Лекарь Империи (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 5

Его ответы меня более чем устроили. По крайней мере, он выслушал, а не отмахнулся, как это сделал бы какой-нибудь менее мудрый начальник.

Григорий, оставшийся без ожидаемой поддержки, только злобно пыхтел себе под нос, но возразить Волкову не посмел. К счастью для моих ушей, наша смена как раз подошла к концу.

Процедура закрытия была довольно нудной, но необходимой. Сначала мы сдали остатки сильнодействующих препаратов и пустые ампулы дежурной медсестре на подстанции, которая все тщательно пересчитала и занесла в специальный журнал.

Затем Григорий, как старший, заполнил еще несколько бумаг — отчет о проделанной работе, заявку на пополнение укладки, расписался в журнале приема-сдачи дежурства. Я в этом процессе участвовал постольку-поскольку — подавал ему нужные бланки, сверял номера пломб на ящиках, да и просто стоял рядом, чтобы он не чувствовал себя совсем одиноким в этом бумажном море.

Теоретически, адепт должен был помогать во всем, но Григорий, все еще дуясь на меня, предпочитал большую часть делать сам, лишь изредка бросая в мою сторону короткие, не терпящие возражений команды. Наконец, когда последняя подпись была поставлена, и ключ от нашей «кареты» лег на стол дежурного механика, мы были свободны, как ветер в поле. Ну, или как два выжатых лимона.

Я вышел с подстанции, ощущая дикий голод. День выдался тот еще. По пути домой завернул в свою любимую шаурмичную. Небольшой ларек, затерявшийся в одном из проходных дворов, но шаурму там делали — пальчики оближешь!

Хозяин, колоритный армянин по имени Ашот, был мне уже почти как родной. Мы с ним познакомились еще в первые дни моей «новой жизни» в Муроме, когда я гуляя по городу, набрел на его заведение.

— О, Илюха, дорогой, проходи! — радостно приветствовал он меня, сверкая золотым зубом. — Как смена? Опять мир спасал?

— Да так, Ашот-джан, помаленьку, — усмехнулся я. — Как обычно, то пожар, то наводнение. Сделай мне, пожалуйста, двойную, с острым соусом. И побольше мяса, ты же знаешь.

Ашот понимающе подмигнул и принялся священнодействовать над вертелом с ароматным, шипящим мясом. Он всегда клал мне порцию побольше, чем остальным, говорил, что «лекарь должен хорошо кушать, чтобы силы были людей лечить».

Приятно, когда тебя ценят, пусть даже и за стойкость к его фирменному острому соусу. Через пять минут я уже шел по улице, с наслаждением вгрызаясь в сочную, горячую шаурму. Божественно!

Дома меня встретила моя единственная сожительница — наглая, рыжая кошка по имени Морковка, которую я подобрал на улице пару недель назад. Она тут же принялась тереться о мои ноги, требуя свою порцию внимания и, разумеется, еды.

Квартирка у меня была, прямо скажем, не ахти. Старая, с обшарпанными стенами, практически голая. Из мебели — только кровать, стол, стул да старый шкаф, чудом доживший до наших дней. Увы с моими финансами вариантов иных пока не было.

Когда я ощутил себя Ильей Разумовским, студентом первого курса Владимирского медицинского института, то понял, что судьба или кто там еще решивший перенести меня не была благосклонной.

Если коротко Илья Разумовский, в теле которого я очутился, был сиротой. Воспитанником детского дома, который сам сумел поступить в медицинский институт по бесплатной государственной квоте для таких сирот как он. То есть приходилось полагаться только на собственные силы.

Да, несмотря на то, что я оказался в России, все вокруг одновременно было знакомым и незнакомым. Особенно тот факт что она избегнув революций, осталось империей с императором и прочими прилагающимися к этому прелестями.

Я насыпал Морковке корма, и устало опустился на стул. Пока кошка с аппетитом хрустела, я раздумывал о своем незавидном положении.

После окончания института меня отправили в Муром. Ну куда еще могут распределить студента-бесплатника. В провинциальный городишко с одной городской больницей и одной станцией «Скорой помощи» при ней.

