Ваш муж мертв - Корри Джейн - Страница 37

– Почему?

Ди и Роберт посмотрели на сотрудницу из соцслужбы.

– Потому что там есть отделение особого режима, – медленно произнесла она, будто тщательно подбирая слова. – Как я уже сказала, твоя мама совершила очень плохой поступок.

– Я вам не верю. Моя мама хорошая! А вы все мне врете. Я знаю, что врете!

– Зачем нам тебе врать?

Бах! Это полетело блюдо с печеньем. Скарлет посмотрела на осколки бело-голубого фарфора на керамической плитке. Неужели она только что это сделала?

– Что ты себе позволяешь?

– Роберт! – вмешалась Ди. – Прекрати кричать! Смотри. Она вся дрожит.

– Но мы должны что-то сделать! Это становится невыносимо. То она запирается у себя в комнате, то швыряет вещи. Что дальше?

– Ей ведь пришлось столько пережить.

Ди попыталась обнять Скарлет, но та ее оттолкнула.

– Ай!

– Не смей толкать мою жену!

– Ну все, этого уже более чем достаточно. – Это подала голос сотрудница из соцслужбы. – Немедленно все успокойтесь, или мне придется подыскивать для Скарлет другую семью.

На лице Ди появилось испуганное выражение.

– Мне очень жаль, детка. Роберт вовсе не хотел тебя обижать.

Вскоре после этого соцработница ушла, но ее слова зародили одну мысль в голове Скарлет. Мама по-прежнему ревновала ее к Ди – все время спрашивала во время их встреч насчет «той приемной женщины». И хотя Скарлет заверяла ее, что никто не может занять место мамы в ее сердце, на самом деле она все-таки привязалась к своим приемным родителям. В конце концов, Ди была так добра к ней, а Роберт научил ее фотографировать. Однако теперь известие о том, что маме предстояло еще пять лет провести в тюрьме, все изменило.

Скарлет вспомнила ту ужасную сцену в тюремном зале свиданий, когда мама расцарапала щеку Ди. Но ведь Ди тоже была тогда виновата – ей не следовало класть руку на плечо Скарлет. Конечно же, мама из-за этого приревновала. И Ди не должна была все время твердить о том, как хорошо Скарлет жилось с ними. Возможно – ей только сейчас это пришло в голову, – Ди сделала так специально, чтобы мама расстроилась и совершила какие-то очень «нехорошие поступки», а Скарлет в результате никуда бы от них не уехала. Вот оно что! А они с мамой попались в ловушку. Нет, теперь она ни за что не останется в этом доме.

– Все в порядке, детка, – говорила Ди, собирая осколки фарфора. – Мы тебя понимаем. Правда, Роберт? Осторожно, не порежься. Давай я тебе помогу.

Однако чем больше старалась Ди, тем сильнее злилась Скарлет. Каждая минута, проведенная в их доме, казалась ей предательством по отношению к маме.

– Я бы лучше жила где-нибудь в другом месте, – сказала она сотруднице из соцслужбы во время ее следующего визита.

Женщина встревоженно на нее посмотрела.

– Почему? С тобой плохо тут обращаются?

– Нет, но…

– В таком случае тебе придется остаться. Мы организуем перевод в другое место только в том случае, если приемные родители или сами дети совершают какой-то нехороший поступок.

Сердце у Скарлет радостно подпрыгнуло. Ди и Роберт, конечно же, никогда бы не сделали ничего плохого.

Зато она сама могла.

Пожар начался ночью. Когда Скарлет выглянула из окна, там был настоящий огненный шар с поднимающимися к небу языками пламени. Это было совсем как в Ночь костров[7], хотя и в неподходящее время года.

– Пожар! – завопила она, бросившись прочь из комнаты. – Горим!

Роберт, спотыкаясь, выбежал из своей спальни, с дикими от ужаса глазами.

– Где?

– В твоей мастерской! – прокричала Скарлет.

– Мне нужно вытащить мое оборудование! – взревел он.

– Нет!

Они с Ди помчались следом за Робертом и едва успели схватить его, за несколько секунд до того, как обрушилась крыша. Огонь неистовствовал, обдавая их яростным жаром. Скарлет никогда прежде не видела ничего подобного. Куски горящего дерева, как гигантские спички, с треском разлетались в разные стороны.

