Лекарь Империи (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 3

И тут я заметил его. В полутемном коридоре, за углом, прятался мальчик лет семи-восьми. Маленький, худенький, с большими испуганными глазами. Он явно боялся выйти в комнату, где сидели мы и его только что чуть не умерший отец.

И он кашлял. Тихо, но настойчиво.

Мать ребенка, заметив мой взгляд, как-то виновато улыбнулась.

— А это Сенька наш… Тоже вот, прихворнул, — сказала она, и в голосе ее прозвучала знакомая тревожная нотка. — «Стеклянная лихорадка» эта, будь она неладна. Сенька, иди сюда, не бойся, господин лекарь хороший.

Мальчик отрицательно замотал головой и еще глубже забился в тень.

— Да мы уж думали, все, пик прошел, — продолжала женщина, понизив голос. — Вроде на поправку пошел. Только кашляет еще…

Но мне этот кашель сразу не понравился. Он был каким-то глухим, надсадным, совсем не похожим на тот самый «стеклянный» кашель, о котором трубили по всем углам. И в нем слышались какие-то тревожные, хриплые нотки.

— Можно я его осмотрю? — попросил я как можно мягче. — Подойди, пожалуйста, Сенька, я не обижу.

Мать снова позвала сына, и тот, помедлив, все же высунулся из-за угла и опасливо подошел ко мне. Я быстро, чтобы не напугать, провел рукой по его спинке, якобы слушая дыхание.

Лазурных пятен, характерных для «стекляшки», не было.

— А пятен у нас и не было почти, — тут же знающим тоном заявила мать. — В интернете пишут, они не всегда бывают. Особенно если форма легкая.

Я кивнул, продолжая свои манипуляции. Мой «Сонар» уже заработал, сканируя маленькое тельце. Пришлось приложить усилия, чтобы хоть что-то разглядеть. И то, что я увидел в его легких, заставило мое собственное сердце болезненно сжаться. Я ничего не сказал, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, но внутри все похолодело.

— Послушайте, — я повернулся к родителям Сеньки, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, но в то же время настойчиво. — Боюсь, у вашего сына не «Стеклянная лихорадка». Это кое-что другое. И, похоже, нечто более серьезное. Его нужно срочно госпитализировать для обследования.

Мать Сеньки, услышав мой вердикт о госпитализации, удивленно вскинула брови. На ее лице отразилась целая гамма чувств: от испуга до легкого раздражения.

— Господин лекарь, — осторожно произнесла она. — Вы, конечно, мужа моего спасли, спасибо вам огромное, от всего сердца! Но вы уж палку-то не перегибайте. Какая госпитализация? Ему же лучше! Он почти не кашляет уже!

Тут же, как черт из табакерки, в разговор встрял Григорий, который, видимо, только и ждал момента, чтобы снова блеснуть своим авторитетом.

— Да вы его не слушайте, женщина! — махнул он рукой в мою сторону. — Он всего лишь адепт! Что он там понимать может? «Стекляшка» — она и есть «стекляшка». Пик прошел, значит, скоро совсем на поправку пойдет. А этот вам сейчас наговорит!

Сенька, услышав страшное слово «больница», тут же подскочил, как ошпаренный, и с криком «Не хочу в больницу! Не пойду!» пулей вылетел из комнаты и снова скрылся в коридоре.

Ну вот, приехали.

Эх, как же плохо не иметь авторитета! Будь я сейчас в своем старом теле, в своем привычном статусе ведущего хирурга, одно мое слово — и все бы уже строились в очередь на обследование.

А тут… адепт.

Сразу вспоминается старая поговорка: «без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек». Только тут вместо бумажки — ранг в Гильдии Целителей. Но ничего, у меня есть кое-что посильнее рангов — знания и опыт. А еще я неплохо научился влиять на людей, когда это действительно необходимо. Иногда, конечно, приходится прибегать к не самым стандартным методам.

— Понимаю ваши сомнения, — я мягко обратился к родителям, игнорируя пыхтящего Григория. — И Сеньку вашего понимаю, никто в больницу не хочет. Но послушайте меня внимательно. У «Стеклянной лихорадки» есть характерные признаки. Один из них — лазурная сыпь на коже. Вы сами сказали, что у Сеньки ее почти не было. Это уже настораживает. Второе — кашель. Он у него не «стеклянный», не тот, что описывают при этой болезни. Он глухой, с хрипами. Это тоже нетипично. Я не пугаю вас, но лучше перестраховаться и провести полное обследование легких.

