Ребенок для Азата (СИ) - Зайцева Мария - Страница 40

Не сдерживаюсь и проверяю.

Азат вздрагивает, пальцы на моих бедрах сжимаются крепче, чуть продвигая меня вниз, туда, куда ему сейчас очень нужно.

И мне нужно.

Потому что, несмотря на злость и неловкость, то, что он сказал, может считаться за признание в любви?

Наверно, да.

— Но знаешь, они, конечно, молодцы там, в фонде… Я ведь давал задание проверять твою Лауру по всем связям. А родственные связи почему-то не отследились.

— Ее мама… Своеобразная женщина, — шепчу я, никак не противоборствуя настойчивости Азата, уже, практически, добившегося своего. Мне так сладко сейчас, так чувствительно все внизу… И хочется большего. — У нее совсем другое имя. А у Лауры в паспорте она записана по имени отца. Ах…

Азат тихо рычит, усаживая меня поудобнее, я замираю от наслаждения… И упираюсь опять руками в теплый, твердый живот.

— У этого фонда… — хрипит он, лаская меня, — широкие полномочия… Я и не знал, что они есть в нашей стране…

— Да… Ох… Они могут многое… И у них поддержка всех стран Евросоюза… Они везде есть…

— Расскажешь мне потом подробнее, — приказывает Азат, подкрепляя свои слова действиями.

— Нет уж… — я тоже умею противостоять, научилась, хотя, видит Всевышний, борьба неравная…

— Ах ты, маленькая скрытная девчонка, — рычит Азат, неожиданно переворачиваясь вместе со мной и распиная меня под собой.

Я прикрываю глаза, принимая все, что он может мне дать сейчас, и переплавляя его ярость от моего сопротивления в удовольствие. Наверно, это правильно, наверно, именно так и должна делать женщина: нивелировать мужскую животную ярость в сладкую, страстную негу. Переплавлять разрушительное начало в созидательное…

Я никогда не расскажу Азату, каким образом выбралась из страны, какую роль сыграл в этом фонд, которым управляет мама Лауры.

Мне хочется, чтоб женщины, которых берет под защиту этот фонд, имели возможность самостоятельно принять решение о своей дальнейшей судьбе, без давления со стороны родственников и мужа.

В конце концов, могут быть у меня секреты от мужа?

— Нет, Нэй, я не останусь…

— Но Лэй, тебе же не засчитают практику…

— И пусть. Я все равно не планирую в айти сфере работать, сама знаешь, мама зовет в свой центр…

— Лэй, но…

— Нэй, прости меня…

Я смотрю на удаляющуюся фигуру Лауры и ощущаю, как в груди все сжимается тревожно и болезненно.

Я так и не поговорила с ней, так и не рассказала про изменения в своем статусе. И видела по глазам подруги, что сейчас мои откровения явно будут не к месту.

Все же, братья Наракиевы — это жуткие черные смерчи для несчастных женщин.

Просто кто-то привыкает и находит со своим личным смерчем единый ритм движения, а кто-то не может этого сделать…

Я уверена, что мы еще обсудим это все, еще поговорим по душам. Но нескоро.

И это больно.

Я возвращаюсь в кабинет и, не выдержав, опять открываю письмо-приглашение на собеседование от крупной айти-корпорации. Это — совершенно не конкурент “ЮМИ”, их даже сравнивать смешно: это как сравнить дельфина и кита.

И сейчас кит активно меня, что называется, “хантит”. Оцениваю предложение по зарплате, социальному пакету и прочим приятным вещам и закусываю губу. Очень заманчиво. Очень… Как быть?

Интересно, как узнали обо мне? Кто рассказал?

Приходит сообщение от Боба:

— Нэй, жду тебя в конференце.

Ничего себе…

Иду по коридору, встречаю его на полпути. Боб кивает и сворачивает к курилке, явно приглашая за собой.

Заинтригованная, подчиняюсь.

— Нэй, без предисловий, времени мало, — начинает Боб, стоит только за нами закрыться двери, — ты видела предложение от “АйЭмСистемс”?

— О… Но откуда?.. — и тут до меня доходит.

