По следам мистера Волка (СИ) - Кофей Ева - Страница 56

— Не надо убивать Ботика! Бокиботика... В общем, не стоит, я не хочу мясо. Сейчас нет аппетита, спасибо тебе. Приляг лучше рядом... Ты... Ты такая заботливая. Я это ценю.

И она ложится прямо на него, устроив голову на могучей груди.

— Ты все вспомнишь, а если нет — я все тебе расскажу. Мы наверстаем эти годы. Не тревожься...

Бернард вздыхает и поглаживает её по волосам.

— Хорошо... А как я... ну, как я себя обычно вёл? Расскажешь обо мне?

— Ты у меня очень робкий, но хороший, — начинает она говорить с явным удовольствием. — В детстве отец ударил тебя по голове, и с тех пор ты боишься выходить из дома. Я все делала для тебя. А ты любил сидеть дома и не выходить. Так мы и жили все эти годы, милый.

— А, — тянет он, — так я не люблю выходить? Даже во двор? А на крыльцо?

— Только со мной. У тебя все в голове расшатывается на улице, моя бедняжка.

— Ох, тебе пришлось тяжело со мной, да? Бедняжка... И дверцы у шкафчиков я видел сломаны, покосились как! Неужели я починить не мог?

— Это недавно только, — отзывается она, странно помедлив, — ты на все руки мастер. Правда-правда. И... очень хорош...

— Да, я так и подумал, а потом стал сомневаться. Тем более, если меня в прошлом... ну, по голове ударили. Зачем я тебе такой?

Она смеётся и чуть приподнимается.

— Люблю я тебя, дурачок.

— И... и я, — звучит как вопрос.

— Она проводит пальцами с ломкими, желтоватыми ногтями по его груди и скалится. — Мой медведь... люблю волосы на твоей груди... И ты тоже любишь! Рррр!

— Свои волосы? — невольно напрягается он и вжимается в подушку, боясь пошевелиться.

— И свои тоже, да...

Она целует его в шею.

И Бернард коротко вздрагивает.

— Дорогая... Мы собирались... Эм, мы собирались спать, — звучит он жалобно, самому становится неприятно, но ничего поделать с собой Бернард не может.

— Жена я тебе или кто? Я ведь всю жизнь с тобой! Живу как затворница! И чем ты мне платишь? А как же... Как же супружеский долг?

Бернард пытается выбраться из-под неё, чтобы подняться с постели.

— Я... Не помню тебя. Разве же... будет честно? Давай начнём, мм, с малого?

— Ну, дорогой, — Мэри запускает пальцы в его волосы, — может быть, так ты все вспомнишь. Я сделаю так, как тебе нравится.

— А ты, — проглатывает он ком в горле, — знаешь точно?

— Хоть поцелуй меня!

Её огромные глаза сверкают гневом, а пальцы смыкаются на горле.

Дверь хлопает внезапно, большими, уверенными шагами Людарик Даймонд рассекает комнату и останавливается у кровати.

— Как это понимать?

Бернард переводит на него затуманенный, растерянный взгляд, который стремительно проясняется.

— Вы из стражей, так? — спрашивает он с надеждой слабым голосом.

Людарик мрачнеет. Он выглядит с новой причёской не менее странным и растерянным, чем лежащая под городской сумасшедшей пропажа.

— Это шутка? Какого чёрта ты тут делаешь?

— Это мой муж! — кричит Мэри. — Отстаньте от него! Он очень болен.

И прикрывает его лицо своими волосами.

— Убирайтесь из моего дома! По какому праву!

— Я, — высвобождается Бернард, — действительно болен, на моей спине рана... И я не помню... ничего. Поэтому...

Он не договаривает, что рад видеть кого-то из стражей, но по глазам его должно быть всё ясно и так.

Людарик хмуро наблюдает за весёлым цирком одной актрисы. И даже не вздрагивает, когда она достаёт из-под кровати нож и заносит его над Бернардом.

Он дёргает её на себя за неопрятные патлы.

Нож летит на пол, в комнату заходят остальные стражи.

— Увезите её в участок, — распоряжается Людарик Даймонд, мазнув взглядом по Дирку Хорсу.

— А есть смысл? — выгибает тот бровь.

Бернард же, бледный и болезненный, замирает на месте.

И в это время в и без того маленькое помещение врывается сияющий Кроули.

— Ах, так мы оказались правы! И жертва была не напрасна. Ах! Поздравляю!

