По следам мистера Волка (СИ) - Кофей Ева - Страница 17

Это тоже не выход и вызывает у людей жгучий страх. Неучтённые, одичавшие оборотни, рыскающие по Элмаре, в то время как самым обыкновенных волков уже несколько столетий назад извели с острова подчистую.

С другой стороны — многие старики и взрослые люди ещё помнят, как относились к оборотням при короле и какую пользу они принесли в борьбе с ведьмами.

В Бонсбёрне волки сбились в кучу на окраине, все они учтены, все работают и приносят городу какую-никакую пользу.

Джордж Финч собрал их практически в стаю, почти что в семью. Он считает, что только так можно избежать брожения общества по поводу темы волков. Если они сбегут, поджав хвосты, об их хороших делах забудут, вперёд выйдут страхи, и некому будет вставить слово в защиту невиновных.

Он курит под козырьком своего дома, темно, фонарь едва светит, накрапывает мерзкий дождик.

Зря, зря Оуэн вернулся…

Он лишь накликает на остальных беду, если продолжить слоняться по городу и привлекать внимание.

И будто в ответ на его мысли Герберт появляется рядом. Глаза мерцают, ведь полнолуние близко, губы трогает неприятная ухмылка, словно граф и здесь готовится защищаться.

Впрочем, почему «словно»? Он готовится. Мало того, что убийство приписывают оборотню, так в городе появился едва ли не самый известный из них, с плохой репутацией, прямиком из тюрьмы… Вряд ли ему и сородичи теперь рады. Скорее всего и десять лет назад его арест бросил на оборотней тень.

— Давно не виделись, — здоровается Оуэн, останавливаясь в паре шагов Финча. — Тоже не спится?

— Тебя-то мне и надо, — пренебрегает Финч вежливостью. У него каштановая бородка, крупное телосложение и маленькие, внимательные глаза. — Меня и ребят уже допросили, у некоторых нет алиби, но в общем никого не арестовали.

— Рад за вас, — хмыкает Оуэн. — А ты уверен… Прости, что я так прямо, но ты уверен, что среди них точно нет виновного? Не приютил никакого волка без метки? — на этих словах он невольно касается пальцами своего виска, на котором приглушённым красным цветом отпечатано клеймо.

Финч кривится и сплёвывает.

— Уверен в них. В тебе — нет.

— Потому что так проще, — усмехается Оуэн, — или действительно уверен? Меня тревожит, что на мой вопрос о не зарегистрированных волках я так и не получил ответ.

— Здесь уже были стражи, Герберт… — Финч выбрасывает окурок, переводит взгляд на дверь, затем на незваного гостя. Приглашать его он не собирается. — Против тебя нет веских доказательств, лучше будет, если ты просто исчезнешь из города.

— Я и сам, может, рад бы был, — разводит он руками.

Не рассказывать же Финчу о том, что держит его здесь, по большей мере… безденежье? Налог за замок высок… Обидно было бы платить за пустую развалину, и за новое жильё одновременно. Звучит оно, конечно, просто и не весомо, но на деле оказывается проблемой. К тому же с его судимостью и дурной славой вряд ли Герберт отыщет себе достойную работу.

— Я стражам не доверяю, — добавляет он. — Да и что-то не так в этом деле… — граф раздумывает немного, а затем договаривает уже иным тоном, можно сказать, доверительным и спокойным: — Не воспринимай меня, как врага, Финч. Если меня снова посадят за чьи-то грехи, оборотням хуже будет… Я этого не хочу.

— Если тебя увидят здесь, подумают, что мы имеем к тебе какое-то отношение! — рявкает Финч. — Я не знаю, что у тебя было с Розали, но…

Его прерывает скрип двери, к ним выходит женщина, закутанная в шаль и качающая на руках ребёнка.

— Долго ты? — зовёт она.

— Сейчас, зайди в дом, холодно же, Ребекка!

— Герберт, — удивляется она, каким-то чудом узнав графа, — зайдёте к нам?

— Нет, — отрезает Финч.

А Герберт, ступив было в направлении их дома, отступает.

— Благодарю, — приветственно кивает он Ребекке, не желая тревожить и расстраивать её, — поздно уже, неловко. Мне надо идти, — и, не дожидаясь ответа, не глядя больше на Финча, спешным шагом удаляется прочь.

