Жестокие игры Карима. Обожгу твою душу - Иман Кальби - Страница 9

Мы остаемся одни.

Чувствую, как нарастает жар вместе с напряжением, как меня скручивает. Нет… нет… Только не это… Не перед ним… Не тут… Это ведь оргазм, да? Сладкая нега, пронзающая каждую клетку тела… Только от его взгляда? Нет, нельзя… Чувствую себя жалкой, загнанной в тупик…

К глазам невольно подбираются слезы. Я сильно-сильно жмурюсь, жалобно всхлипываю. Начинаю остервенело качать головой.

Слезы выстреливают по щекам, подобно брызгам. Орошая горячую кожу. Больно, зябко, страшно… И унизительно…

– Давай скорее.... жалобно хмыкаю,– это невыносимо… Вот это вот ожидание… невыносимо… Если собрался делать это сам, не унижай, а сделай уже!

Его горячее дыхание на моей щеке. Чувствую темную энергетику тела, нависающего сверху, но не соприкасающегося с моей кожей. Глаза Карима везде. Мне никуда от них не спрятаться. Почему… почему все это происходит со мной? Почему должна отдуваться за слабость мужчин моего народа, которые не нашли в себе силы противостоять агрессору? На мгновение хочется скулить от жалости к себе… От того, что при любом раскладе моя женская сущность будет низведена до уровня муравейника и растоптана…

Этим мужчиной, обстоятельствами и моей же собственной судьбой… Вздрагиваю, когда его горячие пальцы касаются моей щеки и утирают слезы…

А дыхание становится хриплым и частым…

Открываю глаза, чтобы напороться на его совершенно одичавший взгляд. Сколько же в Кариме первобытного.... Как его могут считать прогрессивным инноватором? Он страшнее самых диких, костных, темных мужчин Востока, от жестокости которых кровь стынет в венах…

– Котенок, играющий роль тигрицы.... – сипло хмыкает он и вжимается носом в мою щеку, размазывая по ней влагу, вдыхая её.

Это так дико, порочно, по-животному, интимно…

Вопреки воле и разуму, низ живота скручивается в унизительном спазме… Мне страшно… Мне… мне так, как никогда не было. И это пугает больше всего…

Пальцы сжимаются на подбородке, заставляют поднять лицо, заставляют смотреть на него.

– В постели с мужчиной женщина должна плакать только по двум причинам, Инна…– я нервно всхлипываю, когда он касается подушечками моих губ и размазывает мою же слюну и слезы,– после ошеломительного оргазма и… чисто из-за физиологии, когда член так глубоко в горле, что слезы льются автоматически…

Эти дикие, порочные слова на русском языке- как печать раскаленным железом, его ярмо. Жриц давно нет в комнате, мы с ним наедине, но он продолжает говорить со мной на русском. И я знаю, почему… Это материнский язык… Язык инстинктов… То, что откладывается под корку навсегда с рождения. Сколько бы мы языков ни знали, какие бы языки ни считали своими, сейчас говорит не рот, а нечто внутреннее…

Мое дробное дыхание прокатывается по груди спазмами. Карим не отстраняется. Страшно… Волнительно… Нет пути назад…

– Сделай это… Хватит меня унижать…– позорно умоляю его.

– Унижение, котенок?– снова усмехается,– несеттт… Я еще даже не начинал тебя унижать… И мне это не интересно, Инна… Нет смысла унижать женщину. Это глупо… Вот ваши мужчины унижают женщин, облачая красоту в черные тряпки. Знаешь, почему? Самоутверждаются… Они слабаки. Легко быть смелым на фоне слабости… То, что я делал в отношении тебя, это не унижение, а пренебрежение… и поверь, пренебрежение от такого, как я- скорее благость… Потому что мое внимание может слишком дорого тебе стоить…

– Разве есть что-то дороже того, что ты уже у меня забрал?– вырывается из груди быстрее, чем я думаю.

