Ребенок для Азата (СИ) - Зайцева Мария - Страница 15

— Это тоже не гарант, — настроение, и без того дурное, портится еще сильнее, я с трудом дожидаюсь, пока мне перевяжут руки, и разворачиваюсь к новой груше, что уже повесили вместо испорченной.

— Ничто не гарант… — философски отмечает Адиль, — ты, кстати, отступился, я надеюсь?

— Не надейся.

— У нее ребенок маленький совсем…

— Это проблемы ее мужа. Кстати, почему у меня нет до сих пор данных на него нормальных? Наша СБ вообще работать собирается?

— Сам их строй… У меня скоро встреча.

Адиль пожимает плечами, показывая всем своим видом, что самоустраняется от проблемы. Он мне свое мнение уже высказал, больше смысла уговаривать не видит.

И это правильно. Мы уже взрослые люди, не те мальчишки, что пытались доказать что-то друг другу с помощью кулаков.

Я разворачиваюсь к груше, но не успеваю ударить, дверь в зал распахивается, и на пороге появляется высокая блондинка. Она оценивающе рассматривает нас с братом, и, клянусь, взгляд у нее очень непристойный! Так жеребцов осматривают перед продажей!

Мы с Адилем удивленно усмехаемся такой наглости, а блондинка, уперев в меня жесткий не по-женски взгляд, решительно направляется в нашу сторону.

Я разворачиваюсь, смотрю на нее, придерживая одной рукой грушу.

— Азат Наракиев, так? — она не здоровается, не употребляет вежливое обращение, хотя здесь, в Швеции, уже давно не используются все эти “мисс”, “миссис”, “господин”, “фру” и прочее. Мне было удивительно, когда Наира поправила меня, четко указав на свое замужнее положение. Ну а вежливое “господин Наракиев” от Боба скорее считается просто данью уважения. Между собой они все на “ты” общаются. И по именам. Дурная страна. Неправильная.

И женщина, яркая представительница этой страны, высокая, красивая, с правильными чертами лица и длинными ногами, сейчас откровенно дерзит, даже просто глядя на нас с братом так упрямо.

На родине ее бы уже давно вывели… Да что там! Ее бы даже не пустили сюда, в истинно мужское место!

Но мы не на родине. И она здесь.

Киваю в ответ на ее нахальный вопрос.

— Я — Лаура Лундин, отдел по связям с общественностью “ЮМИ”, — коротко представляется она. И добавляет через паузу, — подруга Нэй Клаус.

Смотрю на блондинку теперь уже по-другому. С узнаванием. Да, это та самая Лаура, университетская подруга Наиры. Ее проверяли в первую очередь, когда жена пропала. Несколько месяцев смотрели, пока не убедились, что Наиры у нее нет.

И надо же… Она здесь! Значит… Значит, она — одна из тех, кто помог Наире сбежать! Вот сейчас и узнаю, каким образом…

— Я хочу сказать вам, — она смотрит только на меня, игнорируя полностью стоящего рядом брата, — что я в курсе вашей истории… И знаю, что вы сделали с Нэй… И я уговаривала ее заявить на вас в полицию!

— Это за что же? — усмехаюсь я, хотя внутри все клокочет от гнева.

О чем именно она в курсе? Что Наира рассказала ей? Чего я не знаю! Явно эта блондинка обладает большей информацией о мотивах побега моей жены, чем я!

— За удерживание в плену, за насилие, в том числе и сексуальное! Это тяжкие преступления в нашей стране, Азат Наракиев!

— Доказательства?

— Они есть, поверьте!

— Тогда почему ты здесь? А не в полиции?

— Потому что… Нэй… Она чистая, честная и очень добрая девушка! Она никому не желает зла! Даже тому, кто ее обидел!

— Я не обижал ее! — неожиданно подрывает меня, да так, что из горла рычание вырывается. Безотчетно двигаюсь к ней навстречу, сжав обмотанные бинтами кулаки.

Но блондинка, надо сказать, не робкого десятка. Она не двигается с места, хотя, будь сейчас любой мужчина рядом, то точно отшатнулся бы.

Лаура же только независимо задирает нос и цедит сквозь зубы:

— Обижали! Удерживали! Насиловали! И сейчас преследуете!

