Мой ненавистный футболист - Шведова Лада - Страница 2

Просто вся эта девчачья романтика не для меня.

Та же Лерка постоянно на кого-то западала, влюблялась и разочаровывалась, сохраняла на телефон фотографии знаменитых актеров, вела переписки с какими-то парнями, лила по ним горючие слезы – из нее бил фонтан эмоций. А из меня нет, совсем нет.

И вряд ли этим летом что-то изменится.

За ужином Елена Анатольевна перепутала меня с Леркой Локтевой, которую обещала оставить без ужина, и в результате я грызла зеленое яблоко, запивая его водой, а Лерка лопала гречку с обезжиренным кефиром – для гимнасток это плотный ужин. О путанице мы обе промолчали, потому что Лерка была моей подругой, и я знала – остаться без еды для нее смерти подобно: однажды после такого «лишения» она проглотила сырой гриб, найденный в лесу. Нам было по девять лет тогда, но все равно лучше не рисковать, ведь второй раз дело может не обойтись легким недомоганием.

– Что думаешь? – спросила сидящая рядом Жанна.

Мы наблюдали, как футболисты за соседним столом швырялись кусочками сочной курицы. Их тренеру до происходящего дела не было – он жевал бутерброд и добродушно улыбался тарелке.

– Ногомячники, – ответила я. – Всегда слабые соперники.

– Тоже так думаю, – кивнула Жанна.

Обычно мы с ней ладили плохо – между нами была та самая пресловутая заклятая дружба с кучей подводных камней, но общий враг всегда сближал до дружбы почти нормальной. Не хотелось признавать, но моя заклятая подруга была неплохим стратегом и вообще неглупой. Обо мне она была похожего мнения, поэтому мы и объединялись на короткий промежуток времени, чтобы разойтись потом по разные стороны баррикад.

Футболисты и впрямь выглядели чокнутыми и шумными, каждый день в столовой они неизменно затевали перепалки и швырялись друг в друга едой, хоть и были нашими ровесниками. Их тренер-великан казался милым добряком и широко улыбался, даже когда ругал свору неуправляемых парней. Это выглядело непривычно: тренер ведь должен быть строгим и смахивающим на тюремного надзирателя. Конечно, хотелось пофантазировать о другом отношении, но, увы, подростков иначе не построить, спортсменов иначе не воспитать. Как только та же Труха отпускала поводок, мы начинали отлынивать. Все, кроме Жанны.

– Но они шумные, – продолжила я. – И любят свой футбол.

– Было бы что любить! Скучнее него только легкая атлетика, – мы синхронно перевели взгляды на другой стол. Там обстановка выглядела спокойнее.

Легкоатлеты были разными по возрасту и полу, среди наших ровесников затесались и совсем юные спортсмены. Некоторые девчонки выглядели совсем взрослыми и больше походили на тренеров, но, возможно, это из-за роста и крупного телосложения. Их коллектив тоже был шумным, но поадекватнее футболистов – как минимум едой никто не швырялся, а шумели они в основном на улице, когда носились по лагерю друг за другом. Просто среди них было много мелочи, и обычно мы тоже выезжали с мелкими, тренировали их, приглядывали, но в этом году на них не хватило мест в «Карельских березках», и они отправились в другой лагерь.

– Уверена, эти нападут первыми, – сказала Жанна. – Будет что-нибудь банальное, вроде зубной пасты или несмываемого маркера.

– Может, в этот раз не будем ждать нападения?

– Почему? Мы всегда ждем.

– И всегда от этого страдаем.

– Первый объявивший войну страдает еще больше – все потом идут против него.

Да, было такое дело. Как в прошлом году, когда волейболисты забрались на крыши домиков, включили сигнал тревоги и, когда все начали вываливаться на улицу, облили народ водой, в которой лежала протухшая рыба. Это было жестко и даже жестоко, прошел год, а я до сих пор ловила флэшбеки с запахом тухлятины. Но если абстрагироваться от роли вонючей пострадавшей, то план был прикольным, запоминающимся. Однако волейболистам за него потом крепко досталось – все объединились против них, бедняги неделю почти не спали – караулили опасность. Уж не знаю, как они при этом еще и тренировки тянули.

