Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker" - Страница 29

— Оу… — только додумавшись, что, наверное, так было можно, почти повторила эмоцию соплеменницы Гончья.

— Здохните, гнусные ничтожества! — крикнула Кетти, первой вскинув аркебузу, что выстрелом, точным, судьбоносным, тотчас поразила красный кристалл.

Едва камень раскололся, и грани его покрылись трещинами, как во все стороны, проникая сквозь землю, тело, кожу и саму душу, вырвался алый туман. Его языки, облизывая землю, проникали в умы насекомых, прятавшихся под слоем листвы и земли, рептилий, и поднимаясь всё выше, забирались в сердца, души, умы развитых существ.

Змеи, ощутив взгляд самого Бога смерти, сходили с ума, кусали себя. Жалили себя и скорпионы, дикие шершни, осы и даже комары. Услышав лишь один голос Владыки последнего дня, птичьи сердца переставали биться, мёртвыми сотнями они падали с деревьев, неба. Безумие охватило и живых. Крики демонов и мучеников, массово голоса призывали к самоубийству, ставя на колени мятежных Чав-Чав. Гончья и Рабнир, с удивлением глядели за происходящим. Вражеский отряд повержен, лишь одинокий стрелок Кетти остаётся один на один со своим непониманием и теми, в кого она целилась разряженным оружием.

Красный туман поднимался всё выше, ледянящий кровь и тело, холод поднимался вместе с ним.

— Что происходит, что с вами⁈ — кричит мятежная Кетти, глядя, как траву покрывает иней, как на ней корчатся её союзницы.

— Я думала, это ты⁈ — испугавшись магии, считая, что именно стрелявшая Кетти причина происходящему, прижимала к себе остатки камня Рабнир. Её раздирала жадность, печаль за прекрасный камень, который не смогла донести Агтулху. Медоед считала, именно это сокровище сделает её любимой, самой важной и загадочной самкой, принесшей столь же загадочный камень. Но Кетти перед ней разрушила эту мечту!

Убью сучку! — выпустив когти, видя, как в припадках и конвульсиях бьются подруги предательницы, делает шаг вперёд Рабнир.

— Подожди, подруга! — одёрнула ту за плечо Гончья. — Эта магия, происходящая сейчас, слишком опасна. — шепотом на ухо предупреждает Гончья. — Вдруг этот туман — магия той странной Кетти.

Медоед насторожилась. Она знала — Гончья гораздо умнее её, поэтому и прислушалась!

Внезапно предатели Чав-Чав и Пантцу, здоровячки Беа, перестают корчиться, начинают рвать друг друга! Вскрывать собственные тела, ранить себя и подруг, выпуская тем кишки. Они кричали, дергались, убивали себя и близких, оставляя ту, кто наслала этот туман (нет), на них!

— Гончья, ты нечто! — кричит Рабнир. — Представить только, если бы мы пошевелились, то, может, и сами попали бы под эти тупые чары. Ха-ха-ха-ха! — кричит и хохочет от всей души Рабнир. — Тупая дура, Кетти, хотела убить меня этими подлыми чарами⁈ Я умнейшая из Медоедов! Такой магией, столь слабой силой, меня и мою гениальную подругу не победить!

Кетти в ужасе, оглядываясь, смотрит на подруг, свои трясущиеся руки, на дуло аркебузы, направленное на Медоеда. Затем вновь на своих подруг, бьющихся в предсмертных судорогах, и на то, как медленно над их телами растворяется красный туман. «Какие нахрен чары, какая магия, что, блять, здесь вообще происходит⁈ Почему они внезапно стали друг друга убивать⁈»

— Подождите! — когда туман развеялся, а Рабнир, получив добро от Гончьей, обернулась в свой звериный, боевой костюм, взвопила Кетти. — Вам ведь нужен пленник, нужен тот, кто всё расскажет⁈ — понимая, что против этих двух безумных, свирепых и по-настоящему легендарных воительниц у неё нет шанса, кричит Кетти.

— Это всё ещё подлая магия⁈ — вскрикнула Рабнир, будучи готовой к рывку, что в мгновение оборвёт жизнь Кетти.

Гончья, от похвал Рабнир, уверовав в некие свои собственные, непознанные сверхсилы, с задумчивым голосом произнесла.

— Не думаю, сестра.

— Сестра? — переспросила Медоед. — По духу или по крови?

— По призванию служить Агтулху Кацепт Каутль. — Веря, что одно лишь произнесение его имени способно разрушить проклятие, проговорила Гончья. Голос её был уверенным, преисполненным верой и праведностью в служении богам. Этот голос вызвал на спине Рабнир мурашки. «Я тоже ощутила, что мы сестры по призванию!» — по-своему поняв это ощущение, довольная собой и подругой, теми приключениями что они пережили, Рабнир выдохнула. Гордо выпрямившись, подперев упругую грудь сильными руками, медоед показала свой грозный, победоносный оскал. Голову её посетила гениальная мысль, на фоне которой она решила проверить, и если ответ не понравится, уничтожить «злую колдунью».

