Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 26

— Думаете, что вас не найдут? — наклонил я голову.

— Почти уверен в этом, — улыбнулся он. — Как закончим с вами, отойдём в горы Нондо, что на севере. Спустимся по тайным горным тропам и окажемся позади всех. В «зачищенной» сайнадами области. Увидишь, вскоре мы просто растворимся на той территории, будто всегда там и были.

— В чём же тогда смысл вашего наёмничьего отряда? — уточнил я.

— Так мы и не наёмники, — хмыкнул второй. — Так… играем в них. Ты верно сказал, маг, что хотели бы воевать — пошли к вам. Хотели бы спрятаться — нырнули за стены Магбура. Но мы не желаем ни того, ни другого.

— Мы можем проводить вас до Магбурского тракта, — быстро добавил первый. — А ещё предоставить достаточный запас пищи и еды. Заодно заняться вашими ранеными по пути. У нас, конечно, нет магов, но хватает умелых травников, как и должных запасов.

Я слабо улыбнулся. Кажется, всё-таки что-то получается.

— По рукам.

— Тогда проезжайте со своими людьми.

Парочка развернулась и направилась обратно, к ожидающим их людям. Я некоторое время смотрел им вслед, затем развернул коня и привстал в стременах. Далеко на западе, над Эранпуром, поднялась туча пыли.

— Даника, Зилгард ведь остался с армией, так?

Девушка отвела взгляд.

— Ты говорила, что у вас, перерождённых магов, есть особая связь. Можешь передать ему о том, что здесь произошло?

— Да, могу.

— Тогда пусть сообщит Логвуду: он был прав.

«Лучше ослепнуть в Аду, чем быть безголосым на Небесах».

Джахангир Галбрейт, «Бытие души».

Малая Гаодия, взгляд со стороны

— Это знак! — ревел Челефи у входа в шатёр. — Чудо!

Как он зашёл сюда — одеться для нападения на Таскол, — так и не выходил, увязнув в споре.

Приближённые визиря толпились у порога, понимая по тону беседы, что он разговаривает с НЕЙ. Со Святой матерью культа Амма. Тем не менее, Кальпур последовал за ним в сумрак и духоту, разящую мускусом и воняющую простынями, замаранными бесчисленными совокуплениями.

Фира, рассевшаяся на своей кушетке, взглянула на него без интереса или удивления, а затем вновь обернулась к своему пленённому похитителю.

— Нечто было начертано, — насмешливо бросила она, — но начертано не для тебя!

— Посол, что-то срочное? — осведомился Челефи голосом столь же безжизненным, как и выражение его лица.

— Я-я… — запинаясь, пробормотал Кальпур, — позабыл здесь свой, э-э… — он моргнул, глотая слюну, — свой… свою сумку…

— Скажи ему, богохульник! — зашлась хохотом жрица, посмотрев на эмиссара. — Скажи, что Троица не имеет отношения к случившемуся. Что всё сделала ОНА! Ты ведь знаешь. Чуешь. Поделись с этим глупцом знанием, как одна прóклятая душа с другой.

Кальпур не имел ни малейшего понятия, что тут случилось, догадываясь лишь, что это как-то связано с ним.

— Я… э-э… — невнятно блеял посол.

Но Челефи лишь бросил на женщину ещё один бешеный взгляд.

— Не это! — крикнул он. — Ты не сможешь забрать у меня это чудо!

Фира наклонилась вперёд, опершись одной рукой на колено, и плюнула на награбленные визирем бесценные ковры.

— Палец не может украсть у руки. Я стою слишком близко к Амманиэль, чтобы забрать то, чем она одарила.

Великий визирь и «надежда» Кашмира провёл рукой по лицу и дважды быстро моргнул.

— Я знаю то, что знаю, — проскрежетал он, с натугой поднимая стойку со своей кольчугой из груды беспорядочно раскиданного в сумраке роскошного барахла. — Знаю, кто ответственен и что нужно сделать!

— Ничего ты не знаешь! — прокаркала Фира. — И чуешь это, словно гнойник в своём сердце!

— Заткнись, сумасшедшая баба!

— Скажи ему! — заклинала она ошеломлённого эмиссара Сайнадского царства. — Поведай о том, что он знает и так!

— Заткнись! Замолчи! — надрывался Челефи.

Фира завизжала от смеха, наполненного омерзительным соблазном и напоённого древней гнилью.

