Железный лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 4

Меж тем прием продолжался. Лев же, своевременно отступивший, лежал в своей комнате и думал.

Ему решительно не хотелось под теплое крылышко Анны Евграфовны. Гордость не позволяла. Он и под опекой тетушки чувствовал себя отвратительно, а тут вообще какое-то позорище выходило.

Да, в аристократической среде редкий брак был по любви, и все с пониманием относились к подобной слабости. Поэтому такие «феи» и «волшебники» цвели и пахли непрестанно, и такие поступки никто и не осуждал, если они не переходили границу приличий.

Но беда заключалась в ином: мужчина бы себе такого просто не простил.

И не из-за того, что Анна Евграфовна была дурна собой. Никак нет. И в иной ситуации он, быть может, и первым полез к ней под юбку, но совсем на иных условиях. А сейчас требовалось срочно что-то предпринимать, быстро и сильно поднимая свой статус, чтобы выскочить из круговерти подобных игр.

Для чего требовались деньги.

Много денег.

Очень много денег, и не чьих-то, а своих. Ну и в ближайшие недели, а может и месяцы постараться уклонится от общения как с Анной Евграфовной, так и вот таких «подводов» со стороны тетушки…

[1] Штосс (банк, фараон и прочее) очень популярная карточная игра в высших слоях общества в XVIII-XIX веках. Играли двое. Воспевалась Пушкиным, Лермонтовым, Толстым и прочими. Не требовала никакого мастерства, лишь удачу. Играя «по большой», можно было за один вечер спустить огромное состояние.

[2] Пелагея Ильиничная Юшкова (1801–1875), урожденная Толстая, сестра отца Льва Николаевича. В 1841 году после смерти своей сестры Александрой Остен-Сакен, стала опекуншей детей брата.

[3] Салон в реалиях XIX века был чем-то клуба по интересам с собранием на чьей-то частной территории, как правило, в особняке или квартире. Обычно салоны собирались вокруг яркой и популярной личности. В некоторые из столичных салонов захаживали даже императоры.

[4] Эту тягу Юшковой автор взял из воспоминания Льва Толстого. Хотя и без конкретных подробностей.

[5] «В молодости Анна Евграфовна отличалась замечательной красотой, а по росту своему имела возможность образовать из себя не менее двух, если не целых трех Сергеев Павловичей.» Русская старина. — 1895. — Вып. 12. — С. 146.

[6] У Льва Толстого рост был около 180 см (в зависимости от оценок), что для тех лет немало.

[7] Ruski pies (пол.) — Русский пес.

Часть 1

Глава 2

1842, апрель, 5. Казань

По улицам Казани медленно двигалась коляска. Кучер которой осторожничал, ибо молодой господин, севший к нему, сказался дурно себя чувствующим и просил не растрясти. За копеечку малую, разумеется.

— Осторожнее! — покрикивал время от времени Лев Николаевич на ухабах.

Но без злобы и негромко, так как все это было лишь игрой.

С того злополучного вечера он стал уклоняться от совершенно излишних для него новых встреч с графиней. Да и тетушку предпочитал избегать, а потому «убегал» из дома как можно раньше — «пока все спали», то есть, до полудня. Возвращаясь же, имитировал дурное самочувствие, удаляясь сразу к себе. Ну и в процессе таких прогулок держал «марку». Просто из опасений, что Пелагея Ильинична или ее супруг решатся опросить слуг, а те от того же кучера или еще кого прознают лишнее.

Хорошо хоть тетушке хватало ума не вызывать докторов. Да, осуждающе на него поглядывала, но не более. Во всяком случае, пока…

Дзиньк.

Прозвенел колокольчик, пропуская Льва Николаевича в книжную лавку при Казанском университете. В ней продавались учебники и всякие полезные к науке и общему кругозору издания, включая иноземные монографии, журналы и прочее. Сюда он зашел в последнюю очередь, прежде обойдя все прочие книжные магазины просто потому, что ожидал увидеть здесь этакий аналог магазина «Школьник» из позднего Союза, а потому, когда заглянул, немало удивился, осознав: как он ошибался.

Продавец, что читал какую-то книгу, поднял на него глаза.