— Сестра по духу Гончья, я хочу узнать ответ у этой предательницы. По какой такой причине она отвергла волю и заботу Агтулха Кацепта Каутля? Почему решила предать нас, убить, и что намеревалась после сделать с великим и прекрасным самцом? — среди трупов, где не выжили насекомые и птицы, Рабнир внезапно ощутила своё величие, уместность своего вопроса, и так же внезапно получила одобрение со стороны Гончьей.

— Думаю, твой вопрос уместен. Я ранена, у нас много сокровищ, а Кетти и их запах для Чав-Чав, как поводок, мишень. Если хотим уйти живыми, стоило бы убить её, но, раз она согласилась сама сдаться, то почему бы и нет? Действуй, сестра Рабнир! — распрощавшись с чувством повешенной над головой смерти, воскликнула Гончья, та, кто меньше других могла сделать хоть что-то и вообще, хоть как-то со своими ранами тягаться с здоровой Кетти.

«Какие они страшные!» — верещала в себе от страха Кетти. Прижав уши и хвост, руками охватив колени, глядя снизу вверх на поднявшую над её головой лапу медоеда, она видит… Внезапно мех Рабнир стал меняться, белый, словно снег, цвет окрасился в тёмно-серый. Сначала плечи, затем руки, ноги, торс — она стала увеличиваться в размерах. Тело её росло так быстро, что незаметно для своей обладательницы стало плечами раздвигать пальмы, в тени своей огромной пряча испуганного пленника. С лица Рабнир превращалось в самое настоящее чудовище. Из лба, как худые, голодные полумесяцы, в небо устремлялись рога. И чем выше и длиннее они становились, тем сильнее искажалась их форма под влиянием тёмных чар. Тех самых чар, что изменили тело Рабнир. Кетти, застывшая у ног чудовища, того, кто недавно ставил её перед вопросом, грозившим оборвать ей жизнь, ощутила полную слабость и неготовность даже смотреть на своего палача. От страха, так и не дождавшись вопроса, она теряет сознание, тёмное пятно расползается под ней. Увидев это, Рабнир, ещё не осознавшая, что произошло, голосом из преисподни начинает хохотать, а после, обернувшись, глядит на свою подругу и говорит:

— Видала⁈ Кажется, я всё — ты следующая!(Этими словами Рабнир хотела сказать, что не сможет вести допрос. Поэтому она и решила попросить подругу сделать это вместо неё.)

Слова Рабнир, лучшей подруги Гончьей, прозвучали словно сталь, резанувшая незащищённое горло. В ужасе от увиденного, от того, во что обратилась её подруга, Гончья посчитала, что и сама сейчас обратится в чудовище, что это — наказание за расхищение могил. Животный страх отключил её сознание, струйка горячая побежала по её ногам, и женщина, опиравшаяся на посох, внезапно обмякла, едва головой не ударившись о камень.

Огромная лапа Рабнир, в которой поместилось всё тело Гончьей, подхватила добрую подругу. Выдохнув, всё так же не замечая изменений в самой себе, напрягая голову до рези в глазах, медоед смотрит на собственную лапу, подругу и начинает плакать.

— Гончья, не уменьшайся! Просыпайся, подруга, очнись, ты уменьшаешься! Скоро совсем пропадёшь! — Тресла бессознательное тело, а после, испугавшись, что подруга умерла, голосом демона на всю округу закричала:

— Н-е-е-е-е-е-т!

Рев неизвестного существа оказался настолько громким, что все, от правого берега, захваченного Республикой Рагозией, и до левого, где обосновалась Империя, слышали его. А ближе других к нему находились именно Кетти со своим главным поселением. Экстренный сбор старейшин выявил направление — старый склеп, заброшенный, переполненный и проклятый могильник, который, по преданиям народов кошек, нес несчастье каждому, решившему в него спуститься. По местным легендам, первые из основателей всего и вся, боги, покоились там, и духи верных их слуг, первых стражей Кетти, защищали покой бессмертных. Об этом мне поведала Кисунь, которая вновь была взята матерью на совет старейшин. Двуххвостая ревнивица, собственница, мать не спроста держала её подальше от меня, нагружая работой, связанной с контролем других беременных самок из чужих племен, а также обеспечением их всем необходимым. Она держала дочку на дистанции, лучше других зная, что Кисунь сольет мне всю информацию, все тайны, планы, которые услышит от матери. Кисунь, своенравная двуххвостая. Она могла и подлянку матери устроить, и поспорить, и даже затеять конфликт, а всё потому что она была уверена — наши с ней дети продолжат вести Кетти, всю Федерацию к светлому будущему. И ради этого, веря в меня больше, чем в мать и кого бы то ещё, она делала для меня всё, что могла.