– Можно обзавестись союзниками, – теперь мы перевели взгляды на крайний столик, за которым сидели дзюдоисты. Они казались взрослыми и серьезными на фоне остальных, с такими можно и объединиться.

Увидев наш интерес, Роман разулыбался и довольно мне подмигнул. Подумал, я тут с подружкой им любуюсь? Вообще-то у меня есть дела поважнее. Уж точно поинтереснее. Но, чтобы его не расстраивать, а еще ради потенциального союза, я помахала в ответ, только убедилась, что Труха смотрела в другую сторону.

– Надо подумать, – ответила я Жанне.

Остальные за нами тоже наблюдали, конечно.

И их выводы были очевидными: со стороны мы казались мелкими примерными тихонями, слабыми соперницами, которых соплей перешибешь. Ха, ха, ха и еще раз ха! Не стоит недооценивать мелких тихонь – вот правда жизни. Мы все прошли через голодные сборы, адские соревнования и прочие прелести профессионального спорта. Не было еще такого года, когда бы мы не заставили противников трепетать. Хотя прошлогодний эпизод с тухлой рыбой был силен, этого не отнять.

Правда, в том же прошлом году все едва не сорвалось, ведь мы выросли, и к обычному противостоянию добавилось другое – на любовном фронте. В результате одна из нас – Олька Торгина – выдала план ночной атаки на теннисистов, с которыми мы бились тогда, что едва не привело к краху. Олька выбрала любовь и теннисиста, что ей припоминали до сих пор как самый страшный грех.

Наблюдение за соперниками прервала Труха – не выдержав вопиющего швыряния едой, она вскочила и нервным шагом отправилась к футболистам с таким лицом, что на их месте я бы залезла под стол.

– А ну успокоились все! Тишина в столовой, я сказала! – рявкнула она что есть сил. – Что это вы себе позволяете, молодые люди?! Еще раз увижу, как кто-то из вас бросает еду, будете всю ночь вокруг озера кросс бегать! И на неделю останетесь без дискотек! Это понятно?

Вместо того, чтобы залепетать извинения или и правда спрятаться под столом, эти глупцы взбунтовались:

– А вот и не останемся! – за всех запальчиво ответил рыжий паренек, по виду младший в команде – тянул лет на тринадцать. Его лицо, согласно возрасту, сияло слабоумием и отвагой. – Вы же нам не тренер!

– Еще как останетесь!

– Буллщит! Сами свой кросс бегите и дома по вечерам высиживайте!

– Что ты сказал?! Олег Борисович! – взвыла наша Труха. – Немедленно успокойте своих бандитов! Они разлагают дисциплину, разве не видите? Как можно терпеть такое поведение, да еще во время еды!

– Пашок, нельзя так разговаривать со старшими, – с добродушной улыбкой ответил Олег Борисович таким тоном, что сразу понятно: он ничуть на Пашка не злился. – Извинись перед Еленой Анатольевной и займись ужином.

– Но, Олег Борисыч, дискотеки…

– Успокойся, никто не запрет тебя вечером дома. А теперь – что надо сказать Елене Анатольевне?

– Ивнте, Елнантольвна, – пробубнил рыжий, перед этим засунув в рот смачный кусок курицы. Он сделал это специально – физиономия мальчишки сияла от наглости, подтверждая теорию.

Не привыкшая к такому Труха побагровела от ярости.

Я невольно улыбнулась – уж больно комично выглядел рыжий футболист. Как маленький хоббит, который не дрогнул перед самим Сауроном – а Труха, на мой взгляд, могла заткнуть за пояс любое злодейское зло.

Улыбаясь, я вдруг поймала на себе взгляд Вика – того самого футболиста, о котором уже неделю болтали девчонки. Он сидел рядом с рыжим мальчишкой и выглядел в точности так, как и обычно, – королем лагеря, не меньше. Такой весь из себя, что слов нет.

Я нахмурилась и отвернулась к тарелке.

Инцидент со швырянием курицей закончился тем, что Труха отвела в сторону тренера футболистов и что-то ему долго внушала, а мы переглядывались с остальными спортсменами, понимая, что скоро все начнется. Небольшое происшествие всех повеселило, а рыжий ногомячник чувствовал себя героем: улыбался так широко, что изо рта вываливалась жеваная курица.