круглая, нос — и тот круглый. А глаза серые… И такие это замечательные глаза, что как-то сразу понимаешь, что дяденька этот — не колобок, сиречь мучное изделие из рыхлого теста, а, скорее, мячик каучуковый. Из тех, что из цельного каучука — не сожмешь, а и сожмешь — выровняется.

Кажись, шишка какая-то…

— Что же это ты, поручик, а? Мы тебя ждем, как манны небесной, а ты, значит, решил от службы отстраниться и в больницу спрятаться?

Нифига себе наезд.

— Вы, простите, кто будете?

Колобок-неколобок сел на стул у моей кровати:

— Я, поручик, буду начальник отдела уголовного розыска городской комендатуры майор Земитки.

Я попытался подорваться вверх с кровати, но майор в штатском махнул рукой и улыбнулся:

— Лежи, поручик, это я так — шучу по-стариковски.

Прибедняется — ему на вид не больше пятидесяти.

— Тебя, поручик… кстати, можно тебя Лес называть?

Я кивнул.

— Ты, Лес, кстати, из каких — Челковки или Челковки?

А?

— Я из простых Челковки, не из породистых, — быстро отшутился я цитатой из мультика, который здесь, возможно, и не сняли еще. Когда не понимаешь, что происходит — прикинься ветошью и не отсвечивай. А я не понимаю, что это за выбор из двух одинаковых фамилий.

Ответ, похоже, майора устроил, тот широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу:

— Это правильно! Такие нам и нужны! Так вот, Лес, тебя не ругать — тебя награждать впору! Не успел в город приехать — уже отличился. Ленку Ласкорадка спас, раненый на себе из горящего автобуса вытащил…

Лицо майора было серьезное, как будто и впрямь сейчас орден из кармана достанет, но глаза смеялись.

— Ее отец уже ко мне приходил: ты, говорит, Кристоф, непременно парня награди, что дочку мою спас. Так что награждаю я тебя… двумя днями отдыха. Завтра тебя выпишут, отдохнешь, сил наберешься и в понедельник — ко мне в отдел на службу.

Щедрость ваша, отец-командир, неописуема.

— Мне бы с жильем вопрос…

— Жилье тебе уже выделено, у Бражинки ордер оставлю, как выпишешься — сразу и езжай, заселяйся. Два дня погуляешь, город посмотришь… Лемистан — небольшой, не столица, но все ж таки пятьдесят тысяч жителей наберется. Озеро у нас рядом под боком Лемское, пляжи, санатории, завод винный, на всю Пеплу известный, музеи, памятники, кино опять же… Работы немного, преступники-то все свои, местные: украл, тут же продал, тут же и попался. Не поверишь: один раз рабочий с кожевенного рулон утащил и пошел его продавать по домам. Как коробейник в старину: «А вот кожа, кожа кому? Свиная!». Так первый, к кому он зашел — был главный инженер с того самого завода!

Ну, это и не самый еще большой пример идиотизма. У нас был случай, когда украденное в квартире начали продавать в том же подъезде, где эта квартира находилась. Чтоб далеко не ходить.

— Убийств так и вовсе уже пару лет не было, с тех пор как старый Михал Климки жену с любовником застал. Так он тогда сам в милицию и пришел, вместе с ружьем. Тихо у нас здесь…

Я мысленно поморщился. Те, кому приходилось часто присутствовать на бесконечных совещаниях, разводах, планерках, те быстро учатся мысленно не то, что морщиться — язык показывать.

Зря ты, майор, про тишину здешнюю сказал…

Опера — народ суеверный, поэтому никто не скажет, мол, тихо у нас что-то, спокойно, давно ничего не происходило. Каждый знает, что после таких слов непременно что-то и случится.

Однако.

Когда я услышал про выделенное жилье, то представил себе комнату в общаге. А что еще могут дать свежевыпущенному лейте… тьфу, поручику?

