Английская портниха - Чэмберлен Мэри - Страница 38
- Предыдущая
- 38/71
- Следующая
– Что вы здесь делаете? – настаивал его напарник.
Что она здесь делает? Ада судорожно вздохнула:
– Я хочу домой. Отправьте меня домой.
Мысли ее путались, ускользали. Руки по-прежнему дрожали, ноги словно онемели, а голос был тонким, еле слышным.
– Кто вы такая? – допытывался солдат.
– Пожалуйста, отправьте меня домой.
– Вам придется пройти с нами.
– Прошу вас, – едва не взвыла Ада.
Опять первый солдат:
– Как вас зовут?
Ада потрогала крестик на шее. Кто она?
– Сестра Клара, – ответила Ада и закусила губу, губная помада на вкус отдавала марципаном.
– Что вы здесь делаете?
– Меня держали здесь, – всхлипнула Ада. – Фрау Вайс. И мой ребенок. Мой мальчик. Томас. Где он?
– Кто такая фрау Вайс?
– Его жена. Комендантская жена. И фрау Вайтер. Томас, я должна найти Томаса. – Она с усилием выпрямилась. – Отпустите меня.
Но солдат держал ее крепко:
– Нет, леди, вы пойдете с нами.
– Ботинки, – залепетала Ада. – Я босиком. И платье. Я должна его надеть. Иначе выходить не разрешается. – Она рвалась, тянула руку к коридору.
– Там засада, – заподозрил солдат.
– Проводи ее, – вмешался второй, целясь в Аду. – Одежду она может забрать.
Солдат отпустил ее и зашагал впереди, проверяя, все ли чисто, а потом знаком подзывая Аду. Бочком Ада вошла в свою комнату, солдат за ней. Неприбранная постель на полу, одеяло и старая ряса сестры Жанны неопрятной кучей на подушках от кресла. Повсюду осколки оконного стекла.
– Вам нельзя входить, – сказала Ада. – Это не дозволено. Es ist nicht gestattet.
Солдат подскочил к ней:
– Ты говоришь по-немецки? Чертова нацистка. – Он взял ее за подбородок, рывком придвинул ее лицо к своему. Он не побрился в тот день, жесткая щетина и крошка чего-то съедобного около рта. – Нацистская сволочь, ты за это ответишь, – заорал он и махнул рукой в сторону лагеря. – За все ответишь. – Аде показалось, что он подавил рыдание. – Это твоих рук дело. Хренова немка. Сука. – Он больно стиснул ее подбородок и оттолкнул ее от себя.
– Нет, – Ада потерла лицо. – Nein. Я не немка. Я британка. Britische.
– Да ну? – свирепо оскалился солдат. – Значит, ты сотрудничала с врагом, тварь? Предательница. Тебя вздернут.
– Я не понимаю… – Что она хотела сказать? Она вдруг забыла все английские слова. – Ich verstehe nicht.
Солдат выдернул пистолет из-за пояса и навел его на Аду. Окаменев, Ада смотрела на солдата, на пистолет. Дуло нацелено ей в голову, рука солдата не дрогнет.
– Пристрелить бы тебя, – процедил он.
Это не американцы. Аду загнали в угол. Это охранники. Из лагеря. Переоделись в чужую форму и явились за ней. Угроза фрау Вайс исполнилась.
– Платье, – пробормотала Ада. – Я должна надеть платье. Фрау Вайтер не позволяет ходить в монашеской одежде. – Она взяла платье со стола, принялась натягивать его через голову, но толстая саржа рясы мешала. Платье лопнуло, порвалось, и Ада швырнула его на постель, поверх мятой рясы сестры Жанны.
Солдат шагнул к ней, не пуская пистолета.
– Я зашью его. – Ада нагнулась за платьем. – Обязательно. Сумка сестры Жанны. Ее нужно найти. Я должна вернуть ее. – Трясущимися руками она скатала рясу вместе с порванным платьем и сунула рулон под мышку.
– Что ты делаешь, мать твою? – В пистолете что-то щелкнуло.
Ада съежилась:
– Помогите мне. Вы должны мне помочь. Эти вещи надо вернуть, – бормотала она, не в силах остановиться. Она так давно не говорила по-английски, а тем более вслух. Война закончилась. Der Krieg ist vorbei. Конец. Das Ende. Точно закончилась, навсегда? Ей нужно подумать, но ей это никак не удается, и слова она произносит невнятно, как пьяная. Закружилась голова, и Ада схватилась за стол.
– Обувайся, немчура, – крикнул солдат.