– Осторожнее! – умоляла Ди. – Роберт, держись подальше. Нам нужно отвести Скарлет обратно в дом. Будь благоразумен.

Потом они стояли втроем у окна на кухне и, шокированные, молча наблюдали за тем, как огонь пожирал последние остатки мастерской, когда наконец послышалась сирена мчавшейся по дороге пожарной машины.

Лишь тогда, когда приехала полиция и всех начали опрашивать, у Скарлет была обнаружена под кроватью небольшая канистра бензина и коробка спичек.

– Как ты могла? – плакала Ди. – После всего, что мы для тебя сделали! Ведь я любила тебя, как родную дочь.

Роберт вообще отказался с ней разговаривать. В некотором смысле, это было даже хуже.

– Что теперь со мной будет? – тихо спросила Скарлет, когда ее уводили из дома в наручниках.

– Суд по делам несовершеннолетних, – бросила женщина-полицейский. – Потом, если справедливость восторжествует – в исправительное учреждение для подростков. Если повезет, то пробудешь там какое-то время, прежде чем тебя выпустят.

Поезд из Паддингтона в Пензанс так же переполнен, как и тот, на котором я ехала утром. Когда я пробираюсь к своему месту, кто-то задевает мое травмированное запястье, и я морщусь от боли. Возможно, мне следовало бы обратиться к врачу, но тогда в моей медицинской карте останется запись. Я не уверена, что мне стоит так рисковать.

Пока мы выезжаем из Лондона, я прокручиваю в голове все, что происходило со мной в последние несколько часов. Это кажется чем-то нереальным.

Тогда, в доме Тани, я на несколько мгновений действительно испугалась, что она может причинить мне серьезный вред, когда она с такой яростью на меня набросилась. Если бы не курс самообороны, который мне довелось когда-то пройти, Таня вполне могла бы одержать надо мной верх. Однако вместо этого именно она оказалась на полу.

Меня до сих пор трясет при воспоминании об этом. К счастью, я наконец возвращаюсь домой.

По другую сторону от прохода сидит семейство, обсуждающее предстоящую им паромную переправу на острова Силли[8]. Я пыталась уговорить Дэвида съездить туда, после того как мы поженились, но потом я забеременела, и он сказал, что мне нужно больше покоя.

Патрик.

На сиденье рядом со мной лежит табличка с надписью «Эксетер». Мне вспоминается то время, когда я жила там, до того как переехала в деревню под Тотнесом, в надежде, что смогу начать все с начала. Потом был переезд в Корнуолл.

Теперь, похоже, мне придется опять искать новое место. Это очень обидно. Так хочется уже где-то пустить корни. Однако даже когда Дэвид наконец-то объявится (пусть он все же объявится), я не могу оставаться там, где в мой дом на глазах у соседей то и дело приезжала полиция и где люди видели, как я билась в припадке под скамейкой на набережной.

При одном воспоминании об этом меня едва не охватывает паника. Я начинаю массировать свое запястье и опять тяжело выдыхаю от боли. Человек, сидящий рядом со мной с другой стороны, смотрит на меня с любопытством.

Я отворачиваюсь и начинаю смотреть на проносящийся за окном пейзаж. Вот пересохшая река. Вдали вырисовывается ферма, быстро пролетающая мимо. Отличное место для того, чтобы спрятать труп. Дрожь пробегает по моему телу. Сама мысль о том, что Дэвид может лежать сейчас где-то мертвым, кажется мне чудовищной.

– Сколько еще ехать? – кричит один из детей, прижав свой курносый нос к стеклу.

В мою грудь вонзается острие «того-что-могло-бы-быть». Решено. Как только доберусь домой, позвоню инспектору Вайну. На этот раз я покажу ему все улики, которые у меня есть. А если он спросит, почему я не сделала этого раньше, попытаюсь объяснить ему, что, когда любишь человека – даже если он растоптал твои чувства, – не всегда легко его предать.

Поверит ли мне инспектор? Кто знает. Иногда я сама себе не верю. Это все из-за эпилепсии. Она заставляет тебя задумываться о том, кто ты на самом деле. Тот человек, каким тебя видят другие, когда ты бьешься в судорогах? Или тот, кто смотрит на тебя из зеркала?