Комната. С этим угадал. Диван, раскладной, чтобы спать, стол, два стула, этажерка с книгами, шкаф-гардероб, солидный, определенно глубокоуважаемый. На дощатом полу, крашенном рыже-коричневой краской — короткая зеленая дорожка. На столе — скатерть с кисточками и вазочка с цветами. На стене — веселенькие желтые обои с узорчиком и несколько картин. Репродукций, наверное… да нет, точно. Навряд ли здесь мог оказаться оригинал «Совета в Филях». Остальные мне незнакомы — городские пейзажи, старинные дома. Это, может и оригиналы, какого-нибудь местного Пикасски.

— Вход отдельный, стирка раз в неделю, завтрак и ужин — в гостиной, следующая дверь по террасе.

Эх, мне б такую комнатку после школы милиции… Я б, может и не женился вовсе. Я, правда, и так не женился, но Катька, у которой единственным достоинством была подаренная родителями квартира, тогда выпила бы из меня не три литра крови, а всего-то грамм четыреста.

Я поправил френч — никак не привыкну к нему — и чуть прищелкнув каблуками, наклонил голову:

— Спасибо, пани.

И, похоже, промахнулся…

Пожилая тетушка, выглядевшая до ломоты в зубах уютно — у нее даже фартук был! — сверкнула глазами так, что будь в ее руках мушкет — он бы выстрелил. А судя по недовольно поджатым губам — выстрелил бы он в одного болтливого не по разуму поручика.

— Вы что, товарищ поручик, поляк?

— Никак нет. Глупая шутка, приношу извинения. А как вас можно называть?

Старушка еще раз сверкнула глазами, но снизошла к моей тупости:

— Называйте меня, как все — тетушка Марта. Так вы — пепелак? Значит, не Челковский, а Челковки… из каких Челковки?

— Из простых, — быстро ответил я.

Снова мимо. Ответ, устроивший майоры, ей явно не понравился, так что голос похолодел еще на несколько градусов:

— В комнате прибираться, в сапогах на кровати не лежать, не шуметь, распутных девок не водить.

— В Лемистане есть распутные девки? — ляпнул я от удивления.

Промах номер три. В глазах тетушки Марты я пал окончательно.

— Ведите себя в моем доме прилично, поручик, иначе пожалуюсь Кристофу.

С этими словами моя домохозяйка удалилась. Оставив меня недоумевать, кто такой этот самый Кристоф, которого я, похоже, должен был испугаться… аа, Семен Семеныч! Это же имя моего непосредственного начальника! Ну, тогда понятно, кем была тетушка Марта раньше, до того, как начала сдавать комнаты приезжим поручикам. Наверняка — учительница. Которая помнит майора Земитки еще шебутным мальчишкой Кристофом и поэтому нимало не сомневается в том, что тот к ней прислушается.

У учительниц это вроде профессиональной деформации. Помню, сидим мы как-то с ребятами из ОМОНа в кабаке — когда ОМОН еще не был Отрядом Мобильным Особого Назначения, а начальство еще не рехнулось на том, что полицейский в форме должен вести себя как Дядя Степа — ну и, в разговорах, за лексиконом особо не следим. Тут проходящая мимо девица, маленькая остроносенькая, годов так тридцати с небольшим, резко остановилась у нашего столика, развернулась, и так нас отчитала, за «недостойные выказывания», что мы очнулись только тогда, когда она уже ушла. Десяток здоровенных мужиков, три опера из угро и семь омоновцев в полном обмундировании, стояли, вытянувшись, все время нотации и смущенно обещали больше так не делать. Чувствуя себя нашкодившими пацанами.

Уф. Я забросил два чемодана в шкаф, пообещав самому себе потом разобрать вещи — и разобраться в том, что у меня за вещи такие есть — и вышел, через маленькую прихожую, в которой помещались только вешалка и стойка для обуви, на упомянутую выше террасу.

От двери вниз спускалось широкое деревянное крыльцо — отдельный выход, как и обещали, а вправо протянулась дощатая терраса, охватывающая дом на высоте примерно метра.