– Да, ботинки, – засуетилась Ада. – Где? У кровати. Вот они, тут.
Она подняла ботинки, показала их солдату и опять поставила на пол. Шнурков не было, задники протерлись. Ада обулась.
– Моя штопка. Я должна починить платье. Куда вы дели мою штопку? И надо прибраться, а еще снять белье фрау Вайтер. Сумка сестры Жанны. Не могу ее найти, – жалобно проговорила Ада.
Сумка нашлась под столом. Ну конечно, в нее Ада складывала обрезки. Она вытащила сумку и перевернула ее, клочки ткани полетели на пол.
– Ряса сестры Жанны. Надеюсь, сестра не обидится.
Что она несет? Ее примут за сумасшедшую, свихнувшуюся. Но Ада ничего не могла с собой поделать. Она запихнула рясу в сумку, но та выпирала наружу. На ощупь ряса была липкой. Раньше Ада этого не замечала.
– Кончай мне мозги пудрить, – заорал солдат. – Немецкая шлюха.
Ада дернулась:
– Нет, нет. Я… Britische.
– Если это вранье, начинай читать молитву.
– Куда мы? – Ада огляделась, взгляд ее упал на швейную машинку у окна. – Она нужна мне. Без нее не пойду.
– Хватит! – Солдат потянул ее за локоть.
Ада вырвалась:
– Нет, машинку надо закрыть. Вот футляр. – Она торопливо надела на машинку футляр, выровняла его, защелкнула замочки.
– Хватит, – размахивал пистолетом солдат.
– Вы не понимаете. Ее необходимо взять с собой. – Ада подняла машинку и согнулась под ее весом. Поставила на пол, сосредоточилась, взялась за ручку и поволокла машинку к двери.
Ада и не заметила, как в комнату вошел второй солдат. Он покрутил пальцем у виска:
– Рехнулась, – и добавил: – Сержант прибыл.
Подхватив машинку, он зашагал в прихожую, Ада за ним. Прихожая пополнилась еще двумя военными.
– Это немчура, – заявил первый солдат. – Дамочка чешет по-немецки.
Военные зашептались. Ада не слышала, о чем они говорят. Слова, долетавшие до нее, ничего не проясняли. Они решили, что она немка. Враг. Ее арестуют? Расстреляют? Нужно рассказать им, как и почему она здесь оказалась. Я не немка. Меня забрали. Против моей воли. Почему она не может собраться с мыслями? Не может донести до них правду?
Она стояла посреди прихожей, теребя крестик, сжимая в руке сумку с рясой сестры Жанны. К ней подошел один из вновь прибывших. Винтовки при нем не было, но на ремне висела кобура с оружием, а на рукаве Ада увидела три бежевые нашивки. Сержант.
– Ладно, – сказал он. – Вы говорите по-английски? (Ада кивнула.) Вы вроде как монахиня?
Нет. Да. Открыв рот, Ада смотрела на сержанта.
– Что вы сделаете со мной? – спросила она наконец. – Я не немка. Нет.
– Ну, – протянул сержант, – вчера в Мюнхене нам повстречалась целая компания монахинь. – Он пригляделся к Аде: – Сестра, что это у вас за краснота на лице?
Ада слышала, как бьется ее сердце, стучит тяжело о грудную клетку. В голове мутилось, перед глазами плыло. Это не настоящие солдаты, такого просто не может быть. И это не конец войны. Разве так заканчиваются войны? Она тронула сержанта за руку: волоски под костяшками пальцев, упругая кожа. Краснота на ее лице. Откуда она могла взяться?
– Не хотите рассказать, как вы сюда попали? – продолжал задавать вопросы сержант.
Ада вскинула голову, слишком резко, шея отозвалась острой болью, которая поползла вверх, к макушке. Ада пошатнулась. Сержант подхватил ее, прежде чем она рухнула на пол.
– Когда вы в последний раз ели? – И бросил через плечо: – У тебя сухой паек при себе?
Его капрал выудил из кармана пакетик и вложил его в ладонь Ады:
– Шоколадка.
Сладко-горький запах сахара и какао. Ада покачала головой.
– Вам станет лучше, – уговаривал ее сержант, но Ада лишь молча смотрела на него. – Так как же вы сюда попали? – снова спросил он.
– Я не немка, верьте мне.
– А почему вы здесь?
Она еще никому не рассказывала, почему она оказалась в этом доме, всей истории, полной и правдивой, даже самой себе. И теперь не знала, как приняться за этот рассказ. Прошло столько лет.
– Немцы пришли, – начала она.
– Где вы были в это время?
- Предыдущая
- 38/71
- Следующая