Я не могу ей ничего ответить даже, настолько прихожу в ярость от той ереси, что она несет. Я? Насиловал? Мою сладкую Наиру? Мою девочку? Да как она…

— Стоп! — Адиль бесстрашно становится между мной и наглой блондинкой, не пуская к ней ближе. Рассматривает ее, заложив руки за спину, потом коротко приказывает, — говори, зачем пришла сейчас. Явно не рассказывать моему брату то, чего он не делал.

— Делал!

— Ах ты, дочь шайтана! — от бешенства я перехожу на родной язык, и Адиль, не отводя взгляда от Лауры, жестко прерывает меня, тоже на родном:

— Прекрати. Это провокация.

И снова, обращаясь к Лауре:

— Чего ты хочешь?

— Хочу предупредить. Если моя подруга опять будет из-за него страдать, я перестану ее слушать! И пойду в полицию! Понятно? И я добьюсь, чтоб информация о том, что с ней произошло с участием твоего брата, попала везде, где только возможно! Понятно?

— Понятно. Еще что-то?

— Нет.

— Тогда потрудись выйти отсюда.

Блондинка бросает на меня еще один злой, предупреждающий взгляд и, развернувшись, гордо выходит из зала.

Брат какое-то время смотрит ей вслед, оценивающе прищурившись, а затем резко разворачивается ко мне:

— Ты что устроил?

Но я уже успокоился, выдохнул и взял себя в руки. Киваю:

— Да, прости. Не сдержался.

— Ты с ума не сходи, я уже предупреждал тебя! Это не родина, здесь другие люди, другие женщины… Не дай Всевышний на нее крикнуть лишний раз! Если у нее с собой было записывающее устройство, то любой твой рык может сойти за харрасмент! Думай, что делаешь! И не только в отношении нее. Насчет Наиры я тебя не просто так предупреждал! Хочешь погубить труд трех лет, пожалуйста, мсти глупой женщине, не сумевшей сделать правильный выбор. Но тогда уж не обижайся, если я приму меры. Ты понял, брат?

— Понял… Но она явно что-то знает, эта Лаура! Надо выяснить!

— Не лезь. Я сам.

— Но…

— Не лезь, я сказал. Она не будет с тобой говорить. Да еще и в суд подаст за преследования. Здесь это — дело одного часа.

— Проклятая страна…

— Да, но она нам нужна, брат. Терпи. И будешь вознагражден.

— О-о-о! Хватит твоих проповедей!

— Но они работают…

— Отправь все данные предварительно Вагизу, пусть ознакомится…

Зверь откидывается на спинку кресла, располагается с удобством, лишний раз подчеркивая всей своей вальяжной позой, насколько мне здесь неуютно, в его кабинете. Под его взглядом.

— Хорошо, — ограничиваюсь кратким согласием, хотя, видит Всевышний, сказать мне хочется много.

В основном, к сожалению, непечатного. Я не особый знаток подобных выражений, но от отца парочку слышала когда-то. И вот сейчас с удовольствием бы попрактиковалась. Вслух.

Доставляю себе мгновение наслаждения, просто представив, как вытянулось бы надменное, циничное лицо Зверя, реши я жечь все мосты и позволь себе сказать всю правду. Все, что я о нем думаю, вслух.

Потому что смысла в моей свехурочной недельной работе, оказывается, никакого. Как и в моем появлении в его кабинете.

Все равно, проект предварительно проверяет его кадровик!

Зачем надо было меня гнать именно к этому сроку?

И зачем сюда, к нему в кабинет?

Хотя, это смешные вопросы. Потому что может. И потому что хочет. Потому что настроен поиграть.

Мне становится до боли жаль потерянных из-за этого чудовища часов, которые я могла бы провести со своим мальчиком, а не отсиживать в одиночестве в офисе, с головой погрузившись в работу.

Всю неделю, что я трудилась, Адам оставался с Аней, и, конечно же, засыпал, не дождавшись меня. А, учитывая, что утром уходила я, чаще всего, буквально через полчаса после его пробуждения, то наше совместно проведенное за неделю время умещается в несколько часов… Мой мальчик, мой маленький Адам… Он такой сладкий, во сне так нежно сопит. И ночью, когда кормлю его, так прижимается… Скучает, Аня говорит, не очень хорошо ест, капризничает… И все из-за этого… Этого…

Смаргиваю непрошеные слезы, ужасаясь, что Зверь может их разглядеть и принять на свой счет.