Вежливо улыбнулся.

И поправив очки, вышел из-за стойки.

— Рад вас видеть, молодой человек. Вы у нас первый раз?

— Здравствуйте. Да, впервые. Под Рождество из Москвы приехал.

— И что же вас привело к нам в разгар зимы из самой Москвы?

— Печальные обстоятельства. Родители покинули этот бренный мир, а с ней и опекунша. Так что теперь нас забрала к себе тетя, которая отныне и опекает меня с братьями да сестрой.

— Кажется, я слышал об этой печальной истории. Настоящая трагедия — остаться без родителей в столь нежном возрасте. — покивал продавец. — Вы, верно, кто-то из братьев Толстых?

— Все так. Лев Николаевич.

— О! — широко улыбнулся продавец, но сдержавшись. — Слышал, слышал. О вашем знакомстве с Эдмундом Владиславовичем уже вся Казань судачит.

— Да будет вам, — небрежно махнул рукой молодой граф. — Неужто вся?

— Как есть вся. И ходят разные слухи… Мне, право, неудобно спрашивать. Но что же там на самом деле произошло?

— Вы не поверите — не помню. — максимально по-доброму улыбнувшись, ответил Лев. — Перебрал пуншу. Отчего даже думаю, что все это попытка надо мной подшутить.

— Хороша же шутка! — охнул продавец. — Бедный Эдмунд Владиславович чуть не застрелился, сгорая от стыда.

— Вы сами-то верите в это? Чтобы сочувствующий изменникам, бунтовщикам и прочим разбойникам сгорал от стыда? — широко улыбнулся Лев Николаевич.

— Даже не знаю, что вам ответить… — вернул вялую улыбку продавец и решил сменить тему. — Но что же это я? Вы же за книгами зашли, а я вас пустыми разговорами терзаю. Какая именно книга вас интересует?

— Мне нужна такая книга, в которой описывалось бы современное положение науки. Междисциплинарное. Что открыто, что ищут и прочее. Обзор такой. Срез момента. Я собираюсь поступать в Казанский университет и разрываюсь между факультетами. Вот и хочу понять: где мне интереснее будет учиться и полезнее.

— Боюсь, что таких у нас нет. — явственно разочаровался продавец. — Более того, я о таких даже не слышал.

— Очень жаль. Это явно недоработка нашей Академии наук.

— Что есть, то есть, — вяло улыбнулся он. — Могу предложить альманах «Ученые записки Казанского университета», «Журнал министерства народного просвещения» и альманах «Библиотека для чтения[1]». В них шире всего освещаются поднятые вами вопросы. Хотя, в сущности, это не аналитические, обобщающие труды, а просто сборники актуальных статей. А также… хм… у нас имеются и просто тематические журналы.

— Я могу их полистать? Можете сделать подборку, чтобы я смог оценить?

— Разумеется. — кивнул продавец. — Какие именно журналы вам показать? По каким направлениям?

— По физике, химии, математике и геометрии. Хм. Ну еще и по биологии с медициной, быть может, еще и по истории с географией.

— Оу… Такая широта! Хорошо. Сейчас посмотрю, что у нас есть. Это может занять некоторое время. А пока… хм… не желаете ознакомиться? — словно фокусник, продавец достал книгу непонятно откуда.

— О началах геометрии, — произнес Лев Николаевич, прочитав и переведя название на русский язык с французского. — Лобачевский. Хм. Это не ректор Казанского университета?

— Именно так. Это самая важная работа Николая Ивановича.

Лев принял ее, встал у окна, чтобы больше света, и стал эту книжицу листать. Меньше ста страниц, большая часть из которых посвящены излишне осторожной и деликатной подводке к вопросу. Суть же излагалась достаточно компактно. К тому же в силу профессиональной деятельности в последние годы перед той аварией мужчина всю теорию Лобачевского и так знал назубок. Они ведь лежала в основе рабочих гипотез самой идеи подпространства многомерной мультивселенной. Однако по тексту все же пробежался — ему требовалось понять состояние дел на текущий момент. Собственно, ради этого он и решил изучить нынешнее положение науки, без чего планировать что-то представлялось затруднительно.