Он шагает по тёмной улице, здесь даже не горят фонари, а окна домов вдалеке выглядят как огоньки чьих-то перемигивающихся глаз или зажжённые сигары.

Тучи над головой на пару минут расступаются, открывая почти идеально-круглую луну, и свет её режет Герберту глаза.

Он останавливается, чтобы раздражённо и устало потереть переносицу, крепко зажмурившись, пытаясь справиться с головной болью. Как вдруг сгибается пополам от боли.

Странно…

Он оказывается на дороге, коленями в серой луже, пальцами зарывшись в камни и грязь.

— Чёрт, — выдыхает он. — Нет-нет-нет, рано… — и стискивает зубы, выпуская сквозь них сдавленный стон, а затем и рычание.

Так бывает… Редко, но у оборотней так бывает перед полнолунием. Из-за каких-либо потрясений обычно, а Герберт сейчас слишком расстроен и взбешён, поэтому ничего удивительного. Но… С ним этого не должно было быть. Да ещё так не вовремя!

Кости трещат, как горящий хворост, крик разносится по округе, отдаётся эхом во вновь темнеющем небе, на котором из-за туч нет и намёка на рассвет, а затем перерастает в волчий вой.

И лапы крепкие, сильные, увенчанные острыми чёрными когтями, оставляют следы на дороге…

***

От центра далеко. И что делать молоденькой светловолосой девушке так поздно… рано? Таким ранним, тёмном утром на улице одной?

Она короткими перебежками, крадучись, идёт по разбитому тротуару к единственному здесь горящему фонарю, что вот-вот погаснет, позволив вокруг себя схлопнуться темноте.

В светлых тонких пальчиках она сжимает записку. От поклонника… В глазах стоит нечто затаённое пополам с волнением, губы бледны от страха. Ночи отныне тревожные, да и не пристало девушке вот так видеться с мужчиной.

Но она идёт, кутаясь в серый тяжёлый плащ. И вздрагивает, замечая движение в стороне, среди кустарников…

Она ускоряет шаг, с отчаянием вглядываясь в темноту за фонарём, надеясь разглядеть там знакомую фигуру. Но никого нет…

А за спиной слышится хриплое дыхание и словно царапанье когтей о каменную дорогу.

Девушка замирает, на ресницах её дрожат слёзы. Она собирается с духом, чтобы обернуться, но не успевает, чувствуя сильный толчок в спину.

Валится на дорогу, крича и в кровь сбивая коленки и руки. Рвётся из стальной хватки, что сомкнулась чуть ниже её шеи. И всё получается! Плащ остаётся в клыках и когтях зверя. А девушка бежит к ближайшему дому, в котором загораются окна.

Правда добраться до него не успевает.

Сверкают в лунном свете когти, и кровь очередной жертвы орошает землю.

Наступает тишина. И окна в доме гаснут.

Благо Бернард Хизар похлопотал о том, чтобы Элис выпустили, как только коронер вынес справедливое заключение: миссис Олди умерла от вполне себе естественных причин.

Правда, он ещё пытался убедить её следить за мистером Оуэном, но понял быстро, что служанка непробиваемая — и с богом отпустил домой.

Элис спешит изо всех сил. Без неё все дела ведь встали! Благо, хоть дождь перестал, небо прояснилось и белый диск солнца отражается в грязных лужах.

Она думает о графе, о недостиранном белье, завтраке и кузене.

И совсем забывает о мистере Кроули, который, судя по всему, собрался прогуляться.

Он встречает её радостным взглядом, кивком головы и быстрым шагом направляется к ней. Едва ли не бросается! Но сдерживает себя, нехорошо ведь забывать о сдержанности.

— О, как я рад вас видеть, как рад! Я не понимаю, — частит Кроули и выглядит при этом таким потерянным! — Не понимаю… Граф исчез, в доме призрак, хотя, конечно, смотря кого мы называем призраками. И вас не было так долго, так долго, что я начал беспокоиться!

Элис натягивает пониже шляпку, чтобы за тенью от неё не так заметны были синяки на лице.

Столь праздный элемент гардероба достался ей от… Людарика Даймонда. Глава стражей был в хорошем расположении духа, распущенном, даже можно сказать.

— А вы, мистер Кроули, договаривались на полный пансион? А за сколько, если не секрет?