Людарик, поморщившись, садится на кровать, когда стражи выводят Мэри из дома.

Кроули застывает у двери. Бернард какое-то время беспокоится из-за его присутствия, не понимая, кто он и зачем здесь, но быстро отвлекается на красивого и странного стража рядом с собой.

— Вы... кажетесь мне знакомым.

Людарик цокает.

— Я не для того резал волосы, чтобы пришлось тебя увольнять, Бернард.

Успокоенный, что хотя бы имя это действительно принадлежит ему, Бернард ложится и, наконец, расслабляется.

— Странная причёска. Тебе больше пошли бы длинные волосы. Хотя и так красиво, — улыбается он и сонно повторяет: — Красиво...

— Все считали тебя мёртвым, — выдыхает глава стражей. — А ты прохлаждался у Совы. Как твоя рана?

Бернард болезненно морщится.

— Не очень хорошо... У кого прохлаждался? Знаешь, — как-то незаметно переходит он на «ты», — мне не давали выйти. А здесь так душно, не находишь?

— Наверное, у тебя жар, — Людарик хмурится. — Сова. Местная чокнутая. Её слабоумный «муж» умер несколько лет назад. После этого она окончательно тронулась. Её хотели обвинить в убийстве, но ты посчитал, что это несчастный случай.

— Но это действительно был несчастный случай. Он споткнулся, а дальше... Я уверен, на это указывали многие детали, как и отметины на ботинке, который застрял в той коряге. Даже если бы она толкнула его в спину, то никак бы не подстроила, что он застрянет и упадёт именно так!

Людарик улыбается.

— Помнишь да?

— Конечно... Так она меня знала? — не замечает он проблесков своей памяти и продолжает говорить, будто ничего не происходит. — Выходит, врала мне... — вздыхает.

— Думаю, ты ей понравился ещё с того момента, как защитил её. И стал последним проблеском надежды. Даже не знаю, что с ней делать теперь.

Бернард хмурится.

— Она не хотела мне зла... Думаешь, ударила бы ножом?

— Не доставайся же ты никому... — шепчет Людарик и вдруг касается горячей руки помощника.

И у Бернарда начинают блестеть глаза.

— Людарик... Я сошёл с ума, как и она, да?

— Я поручил тебе одно дело. Весьма занятное. Тебя ранили скорее всего из-за него. Пока не знаю, насколько всё плохо, — он усмехается, — но вроде ты не безнадёжен.

— Я тебя узнаю, но не помню... Многого не помню. Но... Мне уже спокойнее. Ведь это ужасное место не моё. Не моё же? Точно?

— Твой дом тоже та ещё дыра, но жены у тебя нет, — ухмыляется Людарик. — Иначе я бы с ней переспал.

— Да, помню наши шуточки на этот счёт... Но теперь моя жена на тебя бы не посмотрела. Где твои волосы, дурень? — хмыкает он, усмехаясь.

Кроули, о котором все забыли, незаметно выходит на улицу, почувствовав себя лишним.

И застаёт не слишком-то приятную картину.

Мэри по прозвищу Сова трепыхается в руках Дирка Хорса, кусает его и грязно ругается, не переставая говорить о муже.

— Я его даже не попробовала! — она заливается слезами.

Кроули едва ли не краснеет, понимая о чём она.

— Осторожнее с женщиной, — бросает он Хорсу. — Она не в себе!

— Ага, — переводит он взгляд на Кроули, и Мэри вцепляется в него сильнее, на что Дирк реагирует незамедлительно — отрывает сухонькую женщину от себя и швыряет на землю.

Она ударяется головой о булыжник.

Мальчишка, у которого не так давно произошла неприятная сцена с Элис, вскрикивает, а лошадь, которую он гладил, встаёт на дыбы.

Кроули пятится, хотя хорошо бы подойти проверить, как там несчастная Сова.

— Да разве можно так... — бормочет он и вдруг начинает кричать: — Мистер Даймонд, ваш человек убил блаженную! Я почти уверен, что убил! Я напишу на всех вас жалобу! Я подам в суд!

Но очередного убийства в и без того мрачном Бонсбёрне не случается: Мэри пытается приподняться, кряхтя и проклиная «властных и возбуждающих мужчин».

— А ведь им, — выходит Людарик, — нравятся сумасшедшие.

— Простите? — не понимает Кроули, будучи всё ещё под впечатлением от увиденного.

— Феи, — пакостная ухмылка, — им явно нравятся люди, у которых крыша немного... набок.