И что в итоге? То что и следовало ожидать! Адепт. Низшая ступень. Нищенская зарплата, которой едва хватает на еду и оплату этой клетушки. Никакого авторитета. А ведь мне нужно расти. Нужно как можно скорее стать хотя бы Целителем Третьего Класса. И не на скорой, где от меня, по большому счету, мало что зависит, а в нормальной больнице.

В терапии, для начала. А в идеале — в хирургии.

Там, с моими знаниями и руками, которые, я надеялся, скоро восстановят былую чувствительность и точность даже в этом теле, я смогу принести гораздо больше пользы. Да и «Сонар» мой там будет как нельзя кстати.

Я доел свою шаурму, запил ее остатками вчерашнего чая и, проводив тоскливым взглядом очередного таракана, гордо марширующего по стене, повалился спать. Утро вечера мудренее.

На следующий день я пришел на работу чуть раньше обычного. Переоделся в чистый, хоть и казенный, медицинский костюм. Скоро опять начнется суматоха вызовов, вечная гонка со временем и болезнями.

Когда я вышел из тесной раздевалки, то почти сразу наткнулся на Григория. Мой вчерашний оппонент и, по совместительству, старший по бригаде, выглядел на удивление… благодушно. Он даже попытался изобразить нечто вроде приветливой улыбки, что на его вечно нахмуренном лице смотрелось довольно комично, как если бы бульдог решил подмигнуть.

— А, Разумовский, уже здесь! — прогудел он неожиданно громко и весело. — Ну что, готов к новым подвигам? Сегодня, чует мое сердце, денек будет жаркий!

Я удивленно моргнул. Неужели вчерашняя выволочка от Волкова и мое явное превосходство в ситуации с Сенькой так на него подействовали? Или он просто решил сменить тактику и задобрить потенциально опасного конкурента?

Но приглядевшись повнимательнее, я заметил пару характерных признаков, которые многое объясняли. Слегка припухшее лицо, чуть покрасневшие белки глаз, едва уловимый, но все же присутствующий в его дыхании тонкий аромат чего-то, весьма напоминающего вчерашнюю перебродившую настойку на травах, которую так любили некоторые наши фельдшеры для снятия стресса.

Ну, все ясно.

Григорий просто с хорошего такого похмелья. Видимо, вчера после смены он славно принимал на грудь, отмечая то ли свое героическое спасение Василия, то ли просто окончание тяжелого дня. А похмельный человек, как известно, часто бывает либо не в меру агрессивен, либо, наоборот, необычайно добродушен и склонен к всепрощению. Сегодня нам достался второй вариант. Что ж, это даже к лучшему.

Мы приняли смену, проверили укладку в нашей старой, дребезжащей карете, и Сергеич, наш бессменный водитель, вывел машину на улицы города. Григорий продолжал сыпать какими-то неуклюжими шутками и даже попытался расспросить меня о моих «успехах в учебе», видимо, окончательно забыв о вчерашних баталиях.

Я односложно отвечал, стараясь не развивать тему, и думал о том, что эта его показная веселость может быстро улетучиться, как только похмельный синдром даст о себе знать по-настоящему.

Не прошло и получаса нашего дежурства, как эфирный коммуникатор в кабине ожил и голосом диспетчера сообщил:

— Триста двенадцать, вызов! Улица Княжеская, особняк номер пять. Потеря сознания, предположительно, молодой мужчина. Срочно!

Княжеская улица!

Это самый элитный район Мурома. Здесь проживали богатые купцы и влиятельные маги. Ну и конечно же градоначальник граф Юсупов. В общем все немногочисленные аристократические семьи провинциального города собрались в одном месте.

Что ж, похоже, скучать нам сегодня действительно не придется. Григорий тут же посерьезнел, его похмельную веселость как рукой сняло.

— Сергеич, понял? Княжеская, пять! Гони туда, да побыстрее!

Наша древняя «карета», подвывая сиреной и трясясь так, что, казалось, вот-вот развалится на запчасти, неслась по направлению к Княжеской улице. Сергеич гнал как на пожар, объезжая редкие автомобили.

Григорий, сидя рядом со мной в пропахшем медикаментами кузове, решил провести инструктаж. Его похмельное благодушие, похоже, начало уступать место привычной ворчливости, смешанной с каким-то подобострастным трепетом.