Долгое падение - Майна Дениз - Страница 20

Война закончилась, и только что приняли новые законы, чтобы прекратить производство в антисанитарных пристройках. Вот почему Уильям покупает землю. Якобы для того, чтобы построить на ней пекарни, так он говорит Джону и бухгалтеру их компании. С покупкой ему помогли. Он скупает небольшие участки земли, другие люди даже не знают, что они продаются: участки в Таунхеде и Коукадденсе, которые совет вынужден был продать, чтобы выполнить свой комплексный план перестройки. Эти полоски земли вскоре станут бесценными. Все готово, и вскоре у него будет куча денег. Но не респектабельность.

Он кидает взгляд на Питера, идущего рядом. Респектабельность Уотта зависит от него.

Они входят в «Глениффер». Пол покрыт завитками опилок – их рассыпают, чтобы они впитывали пролитое. Пепельницы вытряхивают на пол, потому что к концу ночи в пабе все равно подметают. В углу стоит плевательница, а над ней – большое объявление, предупреждающее, чтобы клиенты не плевали на пол и не распространяли болезни. Огни яркие и режут глаза. Здесь нет туалета, но все равно пахнет мочой. Это не элегантный паб.

Вокруг головы женщины, обслуживающей посетителей, обмотаны два шарфа, как у цыганки. Она носит несколько браслетов и слишком сильно накрашена для женщины за тридцать. И Уотт, и Мануэль избегают ее взгляда.

Они берут теплое бутылочное пиво и виски, слегка разбавленное на вкус. Ни Уотту, ни Мануэлю не нравится, кто они в этом пабе. Здесь умеренно попивает небольшая компания местных, но по большей части тут покачиваются одинокие горькие пьяницы.

– Итак, – говорит Уотт, пытаясь вернуться к тому моменту ночи, когда они были победителями, – вы будете продолжать писать?

Питер улыбается и оглядывает бар. В этом низкопробном баре он становится выше. Теперь, когда Уотт задал такой вопрос, он может чувствовать себя здесь уютно.

Питер Мануэль говорит правду о том, что пишет. Он написал длинные романы, наброски идей, короткие рассказы, конспекты рассказов. Он посылает все это в хорошо известные журналы. Безуспешно, но он влюбился в писательский труд. Ожидание делает все унижения его жизни терпимыми, потому что после того, как конверт скользит из его пальцев в почтовый ящик, он чувствует себя заново рожденным.

В славные дни ожидания он воображает себя обновленным. В такие дни Питер бродит туда-сюда, пьет в пабах, его облаивают собаки, он сидит в кино, вламывается в дома за скудной добычей; но одновременно он также Питер Мануэль До Того, Как Тот Стал Писателем. Будущее трещит от возможностей.

Отделившись от скучной повседневности, он начинает думать о себе в третьем лице, видеть себя сквозь призму истории.

Вот собака, которая лаяла на Питера Мануэля.

Питер Мануэль сидел в кинотеатре на этом самом месте.

Питер Мануэль пил вот здесь, на этом самом стуле.

Он любит того, другого, Питера Мануэля. Изумительного человека, который ходит среди нас так, как будто в нем нет ничего особенного.

Он хочет, чтобы такие чудесные периоды длились вечно. Но они не длятся вечно. Время тикает мимо, и постепенно приходит осознание того, что журнал не ответит. Светящаяся гордость блекнет, когда становится ясно, что прошли недели, а «Роллс-Ройс» не появился, чтобы унести его в штаб-квартиру журнала (он не понимает, как устроена экономическая жизнь журналов).

Когда Питер в первый раз отправил по почте рассказ, ушло почти два месяца на то, чтобы сияние померкло. Во второй раз оно длилось месяц. В третий раз надежда рассеялась меньше чем за две недели, потому что он не на шутку устал, переписывая рассказ снова и снова своим лучшим почерком.

В конце концов однажды он поймал себя на том, что держит конверт у щели почтового ящика, таращится на темноту внутри этого ящика и не может бросить в него рассказ. С конвертом в руке он идет в поле и сидит там на холме, куря сигарету. Потом сжигает свой рассказ в конверте.

Он пытается забыть это чувство, свои мечты о человеке, которым мог бы стать. Но не может его забыть. Это такое хорошее ощущение – Другой, Возможный Питер…

– Вы поможете друг другу.

