Предавший однажды (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 19

— Костя, знаешь, что я думаю… — Я на мгновение отвела взгляд, посмотрела на часы над дверью — опаздываю… Если Максим Алексеевич придёт в офис вовремя, он меня на бутерброд намажет. Но лучше всё-таки поговорить с мужем, а потом уж идти готовить завтрак. — Может, нам развестись? Серьёзно, дети выросли, они переживут. А я…

— А ты вбила себе в голову какую-то дурь! — рявкнул Костя, рванул ко мне и обнял изо всех сил. — Наденька, ну пожалуйста, я тебя очень прошу. Ради нас, наших детей, моих родителей — не надо. Давай попробуем пережить это. У тебя просто кризис, спровоцированный тем случаем, когда я спросонья чужое имя шептал. Я не хочу разводиться. Я тебя люблю, мне с тобой хорошо. И тебе со мной — тоже. Не верю я, что ты думаешь — без меня будет лучше.

— Понятия не имею, как будет без тебя, — сказала я, пытаясь отстраниться. — Но я хочу попробовать.

— Надя, давай так, — Костя отстранился и заглянул мне в глаза. Проникновенно так, просяще, как кот, мечтающий о банке со сметаной. — Ты дашь мне три месяца. Всего три месяца! И если за это время не передумаешь, тогда подадим на развод. Согласна?

— Хороший компромисс, — кивнула я, не очень понимая, на что рассчитывает Костя. — Уверен, что я передумаю?

— Я на это надеюсь, — ответил муж и, наклонившись, крепко поцеловал меня в губы.

Надежда

Есть у меня одна подруга, которая несколько лет назад — раньше, чем я, — тоже столкнулась с изменой мужа и тоже не стала разводиться. Собственно, я думаю, это распространённое явление, если у людей дети и совместная ипотека. Я никогда с ней не обсуждала, почему всё так получилось, и когда вляпалась в то же самое, не рассказала об этом Инне, да и в целом никому не стала говорить. Не представляю, как люди подобным с кем-то делятся, — думать-то противно, не то что обсуждать.

Но, кажется, время пришло. Мне было интересно, как Инна это пережила, научилась ли вновь доверять мужу, вспоминает ли случившееся, не сомневается ли в своём решении. Может, она сможет поведать мне какое-нибудь тайное знание? Психолог не смог, родители мужа тоже, у Кости не получилось, а у Инны получится. Она ведь ходила в моих ботинках.

В результате я написала подруге, пока ехала в метро, и Инна почти сразу ответила, согласившись с моим предложением пойти куда-нибудь в субботу и зависнуть на пару часов. Ну вот и отлично!

Выскочив из метро, я пулей помчалась к офису «Совы» через сквер, который нужно было пройти насквозь, а сразу за ним находилось здание, где наше издательство арендовало половину третьего этажа. Я уже слегка опаздывала и нервничала по этому поводу — в отличие от Верхова, Максим Алексеевич, наоборот, был ранней пташкой и частенько приходил на работу к открытию офиса, проверяя при этом, кто уже пришёл, а кто задержался. И тем, кто опаздывал, доставалось на орехи. Увольнять-то он не уволит, но я всё равно не любила такие дни — потом до самого вечера было гадостное ощущение, будто я получившая двойку школьница, а не взрослая тётка за сорок.

Я уже пробежала половину сквера, как вдруг краем глаза заметила на одной из лавочек мужскую фигуру в куртке, показавшейся мне подозрительно знакомой. Ромка носил эту ужасную куртку цвета хаки, похожую на плащ лейтенанта Коломбо, последние лет пять, и не узнать её я не могла.

Притормозив, я посмотрела на Ромку и удивлённо вытаращила глаза, увидев, что он сидит на лавочке и… курит.

Двинувшись наперерез, через ближайший газон, я помахала Ромке рукой — он помахал в ответ, — а когда я подошла, затушил сигарету о металлическую ножку лавочки и выбросил окурок в урну.

— Не знала, что ты куришь, — пробормотала я, пристально глядя на Ромку. Глаза у него были уставшие, словно он всю ночь не спал, да и в целом вид был не очень. Костю я настолько вымотанным не видела ни разу, да и Семёна, а вот Ромка… да, приходил таким. Особенно в те месяцы, когда умирала его мать. — Что-то случилось, Ром?

