Я – борец! 2 Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 19
- Предыдущая
- 19/56
- Следующая
И, поднявшись на трёхступенчатый порог, я толкнул тяжёлую дверь, и меня сразу накрыло запахом хлорки, йодоформа и чего-то затхлого. А в коридоре, выложенном коричневым линолеумом, сидело человек пятнадцать — бабушки в платочках, мужчины с перевязанными руками, мать с ребёнком. Все устало пялились в стену, где висел плакат: «Курение — яд!» под портретом строгого молодого врача, указывающего на сигарету в виде чёрной змеи с капающим ядом с клыков.
— Товарищи, кто крайний на перевязку? — спросил я, и мужик, сидящий справа, небрежно махнул рукой в бинте.
И я пристроился на скамейку рядом с этим мужиком, который, судя по зеленоватому лицу и запахам, исходящим от него (нифига не «Шанель №5»), явно перебрал накануне.
— Ты чего, тоже порезался? — хрипло поинтересовался сосед, кивая на мою грудь.
— Да так, немного, — буркнул я, не вдаваясь в детали.
Из перевязочной то и дело доносилось шипение, а в конце даже вскрикнули: «Ай, мама!» — видимо, кому-то обрабатывали рану и попали на открытую ссадину спиртом.
Очередь шла неспешно и медитативно, я даже постарался поспать, но постоянно выходящие люди хлопали дверью, а входящие спрашивали, кто тут крайний или последний. Но наконец я приблизился к двери с одноимённым названием «перевязочная», и когда из неё вышел пахнущий работяга, встал и вошёл в дверь.
Попав в маленькое помещение, заставленное шкафами с лекарствами. Посередине — кушетка, застеленная клеёнкой с потёртыми краями. Медсестра, женщина лет пятидесяти с усталыми глазами, смотрела на меня как на её невольного мучителя.
— Здравствуйте, я на перевязку.
— На перевязку чего? — спросила она, осматривая меня с головы до ног.
— Вчера шов наложили на груди, сказали каждый день этим заниматься, — пояснил я.
Она жестом велела мне расстегнуть рубашку.
— О-о, шовчик красивый, — процедила она, разматывая протёкший кровью бинт. — Ну-ка, дыши глубже… Болит?
— Терпимо.
Она взяла пинцет и аккуратно промокнула мой шов перекисью, стараясь при этом не заливать внутрь — холодная жидкость зашипела, побелела пена. Потом ловко наложила новую марлевую подушечку и туго забинтовала, прижимая локтем моё плечо, чтобы лучше зафиксировать.
— Не мочить. Не дёргаться, а то разойдётся, — дежурно сообщила она мне.
Я кивнул, застёгивая рубашку. А выходя на улицу, прикрыл глаза от солнца. Где-то вдалеке гудел большой трансформатор, а из открытого окна перевязочной звучало властное: «Следующий!»
«Теперь — в „Спорттовары“, — подумал я, прикасаясь к бинту под тканью. — Посмотрим, что там есть для меня.»
За спиной хлопнула дверь больницы — кто-то новый вошёл в его очередь страданий. А я потопал направо по ул. Космонавтов, свернув опять же направо на ул. Духовскую и там, дойдя по ул. Победы, 3.
Искомый мной магазин находился на первом этаже длинной белокирпичной пятиэтажки, с окнами, лишёнными нормальных балконов, но зато с небольшими французскими балкончиками, которые годились лишь для горшков с цветами, да и то, собственно, именно они и зеленели под этими окнами, выделенными красным кирпичом из общего облика белого здания. Огромные двойные стёкла витрин с насыпанным мрамором между ними, такая же стеклянная дверь и большие белые буквы с синей окантовкой на козырьке: «СПОРТТОВАРЫ». Я толкнул стеклянную дверь с железной рукоятью в виде изогнутой пластины и попал в светлое помещение с запахами резины, кожи и какой-то химии.
Тут было ярко и красочно. На остеклённых стеллажах лежали аккуратные стопки серых треников, синих спортивных брюк и маек с надписями «Динамо». За стеклянной витриной красовались кроссовки — несколько пар «Школьных» за 12 рублей и пара кожаных «Прогресс» за 28.
— «Адидасов» нет? — спросил я у продавщицы, ещё одной недовольной женщины в моём списке созерцания торговой сферы.
— Ты что, с Луны упал? — фыркнула та. — Раз в полгода привозят. Вот «Москва» — хорошие, 35 рублей, почти как заграничные!
Она достала коробку с бело-синими кроссовками — толстая подошва, три полоски. Я прикинул: 35 рублей — почти стипендия, но тренироваться надо в хорошем. По любому про «Адидас» она что-то недоговаривает.