Зависает на мне глазами. Потом смеется. Тихо, медленно, размеренно…

– Сейчас, Инна, здесь, подо мной- ты всего лишь женщина, а я всего лишь мужчина. И знаешь, что я тебе скажу? Нет ничего глупее дать какой-то палке разорвать себя… Это противоестественно, противоправно, это то, что навсегда взрастит в тебе комплекс жертвы, для которой все, что между ее ног-не благословение и дар, а тягота и долг… Я не обижаю девочек, Инна. Запомни. Это мой принцип. Мы можем бесконечно долго воевать с тобой как две личности, но не как мужчина и женщина. Не будет войны с девочкой, которая сейчас сжалась в тебе и бьется в страхе и ужасе… Хотя бы потому, что я не вправе поменять законы этого мира. Это женщина дает жизнь. Меня родила женщина. У меня есть сестры. И у меня, возможно, тоже будет дочь. Воевать сейчас с твоим женским началом- это плюнуть в лицо мирозданию…

Его слова ошеломляют. Дезориентируют…

Каков бес. Путает меня, заставляет метаться в смятении по чертогам сознания… Я жадно хватаю воздух губами…

– Что… что ты тогда предлагаешь, Карим Увейдат?

Он внезапно отступает.

– Обряда не будет!– говорит жестко.

Мне бы выдохнуть… Ведь если бы меня сейчас проткнули этой штукой, шансов вернуть себе земли не было бы… Два очка в его пользу…

Он теперь не смотрит на меня. Вопреки моим ожиданиям, небрежно подхватывает с пола мою тунику и кидает.

– Прикройся,– говорит сипло, отводя глаза.

– Что… это значит? – выдавливаю из себя, все еще чувствуя, как горят щеки…– как это понимать?

– Буквально,– раздраженно выплевывает в ответ,– терпеть не могу нелепое варварство. Ты бы видела себя со стороны. Жалкое зрелище. Схваченные в плен несчастные девы перед лицом группового изнасилования и то выглядят более отважными, чем ты перед видом этой палки.

Я нервно облизываю губы.

–Тогда…– хочу намекнуть, что тогда…

– Секса не будет,– отрезает снова, опять меня шокируя и дезориентируя, – сейчас не будет. Я не порноактер, если ты знаешь, кто это, чтобы трахать тебя под улюлюканье дикарей, ждущих снаружи. Да и не вижу в этом смысла. Ты должна забеременеть и родить. Главная сфера моего интереса в тебе – это как раз то, что у тебя между ног. Я не уверен, что эта кривая палка сомнительного качества и дезинфекции- идеальный вариант для нанесения столь деликатного повреждения. Не хватало еще полгода лечить воспаление. Нет уж. Избавь.

Он разворачивается и идет на выход.

Минутная слабость, даже какая-то искренняя, щемящая нежность, что я невольно ощутила под его пальцами, отступают… На их место снова приходит жесткий, бессердечный Карим… Отчужденный, циничный, высокомерный…

А я так и лежу, застывшая на ложе в одной нелепой позе, стыдливо прикрытая тонкой тканью.

– Можешь записать в копилку своих нелепых достижений, что я трахну тебя в первый раз не по дебильным обрядам, а по-человечески. У меня есть право на одну ошибку и я ею пользуюсь. Одно твое условие я выполнил- ты оголилась в храме перед моими людьми. Выполню и третье. А вот второе произойдет по моим правилам.

Оборачивается на меня и усмехается.

– Но не потому, что я так сильно тебя захотел, Инна. Не стоит обольщаться. Просто терпеть не могу вот такое нелепое и бессмысленное варварство. Мне нужен здоровый ребенок. Это главное. И да… До твоего гребаного третьего обряда еще десять дней. Я не собираюсь торчать в этой глуши все это время. У меня дела дома, на Кипре. Полетишь со мной… Надеюсь, будешь вести себя в цивилизации, не как женщина-Маугли, если ы читала Киплинга и знаешь, кто это.

Моя комната красивая и просторная. Огромное окно на всю стену, вид на море с утеса. Интересно, зимой тут сильные штормы? Насколько комфортно жить в таком месте, когда нужно принимать на себя прямой удар стихии?

Почему-то невольно вылезла ассоциация с Каримом. Он такой, да. Вечно встающий вопреки, вечно супротив потоку ветра. Наверное, если бы он не переехал мою жизнь, не разрезал ее на сотни кусочков, я бы даже могла им восхищаться… Издалека. Знаете, это такие мужчины, даже чьи неказистые любовные похождения воспринимаешь со скрытым интересом. Он уникален-это точно. По-своему, сумасшедший, горящий своей философией- и оттого такой категоричный. И почему же нелегкая занесла его на мой скромный и тихий жизненный путь…

– Добрый вечер, госпожа,– услышала робкий стук в дверь.

Приятная девушка, нейтральная и корректная. Глаза кротко в пол, на лице- само смирение и участие… И еще что-то. То, что я пока не могла разобрать. Влюбленность в хозяина дома? Интересно, сколько сердец он разбил? Раздражение на саму себя, что меня это почему-то волнует…