Женщина с шарфами на голове и макияжем пристально смотрит на них, ее рука с браслетами свисает с края стойки бара.

– А, – говорит Уотт. – В самом деле?

– Он, – женщина лениво показывает пальцем на Мануэля, потом – на Уотта, – поможет тебе. Ваши пути снова пересекутся. Он заплатит долг, который на нем висит.

Уотт кивает, а Мануэль как будто съеживается рядом с ним. Уотт знает, что Мойра – идиотка; он встречался с ней и раньше, и она всегда так себя ведет. Она считает себя медиумом, вот почему носит все эти браслеты и шарфы.

Уотт поворачивается, чтобы объяснить Мануэлю:

– Мойра – медиум. Провидица.

Но Мануэль стоит бледный и застывший. Он таращится в пол, потерявшись в завитках опилок на полу. Он выглядит так, будто заболел.

Дверь открывается, и входит Джон. Он кивает Уильяму, но тот еще не допил, поэтому машет, чтобы брат подошел, и пытается расправиться с пивом, пока Джон идет через комнату. Брата все это совершенно не радует.

– Нам надо идти, – говорит он, добравшись до них.

– Что она имела в виду? – спрашивает Мануэль Уотта так, как будто Джон ничего не говорил.

Уильяму Мойра много чего говорила. Он часто сюда приходит, чтобы подождать, пока Джон покончит со счетами. Мойра ведет неясные речи: удача, неудача, долги, сожаления… Никогда ничего конкретного, никогда ничего такого, что отчасти не могло бы быть правдой.

– Мойра, дорогая, будь добра, можно получить две бутылки скотча навынос?

Мойра улыбается Уотту, довольная, что он платит назначенную баром цену за то, что берет с собой.

Она не видела, что надвигается.

На улице Джон садится в фургон, а Уильям с Мануэлем – в «Воксхолл», и все они едут в дом Джона на Гартланд-стрит в Деннистауне. Они паркуются друг за другом и идут по коридору многоквартирного дома к лестнице, ведущей в квартиру Джона на втором этаже. Это красивый коридор. Все двери здесь раскрашены под дуб. Жильцы по очереди моют лестницу, а половички можно оставлять у двери, не боясь, что их украдут.

Нетти, жена Джона, сейчас в теплой кухне, где стол накрыт на двоих.

Женщина вовсе не рада видеть Уильяма, который тащит за собой пьяного незнакомца. Она поджимает губы и говорит, что рагу у нее только две порции. Но Джон ясно дает понять, что ей придется их принять.

– Яичницу с беконом, – велит он, и Нетти спешит к плите и ставит на нее сковородку.

Они сидят за кухонным столом в алькове; Нетти – на стуле-стремянке, оставив стулья мужчинам.

Нетти и Джон запивают ужин чаем. Уотт открывает одну из двух бутылок виски, которые купил в «Глениффере», и наливает себе и Питеру щедрые порции. Питер Мануэль ест яичницу-глазунью, запихивая яйца в рот целиком.

Когда с едой покончено, Нетти уносит грязные тарелки и моет их. Потом выходит из кухни.

Мужчины остаются за столом, и Питер Мануэль зажигает сигарету и смотрит на братьев. Это похоже на начало переговоров.

Джон начинает:

– Что вы предлагаете? Я знаю, что вы писатель, но в данный момент нам нужно нечто большее, чем хорошая история.

Мануэль выпускает густую струйку белого дыма поверх головы Джона.

– Я предлагаю револьвер. Имя убийцы, историю и револьвер.

Уотт ждет, когда он назовет цену, но Мануэль не называет ее. Внезапно деньги кажутся ему не такими уж важными. Джон перехватывает взгляд Уильяма. Джон тоже заметил ошибку Мануэля. Он забыл запросить с них цену, прежде чем дать информацию. Джон думает, что он ошибся спьяну. Уильям видит систему в хаотическом поведении, неспособность контролировать внезапные порывы, отсутствие долгосрочного планирования.

Джон подается вперед.

– Откуда мы узнаем, что это не просто первый попавшийся старый револьвер?

Мануэль курит и ухмыляется.

– Парня зовут Чарльз Таллис, и он нацеливался на Валентов.

Джон и Уотт смотрят друг на друга. Они размышляют о Валентах. История, похоже, может быть правдоподобной.