— Не бери в голову, Надя, — ответил он, вставая, и демонстративно покосился на наручные часы на своём запястье. Обычные часы, не электронные, на кожаном ремешке. Кажется, Ромка говорил, что они достались ему от отца. — Пойдём, без двух минут десять, а нам ещё надо проходную пройти и подняться в офис. Опаздываем.

— Да переживёт Максим Алексеевич, не развалится, если мы раз в год опоздаем!

— Я в этом году уже опаздывал, — бледновато улыбнулся Ромка, и я фыркнула:

— А я нет. Скажу, что я тебя задержала.

— Это чем же?

— Заставила кормить местную кошку.

Ромка, знающий, как я люблю всю живность, но не завожу из-за мужа, рассмеялся, и из его глаз пропала часть какой-то звериной тоски, с которой он курил полминуты назад.

— Последние лет пять я не видел здесь ни одной кошки, так что Максим Алексеевич тебе не поверит. Да и он больше по собакам.

— Ром, — я свела брови, — почему ты не хочешь говорить? Я же беспокоюсь. Мы двадцать лет вместе работаем, я тебя с сигаретами ни разу не видела! И запаха никакого от тебя не чувствовала никогда…

Почему-то смутившись, я отвела взгляд, а Ромка, осторожно взяв меня за руку, пожал мои пальцы — спокойно, по-дружески, без всяких намёков, и сказал, улыбаясь:

— Спасибо за поддержку, Надя. Но рассказывать не стану, извини. Не по-мужски это.

— А молча курить — по-мужски?

— Именно, — подтвердил Ромка, кивнув, и отпустил мою руку. — Не волнуйся, всё в порядке. Никто не умирает.

— Ты молчун и конспиратор, — покачала головой я, почему-то вспомнив, как Костя врал Кристине, что у меня рак. Уверена, Ромка никогда бы так не сделал. Скорее, даже если бы его жена и вправду заболела, он бы всё равно не стал жаловаться коллегам. А уж тем более — врать…

— Какой уж есть, — хмыкнул он, ласково посмотрев на меня, и мы вместе пошли по направлению к офису.

Надежда

Увы, на этот раз нам с Ромкой не повезло, и мы столкнулись с Максимом Алексеевичем сразу, как вышли из лифта на нашем этаже. Шеф стоял возле турникетов и что-то искал в своём дипломате. Видимо, пропуск, ведь даже непростым смертным он порой нужен.

— Опаздываем, граждане, — буркнул Совинский, хмуро глянув на нас.

— Это не мы, а лифт, — ответила я, улыбнувшись. — Он долго ехал.

Максим Алексеевич хмыкнул и наконец с облегчённым вздохом достал из дипломата пропуск. Выпрямился и посмотрел на нас с Ромкой взглядом акулы, которая собирается завтракать.

— Переобуешься — зайди, Надя.

— «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», — пошутила я, и Совинский, несмотря на свой вредный характер, не лишённый чувства юмора, засмеялся.

— Именно так.

Мы прошли турникет, шеф отправился к себе в конец коридора, где находился его кабинет, а мы с Ромкой завернули в редакцию — она была ближе к началу коридора, сразу после туалета и бухгалтерии.

— Надеюсь, лютовать Алексеич сегодня не станет, — пробормотал Ромка, когда шеф скрылся за дверью. — Устраивать тебе головомойку из-за двух минут — как-то совсем… И почему только тебе, я ведь тоже опоздал.

— Совинский всегда так делает. Я же ваш «начальник», — хмыкнула я, изобразив в воздухе знак кавычек. — Отвечаю за обоих. Поэтому все шишки мне, слабой женщине, и достаются. Но сегодня, я думаю, причина всё же в другом.

Я не ошиблась, и чуть позже, когда я явилась в кабинет Максима Алексеевича, выяснилось, что говорить про опоздание он не собирается в принципе. Но лучше бы уж собирался! Потому что произошло то, что периодически происходило на протяжении всех тех лет, что я работала в «Сове».

У нас опять уволилась секретарь.

Это было какое-то проклятье: остальные сотрудники держались здесь десятилетиями. Что бухгалтерия, что редакция, что менеджеры — у всех стаж работы в «Сове» был за десять лет, а у кого-то и со дня основания. Кроме секретарей. Те не выдерживали своеобразный нрав Совинского и увольнялись с той же скоростью, с которой Лёве приходилось менять обувь и одежду, — то есть примерно раз в год.