— Да, это я тебя туда предложил, — кивает Боб, — только не для распространения, Нэй, договорились? Мне предлагают там должность директора по развитию. На три страны, Нэй. Не мне тебе говорить, какие это перспективы. И я хочу, чтоб ты ушла со мной. Подумай. Здесь будет направление на восток и Азию… И на всех этих направлениях уже сидят ставленники новых акционеров. Мне не пробиться. А там… Там другой масштаб. И для тебя тоже, понимаешь, Нэй?

— Но этично ли это, Боб?

— А что тут неэтичного? У нас даже продукты не пересекаются! Короче говоря, Нэй, думай, сегодня вечером мне нужен ответ.

Киваю, иду обратно в глубокой задумчивости.

Невероятно заманчивое предложение.

Вот только… Азат… Что он скажет?

— Я скажу “нет”! — грозный рык Азата заставляет жалобно звякнуть стеклянные перегородки опенспейса.

Учитывая, что мы находимся в его кабинете, через две стены, это прямо удивительное дело.

Я молчу, выпрямившись, смотрю твердо в его черные от ярости глаза.

— Ты не будешь работать в другом месте! И, кстати, расскажи, в каком? Не расскажешь? Ладно, сам узнаю. И разнесу эту контору к шайтану!

Ну-ну… Мне на это будет даже любопытно посмотреть…

Видимо, мой скепсис отражается на лице, потому что Азат замолкает, с минуту бешено раздувает ноздри, а затем неожиданно одним мягким движением скользит в мою сторону.

У меня тут же пересыхает во рту от напряжения и предвкушения. Это странное ощущение, но приятное.

— Сладкая… — он кладет свои тяжелые руки мне на плечи, — ну зачем тебе это все? Мы же договорились…

— Мы ни о чем не договорились, Азат, — тихо отвечаю я, стараясь держатся строго, хотя, видит Всевышний, как мне хочется уступить и мягко прогнуться кошечкой, повинуясь власти его рук, — то, что ты мне сделал предложение, еще не дает тебе власти надо мной…

— Дает, — рычит он раздраженно и возбужденно, руки скользят по плечам вниз, обхватывают талию, прижимают к мощному телу. — Дает. Я — твой муж. Теперь и по местным законам.

— Еще нет, — поясняю я, — да и, когда будешь, и если будешь… — руки сжимаются крепче, рычание становится агрессивнее, — то все равно я не твоя собственность. Я могу принимать решения, такие, какие мне хочется.

— Но советоваться со мной ты должна, — хрипит он, задирая на мне строгую юбку.

Пытаюсь выкрутиться, но он легко преодолевает мое сопротивление, целует в шею, заставляя все тело гореть от возбуждения. Несносный Зверь! Опять за свое!

— Только советоваться… — задыхаюсь я, упираясь руками в столешницу, — и все… Ой…

— Я тебе не советую… — Азат добирается до того, что ему так сильно нужно сейчас, возится с одеждой, тяжело дыша от возбуждения, зажигая меня еще больше. Я словно со стороны вижу нас, сплетенных в объятиях, бесстыдных, жадных… Ох, какая я развратная… И почему мне это нравится? — Я тебе лучше условия предложу, слышишь? — шепчет этот дэв-искуситель, прижимаясь все теснее, оплетая меня своими руками, не давая ни грамма свободы, — лучше… Лучше… Лучше…

И я сдаюсь, готовая рассмотреть все его весомые аргументы, особенно, когда их преподносят в такой сильной, качественной амплитуде…

Азат

— Брат, а не зачастил ли ты в Стокгольм? — я лениво выдыхаю ароматный кальянный дым, щурюсь на Адиля, хмуро просматривающего переписку в телефоне.

Мы сидим на террасе моего дома, я слышу, как в стороне заливисто смеется Адам, плескаясь в бассейне и что-то ему строго выговаривает моя жена. Наира. Сладкая.

Теперь совсем моя. Опять.

Мы поженились спустя месяц после нашего второго воссоединения. Каких трудов мне это стоило, один Всевышний знает.

До сих пор на душе тяжелеет, когда вспоминаю то сложное время.

Моя женщина открылась для меня с совершенно новой стороны: упрямая, как горная коза, и такая же бодливая. И такая же бесстрашная.

Я порой сам себе удивлялся, как выдерживаю это все. И почему даже получаю удовольствие от ее постоянного противостояния, от укрощения ее.