Про свой «Сонар» я, разумеется, умолчал. В этом мире о таких способностях у простого адепта никто знать не должен, а то вместо благодарности можно и неприятностей себе нажить. Незачем пока никому об этом знать.

Григорий снова взорвался. Его терпение, видимо, лопнуло окончательно.

— Да что ты себе позволяешь, Разумовский⁈ — заорал он, забыв про мое имя. — Адепту не положено ставить диагнозы и тем более спорить со старшими по рангу! Ты должен знать свое место и помалкивать, когда говорят целители! Я — Целитель третьего класса! И ты будешь делать то, что я скажу!

— Жизнь этого мальчика, Григорий, куда важнее всех твоих рангов и моего места, — спокойно, но твердо ответил я. — И если есть хоть малейший шанс, что я прав, мы обязаны его проверить.

Тут в разговор неожиданно вмешался отец Сеньки, Василий, тот самый, которого я вытащил с того света. Он, хоть и выглядел еще бледным и уставшим, смотрел на меня с явным доверием.

— Господин лекарь, — обратился он ко мне, проигнорировав Григория. — Мы вам очень благодарны. И мы обязательно сходим в поликлинику. Проверим Сеньку. Только не сегодня, ладно? Я что-то так вымотался после всего этого… нужно прийти в себя, отдохнуть. А завтра-послезавтра обязательно сходим.

Григорий победно хмыкнул и смерил меня торжествующим взглядом. Мол, видишь, никто тебя слушать не собирается. Я лишь пожал плечами и вышел в коридор. Спорить дальше было бесполезно.

Я слишком хорошо знал людей. Эти мне не верят. Или верят, но очень слабо, где-то на уровне «а вдруг». Они уже решили для себя, что их ребенок почти выздоровел, и, скорее всего, ни в какую поликлинику они в ближайшее время не пойдут.

Человек по своей природе ленив и склонен к оптимизму, даже если он необоснован. Не действует, пока тот самый жареный петух в одно известное место не клюнет. А ждать, пока он клюнет Сеньку, у меня не было ни времени, ни желания.

Я нашел мальчика в его комнате. Он сидел на кровати, обняв плюшевого медведя, и испуганно смотрел на меня.

— Привет, Сенька, — я присел на корточки рядом. — Ты не бойся. Я тебя не в больницу пришел забирать. Просто хотел угостить.

Я достал из кармана конфету — обычную карамельку, которую всегда носил с собой для таких случаев. Дети их любят.

— Это тебе, — протянул я ему. — За то, что я тебя немного напугал разговорами про больницу.

Сенька опасливо взял конфету, но глаза его чуть потеплели. Я потрепал его по волосам и вышел.

В подъезде я глубоко выдохнул, прислонившись к холодной стене. Ну, если не такими методами действовать, то какими? Убеждением тут точно не возьмешь. Придется применять «план Б». Все на благо людей, как говорится. Иногда даже против их воли.

Григорий, наконец, закончил с протоколом выезда и вышел из квартиры. Хозяева принялись рассыпаться в благодарностях. Василий, увидев меня, тоже подошел и еще раз пожал мне руку.

— Спасибо тебе, Илья, — сказал он уже более уверенно. — Ты уж извини, если что не так. Мы обязательно сходим с Сенькой к лекарю, проверим легкие. Вот только немного в себя придем.

Жена его тоже что-то лепетала про благодарность и ближайшее будущее. Я лишь криво улыбнулся и еще раз настойчиво попросил их не затягивать с обследованием. Они горячо заверили, что все сделают «буквально на днях». Ага, как же.

Мы с Григорием начали спускаться по лестнице. Он тут же принялся читать мне очередную нотацию.

— Вот видишь, Разумовский, — бубнил он. — Не нужно людей заставлять лечиться. Они сами знают, чего хотят, а чего нет. Твое дело — первую помощь оказать, а дальше пусть сами решают. А ты лезешь со своими диагнозами, пугаешь народ…

Я его почти не слушал. Все мои мысли были заняты другим.

Когда же она подействует? Я специально немного замедлил ход, пропуская Григория вперед. Мы уже были на первом этаже. Григорий толкнул входную дверь и вышел на улицу. Я же сделал вид, что у меня развязался шнурок, и наклонился, чтобы его завязать. Про себя чертыхнулся: «Может, слишком маленькую дозу дал? Оно ведь не могло не сработать!»