— Давайте померю. А костюм под них есть?
Она повела рукой, молчаливо и красноречиво, — ты слепой, парень, что ли? И правда, что я слепой?
Костюмы висели на вешалках — синие, тёмно-синие и… тёмно-синие. Выбор был не внешний, а внутренний, и по содержанию, и я пошёл щупать. Был хлопковый без молний, с пуговицами.
— Эти по 25 рублей, — пояснила мне продавщица, наблюдая за мной.
…И как только моя рука коснулась полушерстяной ткани, почти такого же на вид, но уже с молнией!
— Эти по 38 рублей! А вот в углу «Олимпийские» с нашивкой СССР — 45 рублей. Это для настоящих спортсменов-сборников, — многозначительно сказала продавщица.
Вот ровно в таком я и впервые увидел Серёжу Сидорова, подумалось мне, когда я потрогал ткань «Олимпийского» — плотная, с едва уловимым блеском. Дорого, конечно, но по качеству несказанно лучше. Я надеюсь, что этот костюм у меня не прострелят и не порежут. И «богиня» продаж, наверное, сама не поняла, что сделала, а получился почти рекламный слоган: «Сборники выбирают костюм „Олимпийский“!»
Я, найдя свой размер и кроссовок, и костюма, наконец выдохнул.
— Дайте бумагу, мою одежду завернуть, я в этом пойду.
— 80 рублей, расчёт на кассе, — произнесла она.
И я, взяв с собой обувь, рубашку и брюки, пошёл с ней к кассе, где и выложил ровно 80 рублей, — и уже через пару минут вышел на улицу с кульком, в котором лежала моя старая одежда.
Итак, из трофейных денег осталось всего двадцатка. Но зато выгляжу как человек!
И уже через двадцать минут я стоял в учебной части у стола вместе со склонившимися преподавателями над моей вчерашней справкой из милиции о задержании преступника. Заместитель директора по учебной работе поднял на меня глаза, в его правой руке была лупа, левая слегка дрожала от возраста.
— Второго получается? — спросил он.
— Не понял вас, Игорь Анатольевич, — покачал головой я.
— Второго поймал, получается? Первого ты с участковым брал, а тут этого второго сам?
— Я их не нумерую, просто так получилось, — пожал я плечами.
— Я тебе удивляюсь, Саш, тебе бы не у нас учиться, а в средне-специальном милицейском, какой талант пропадает.
— Ну, у вас уже доучусь, наверное.
— Конечно доучишься, если после каждого твоего подвига к нам люди в погонах приходить не перестанут и просить на тебя характеристику удивляясь, что ты в нашем деле ни «бе» ни «ме». А потом, ходатайствовать за тебя, мол, не судите его строго, парень герой!
«Снова обесценивание, ну что ж, видимо у этого поколения так заведено.»
— Игорь Анатольевич, ну парень ведь и правда молодец, милиции помогает! — вступилась за меня преподаватель, к моему позору не знаю по какому предмету, женщина лет сорока, в строгом костюме и короткой стрижке. Она сидела за столиком возле него и привстала почитать, что там я принёс Анатольичу.
— Да я же не спорю, что молодец, но у нас техникум как называется? Приборостроительный! — парировал ветеран проборостроительных мероприятий всея Руси.
«Ха, знаю я одного парня, Валеру Плотникова, так он вот у вас машинки стиральные на магнитной подушке изобретает, и тоже себя тут как в масле не чувствует! Кстати, надо будет заглянуть к нему в лабу.»
— Ну что с тобой делать. Как там говорят в милиции: «Благодарю за службу!» Вот тебе направление на повторное прохождение экзамена по техмеху. Постарайся, Саша, не участвовать в милицейской операции в четверг, когда будет черчение.
Я взял с его стола «разрешёнку» и свою справку и произнёс холодно:
— Не обещаю. Мой долг как комсомольца — быть на стороне глобального добра!
— Да, да, — устало закивал мужчина.
— Всем хорошего дня, — попрощался я, выходя из кабинета учебной части.
Еще в прошлой моей жизни один блогер сказал: «Относитесь к жизни так, словно вы находитесь в дурдоме, ведь если в дурдоме на вас кто-то наорёт, вы же не станете на него злиться и кричать в ответ⁈» Всё логично, но настроение мне этим обесцениванием они подпортили. Ну что тебе стоит в шутку высказать свои мысли, перед тобой человек, который из переделок не вылазит, а ты тут сноба включаешь своё: «В греческом зале!.. В греческом зале!..»
- Предыдущая
- 19/56
- Следующая