Предавший однажды (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 1

Надежда

Говорят, что браки заключаются на небесах. А где тогда в таком случае они разрушаются?

В аду? Что ж, этот ответ похож на правду, по крайней мере для меня. Когда искренне и беззаветно любишь человека на протяжении почти двадцати лет, крах отношений напоминает справку от врача с указанием смертельного диагноза. Ты ещё не умер, ты вполне себе жив, но жизнь начала обратный отсчёт, и у тебя на руках — свидетельство этого факта. И делай что хочешь — ори, истери, плачь, рви на голове волосы, — ничего не изменится. В одночасье из живого человека ты превратился в умирающего.

Говоришь себе, что надо жить хотя бы ради детей, но осознание того, что вся твоя жизнь последние несколько лет была ложью, придавливает к земле могильным камнем.

И ещё хуже, когда это не в первый раз. Два года назад было почти то же самое, но я, как многие женщины, решила, что дам шанс, попробую сохранить брак. Никогда не обращала внимания на фразу: «Предавший однажды — предаст и дважды», считала её не менее пустой, чем: «В измене всегда виноваты оба». Люди разные, ситуации разные, и клеймить кого-то заранее только потому, что кто-то когда-то решил сочинить едкий афоризм, — неправильно. По правде говоря, я и сейчас так думаю… С маленькой поправкой: в моём случае это, кажется, не сработало. Точнее, сработало, но не в мою пользу.

Не знаю, в чём я виновата, но, наверное, виновата, раз спустя два года ситуация повторяется? Несмотря на многочисленные разговоры, клятвы, обещания и даже поход к семейному психологу.

А может, я зря переживаю? Может, всё это — не более чем совпадение и чужое женское имя, сорвавшееся с губ мужа перед тем, как он заснул, ничего не значит? Больше ведь ничего не было, никаких признаний в любви или требований сделать минет, — лишь имя. С придыханием, с благоговением… Или мне только кажется?

Психолог два года назад говорил нам с мужем, что у меня из-за травмы может периодически проявляться недоверие к поступкам и словам супруга, и только от Кости зависит, будет это развиваться или постепенно сойдёт на нет. Муж вёл себя безукоризненно, никогда не давал повода сомневаться в себе. Да, подобное впервые. А я уже погрузилась в самобичевание, как будто пачку презервативов в сумке нашла, как в прошлый раз.

Да, Надя, успокойся. И попробуй проанализировать всё, что случилось сегодня за день.

Надежда

Утром всё было как обычно. Я встала раньше всех, чтобы успеть умыться и приготовить завтрак, и как только вышла из ванной, поднялся муж. Этот ритуал был отточен до мгновения многолетними тренировками и не сбивался практически никогда — исключения составляли выходные и дни всеобщих болезней (поскольку болели мы тоже обычно вместе, вчетвером).

Закончив с сырниками, я шла будить Оксану — нашу старшую дочь. Восемнадцать лет, журфак, творческая личность, она засыпала зачастую после полуночи и проснуться могла, только если ей включить на телефоне что-нибудь из тяжёлого металла, выплеснуть воду из стакана в лицо и заорать:

— Подъём!

— О-о-о, — дежурно стонала Оксана, всё-таки сразу же садясь на постели и вытирая мокрое лицо. — Опя-я-ять этот институт… Мама, когда я буду свободной?

— Никогда! — завершала я наш обычный диалог, Оксана смеялась, и я уходила в комнату к сыну.

Лёве в прошлом месяце исполнилось четырнадцать, он заканчивал седьмой класс и, в отличие от Оксаны, которая терпеть не могла технические дисциплины, был математиком от бога. И не только математиком, по правде говоря, — нравилось ему во всём ковыряться, вскрывать мобильные телефоны, компьютеры и даже микроволновые печи. Костя во всём этом мало понимает, поэтому Лёва занимался «препарированием техники», как выражается муж, под патронажем дедушки, Костиного папы, давно вышедшего на пенсию советского инженера. Он же научил Лёву считать в уме, благодаря чему сумму в магазинном чеке я знаю до того, как подойду к кассе. А если есть несостыковки, то ошибся точно не Лёва.