— Скажи ему, что богиня содеяла это! Что его чудо — не работа Триединства, не гнев Хореса или какого-то другого божка. Землетрясения — дар Амманиэль, которая рванула свою ослабшую темницу. Рванула так, что почувствовал весь мир!

— Троица пронзит твой грязный язык!.. — дёрнулся Челефи, но оказался прерван.

— Троица? — неверие в её голосе было столь очевидным, столь абсолютным, что её чувственное контральто, казалось, оттеснило прочь все прочие звуки. — Триединство давно не вмешивается в мирские дела. Они не участвовали в судьбе Тораньона даже во время Великой Войны. Аха-ха-ха, скажу больше, Троица — это то, что случается, когда философы начинают поклоняться собственным бредням!

Челефи с искажённым яростью лицом нависал над ней, его усы топорщились над ощеренными зубами, он занёс готовую разить руку.

— К-к-кох-кохран! — с трудом выговорил визирь, то ли от гнева, то ли от ужаса. — Это его рук дело!

— П-п-правда? — насмешливо ответила она, передразнивая мужчину. — Что же твой скудоумный божок не вмешался раньше, когда у Кашмира был шанс отбить нападение Империи Пяти Солнц? В самом начале завоеваний Дэсарандеса? Хотел посмотреть, как твой народ ползает перед императором в грязи? — Святая мать издевательски рассмеялась.

— Я ударю тебя, чёртова сука! — зарычал Челефи.

— Так ударь! — вскричала она, голос женщины загремел так, что кожа эмиссара покрылась мурашками. — Ударь и услышишь, как я запою! Пусть все твои родичи узнают, что стены Таскола обрушила совершенно иная богиня! Которой поклоняются в том числе и в Империи!

Она уже успела вскочить и теперь, бурля гневом и выплёскивая всё своё нутряное отвращение к мерзостям, которые ей пришлось засвидетельствовать и вынести, мерила шагами шатёр.

— И что же? Как вы, треклятые богохульники, называете богиню плодородия, красоты и семейного очага? Божественной шлюхой? Подстилкой Троицы? Ты, — ткнула она пальцем в Челефи, — звал её именно так! Я слышала! Ты — порочная, ублюдочная тварь, ты — грязный насильник, поганящий жён и детей! Убийца и вор! Отравленный жаждой ненависти! И ты смеешь называть нашу божественную покровительницу таким же демоном, как и Хореса с Дэсарандесом? Ты смеешь сравнивать их и грести под одну гребёнку⁈

Её глаза округлились от ярости, она простёрла руки ко всем опрокинутым, раскиданным и разломанным свидетельствам грабежа. Рычание, казалось, прорвалось сквозь землю у них под ногами.

— Она! Поглотит! Тебя! — голос отдавал смесью ненависти и могильной стужи.

Даже Челефи прикрылся ладонями от её бешеной злобы, ибо эта свирепая ярость явно была не от мира сего.

— Ложь! — воскликнул визирь, но в голосе слышалось осознание горькой истины. — Чудо дано лишь мне! Мне!

Фира вновь зашлась приступом адского хохота.

— Твоё чудо⁈ — выла и бушевала она. — Ты и правда думаешь, что Амманиэль — божественная подстилка! — поразила бы свою собственную землю ради кого-то вроде тебя или даже ради всего твоего ущербного народа? Гонимого в этой жизни и прóклятого в следующей?

Древняя дева вновь харкнула на пол и топнула ногой.

— Ты ничтожен, и ты прóклят. Ты лишь растопка для большего, намного большего пламени!

— Нет! — завопил визирь. — Я избран!

— Да-а-а! — смеясь, вопила и топала ногами жрица. — Избран, чтобы валять дурака!

— Имасьял Чандар Челефи! — прогремел Кальпур, увидев, что визирь схватился за рукоять меча.

Мужчина, наполовину обнажив клинок, застыл, ссутулившись, как обезьяна, и бешено хрипя.

— Она неспроста подзуживает тебя, — сказал посол, размеренно дыша.

— Неужто! — рявкнула Фира, презрительно усмехнувшись. — Дошло наконец. Да просто все мы уже мертвы.

Слова, брошенные, как объедки с королевского стола жалким нищим.

Они оба застыли, поражённые гнетущим предчувствием, столь ужасающим был её голос, прозвучавший так, словно всё это уже не имело никакого значения…