Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 61

Так что я решил и про метан вместе с круговоротом нарожу рассказать немного поподробнее. Но не как в школьном учебнике, а все же некоторые акценты слегка сместив. Потому что за месяц в Горьком я понял одно: Горький — это пока еще не город, а вот Кишкино, хотя и было деревней, в настоящему русскому городу было куда как ближе. Вот забавкно, в «прежней жизни» я в этой деревне побывать как-то не удосужился, а вот в Нижнем Новгороде бывал неоднократно — и уже тогда у меня складывалось похожее отношение к этому городу-миллионнику: ну не город он еще, не дорос. Я в очень многих гор… населенных пунктах нашей страны побывать успел, и «тогла еще» пришел к странному выводу: городов в полном понимании этого слова в России не особо и много. Кроме «бешеной» Москвы еще к «настоящим городам» отнес Калугу, Тулу и, пожалуй, Тверь. Сам не был, но по рассказам людей его посещавших к «настоящим городом» безусловно относился Томск и, с некоторой натяжкой, Иркутск. Ну а все прочие — они для меня оставались «большими деревнями», причем именно деревнями, даже не селами. Но «в прошлой жизни» я не понимал, откуда у меня возникало такое впечатление, а теперь я в этом, похоже, все же разобрался. А опыт жизни уже в Кишкино помог мне придумать, как такое положение дел все же поменять. То есть я вроде придумал, как его модно попытаться поменять, а вот что у меня получится, было непонятно, однако, раз мне внезапно изо всех сил бросилась помогать «партийная машина», глупо было бы возможностью не воспользоваться. А вот глупым я себя точно не считал!

Проблемой всех больших советских городов этого времени (и Москва, я думаю, тут исключением тоже не была) заключалась в том, что подавляющее количество населения там были крестьянами, причем выходцами из беднейших слоев. Они в города приехали со своим деревенским менталитетом (и у горьковчан, например, он был не особо и плох), в котором доминирующим признаком была уверенность в том, что «барин обо всем позаботится». Да, неграмотных мужиков советская власть обучила, как на станках работать, и они работали в целом довольно хорошо уже — но вот в быту они так «деревенской беднотой» и остались. Поэтому — и я даже на их детях отпечаток «родительского воспитания» не смог не заметить — подавляющее большинство тех же рабочих в городах были абсолютно безинициативными. Сказало начальство «нужно работать по двенадцать часов» — они и работали, причем усердно работали, однако после работы…

Для меня так и осталось загадкой, почему все эти люди (ну, почти все) для себя не желали буквально пальцем о палец ударить. В Ворсме руководство выделило для рабочих небольшие земельные участки «под картошку», причем на заброшенных еще с дореволюционных времен и поросших густым чернолесьем полях — и уже через месяц там все деревья были убраны, участки вскопаны и засажены. А здесь руководство двадцать первого завода точно так же выделило довольно неплохую землю своим рабочим возле заводского аэродрома — и за два года почти никто там ничего не посадил. При том, что и зарослей ольшаника там не было, и заводское руководство там не просто участки нарезало, а даже какие-то дороги расчистило — но вот так. И подобным образом все в городе происходило: есть на зиму дрова — хорошо, нет дров — значит будем зимой просто мерзнуть…

Зато спрос на водку в городе был явно повышенный — а с таким отношением даже думать о том, что народ захочет себе хотя бы газификацию в быту наладить, было бы очень наивно. Да, верно кто-то когда-то говорил: горожанином становится тот, у кого дед был горожанином. Конечно, советская власть через школы, через пионерию и комсомол молодежь старалась все же перевоспитать, и это им даже в некоторой степени удавалось — но ведь недостаточно этого было! И я считал, что главным упущением, что ли, городского руководства стало то, что они не «рекламировали» собственный пример. Сам-то впахивали — куда там пчелкам, но об этом почти никто из жителей города и не знал.