Сын по характеру совсем не похож на Оксану, весёлую хохотушку. Он серьёзный, собранный, занудный и дотошный — в общем, он как я, только мальчик, и не гуманитарий. Два года назад мне стоило огромного количества нервов сделать так, чтобы дети не заметили нашу размолвку с Костей, я сдерживалась изо всех сил, сохраняла лицо, никогда не обсуждала ничего с мужем при них. Оксана и не заметила наш разлад, она вообще тогда была вся в подготовке к ЕГЭ и на внешний мир обращала внимания не больше, чем муравей в процессе строительства муравейника. А вот Лёва… Да, он заметил, что мы с Костей почти не разговариваем, и спросил у меня, в чём дело. Я поначалу пыталась отшутиться, но Лёва прикола не понял.

— Мама, я же не дурак, — сказал он укоризненно. — Ещё два месяца назад вы с папой вели себя иначе. А сейчас как чужие ходите. Я у деда спрашивал, он мне ничего не ответил, только посмурнел и посоветовал помалкивать. А я не хочу помалкивать. Что случилось-то?

Я тогда, наверное, поступила неправильно, рассказав Лёве правду. Конечно, в общих чертах, но тем не менее правду. Оксана вот до сих пор ничего не знала, а сын… Он по сей день периодически смотрел на Костю настороженно, будто ожидал подвоха. Я говорила, что не надо так, но Лёва лишь пожимал плечами и отвечал, что он не специально.

— Понимаешь, мам, — рассуждал мой юный математик, — вот есть формула. Ты умеешь ею пользоваться, знаешь, как она функционирует. А потом вдруг выясняется, что она неправильная и ты всё это время считал с ошибками. Формулу исправили, но осадочек остался, и есть опасения, что ситуация повторится. Гарантий-то нет.

Увы, но Лёва был прав. И несмотря на то, что я старалась доверять Косте и ничего не вспоминать, нет-нет, но возникали подлые мыслишки: а что, если опять?..

Разбудив сына, который, в отличие от Оксаны, просыпался сразу после того, как его позовёшь, я вновь уходила на кухню.

Костя уже завтракал, энергично пережёвывая сырники и запивая их кофе с молоком. Кофе он готовил сам, точнее, сам молол зёрна ручной кофемолкой, а затем включал кофемашину. Муж улыбнулся и кивнул мне, я чмокнула его в щёку, села рядом и тоже начала завтракать. Через пару минут на кухню пришёл Лёва, схватил для себя со стола три сырника, налил тёплого молока с мёдом — любит он этот напиток — и плюхнулся на табуретку. Затем, когда мы все заканчивали свою трапезу, переговариваясь о делах на день, из ванной наконец вышла Оксана. Лёва, как обычно, встретил её возгласом:

— Ура! — и тут же побежал умываться. Дочь, рассмеявшись, села завтракать, а Костя, поцеловав её и пожелав доброго утра, отправился одеваться. Я же немного задержалась, чтобы пообщаться с Оксаной перед тем, как все разойдутся кто куда.

Из квартиры мы уходили в таком порядке: сначала Костя на работу, затем Лёва в школу, Оксана в институт, и последней уходила я. Каждый день одно и то же, традиция не менялась много лет. И ничего утром в поведении Кости меня не насторожило, не зацепило, не показалось подозрительным. Я только приняла к сведению, что он вечером придёт позже, поскольку у него совещание с руководством — в этом не было ничего странного, руководитель Кости часто приходил на работу часам к шести, когда все остальные должны были уходить, — и всё.

В результате пришёл муж ближе к полуночи, но и это меня не удивило. Как и то, что от него легко пахло дорогим коньяком, — я была знакома с начальником Кости и знала, что без выпивки у него не обходится ни одно совещание. Но потом муж лёг ко мне в кровать, обнял, прижался со спины, потискал немного и, засыпая, неожиданно пробормотал:

— М-м-м… Оля…

Вот тут-то меня и подбросило.

Надежда

Подбросило не только в переносном, но и в прямом смысле. Я не удержалась, встала с постели и села в кресло у окна, глядя на кровать, где безмятежно спал муж.