Ну да, тут еще и война со всей ее секретностью, однако раз уж руководству подвернулся весь из себя такой я, то себя-то мне никто отрекламировать не запретит. И даже помогут, ведь именно для этого меня в город и притащили. А рекламировать нужно не свою морду лица (хотя мама и говорила, что я довольно симпатичный получился), а собственные достижения. И, так сказать, достижение через эти достижения собственного благополучия. И рекламу я начал через городскую прессу, благо, Маринке примерно это и поручили. Сначала в «Горьковской правде» появилась небольшая заметка «про нашего мальчика», затем уже в «Горьковской коммуне» и в «Металлисте» были напечатаны заметки побольше и с фотографиями — а после этого уже и мои «гастроли» начались. Не сказать, что они пользовались огромным успехом, но народ все же в заводские клубы на встречи со мной приходил. Сначала народ приходил вроде как посмотреть на «неведому зверюшку», и основным контингентом были женщины среднего возраста, часто с детьми — и им я рассказывал, как я сделал жизнь именно детей куда как более сытной и счастливой. Не заостряя на червяках тех же или кабачках, а просто рассказывал, как пятилетний мальчишка обеспечил на двух квадратных метрах огорода дополнительный прокорм большой семьи, просто внимательно прочитав пару заметок в газетах и журналах. И упирал на то, что в прессе много чего интересного пишут, но далеко не все конкретному человеку пользу принести может — но никто, кроме самого этого конкретного человека, не разберется, что ему на пользу пойти может. Но ведь многое из такого полезного один человек просто сделать не в состоянии, а вот коллектив единомышленников — даже небольшой — может сделать уже очень много. Например, десяток школьников могут выстроить «настоящий металлургический завод», а если вместо десятка мальчишек этим делом займутся уже взрослые, то вон в Ворсме две небольших доменных печи выстроили женщины-домохозяйки, и теперь в района и гвозди уже в достатке, и топливо по рельсам в самую глухую деревушку возят.

А еще я свои слушателям рассказывал, что в горкоме комсомола таких «небольших проектов», рассчитанных на работу нескольких десятков человек, очень много — но у комсомола нет ни денег на зарплаты, ни фондов, так что за работу комсомол платить точно не сможет. Зато — после того, как очередной «проект» заработает — все участвующие в его реализации получат изрядные плюшки. Да, потом получат — но получат совершенно точно. Потому что польза от таких проектов будет всему городу — а уж город, сам пока средств на их реализацию не имеющий, сумеет вознаградить тех, кто ему помог. Например, всем участникам строительства «биореакторов», которые городу сэкономят очень много дефицитного топлива, сэкономленных дров отсыпят столько, что на пару лет комнаты свои топить с утра до вечера хватит…

Когда (в мое будущее время) говорили, что народ поголовно встал к станкам и работал нам буквально ночуя возле этих станков, это было правдой. Но правдой далеко не полной, иначе говоря, все равно враньем. Много, очень много народу ни к каким станкам не встали и не вкалывали на заводах по шестнадцать часов в сутки. Не потому что не хотели: они просто не умели работать. То есть умели, но не умели работать на станках и вообще на заводах, хотя все же могли (и часто даже хотели) другую работу выполнять. В том числе и потому, что за работу все же рабочие карточки давали, хотя бы по низшей категории — но те же дворники, допустим, в день работали часов по шесть максимум. Дворничихи в основном, но их было в Горьком все же немало. Однако дров было еще меньше — и мой призыв люди услышали. Особенно услышали люди из Автозаводского и Московского районов, причем не только дворничихи, но и начальство с некоторых заводов — и сразу после праздника на горьковском масложирокомбинате началась стройка? Там было решено выстроить сразу четырехкамерный «биореактор» (прижилось как-то быстро введенное мною название). Причем строить его стали «по науке»: тот давешний дядька, микробиолог из университета, все же с указанными мною заводами связался, они совместно все, что могли, обсудили и составили очень интересный проект установки как раз на четыре камеры, каждая по три тысячи кубов размером. А масложирокомбинат в качестве места для пилотной установки подходил лучше всего: этот дядька (которого звали Василий Смирнов) провел несколько экспериментов и выяснил, что жирные отходы комбината больше всего в качестве корма для микробов подходят и именно там они больше всего газа и произведут. А комбинат пока работал на генераторном газе (то есть не только на генераторном, он и просто угля и даже дров потреблял как не в себя), так что ему такой «бесплатный» газ был очень даже не лишним. Но средств (и сил) на строительство у комбината не было, а товарищ Киреев, когда Василий Смирнов к нему с готовым проектом пришел, ответил просто: