Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 19

Фира рассматривала их обоих, как делала это всегда, развалившись с ленивой небрежностью, свойственной шлюхам и девственницам — тем, которым известно либо слишком много, либо слишком мало, чтобы о чём-либо беспокоиться. Разнообразие оттенков ликования оживляло её лицо, но в глазах жрицы не было и тени насмешки.

Казалось, весь мир в этот день был для неё подлинным даром.

— И кого? Кого страшится великий царь⁈ — вопил Челефи.

Кальпур продолжал изучать хлеб у себя на тарелке. Чем глубже ужас проникал в душу визиря, тем чаще он отвечал на свои собственные вопросы — вплоть до того, что собеседники стали ему не нужны совершенно.

— Императора Дэсарандеса!

Он говорил как человек, чей разум своими острыми гранями постоянно терзает его самого.

Эмиссару уже пришлось испытать на себе подобные «переговоры», и он знал, что сейчас ему нужно просто ждать, когда Челефи готов будет услышать ответ.

— А мы стоим здесь, прямо здесь! Перед вратами его столицы! Всё, что нам нужно — это корабли, слышишь меня, человек, корабли! И Велесу, нет, всему могучему Сайнадскому царству, никогда больше не нужно будет бояться!

— Даже если бы я мог это сделать, — наконец резко возразил Кальпур, — понадобились бы месяцы для…

Послышался громкий и странный треск, будто бы огромная льдина раскололась пополам. Земля начала вдруг разъезжаться, как брошенные на воду доски.

Челефи упал к нему на колени, а потом посол, на пару с визирем, опрокинулись назад, рухнув на землю одной брыкающейся кучей.

Мир превратился в колышущееся безумие, и всё же Фира каким-то образом умудрилась встать.

— Да-а-а! — завопила она, перекрикивая поднявшийся грохот. — Твои дети слышат твой голос, о богиня!

Шатёр шатался, повиснув на стонущей арке. Варварская коллекция награбленных трофеев и роскошной мебели кренилась и раскачивалась подобно пляшущим трясунам. Хрупкие вещи ломались со скрипом и треском.

Жрица Аммы, заходясь хохотом, выла, издавая сладострастные вопли:

— Да! Да-а-а!

А затем всё кончилось, сменившись сверхъестественной неподвижностью земли у них под ногами.

Визирь позволил себе любезность встать с сайнадского эмиссара. Хор голосящих воплей поднимался снаружи — сотни мужских глоток ревели и орали всё громче…

Челефи успел вскочить и выбраться сквозь полы шатра наружу ещё до того, как Кальпур разобрался, где у него руки, а где ноги. Посол потратил несколько мгновений, чтобы окончательно прийти в себя и привести в порядок свои затейливые одеяния. Фира, крутясь и выгибаясь, плясала на валяющейся грудами роскошной обстановке гарема.

— Узри же! — взывала она из сумрака разгромлённого шатра. — Узри, что дóлжно!

Кальпур устремился прочь от её восторженного экстаза и выскочил, моргая и щурясь, прямо под лучи слепящего солнца. Сборище сбитых с толку кашмирских воинов заполняло лагерь.

— Тихо! — орал Челефи, расталкивая людей и пытаясь вслушаться в происходящее за гребнями северных холмов. Он вновь простёр руку: — Тихо!

Великий визирь повернулся к стоявшему рядом помощнику, Эралпу:

— Что ты слышишь?

Челефи воззрился на Кальпура, а затем перевёл бешеный взгляд на всех остальных:

— Что они кричат? Что?..

Само мироздание, казалось, затаило дыхание, вслушиваясь. Кальпур слышал отдалённый хор голосов, но в ушах его всё ещё стоял звон от грохота землетрясения — не говоря уж о безумных воплях жрицы культа Амманиэль.

— Стены… — ахнул незнакомый юный воин, его хмурая сосредоточенность на глазах превращалась в радостное изумление. — Они кричат, что обрушились стены!

Кальпур наблюдал, как до многострадального сына кашмирских земель дошёл смысл этих слов и лицо его преобразилось, охваченное столь могучими страстями, что они сокрушили бы большинство прочих душ…

Увидел его беззвучный вопль…

— Триединый! — дрожа всем телом, прохрипел он. — Троица богов самолично помогла нам!

Но возглас Челефи казался слишком явно наполненным чувством, напоенным чем-то чересчур человеческим, свидетельствующим о чём угодно, но не о святости.

Крики и возгласы, доносившиеся из-за гребня холма, пронзали наступившую благоговейную тишину. Клинки вспыхнули в сиянии утреннего солнца.

— К оружию! — с внезапной дикостью заревел визирь. — К оружию! Сегодня мы станем бессмертными!

И весь мир превратился в крики и ощетинившийся смертоносным железом натиск.

Челефи, обернувшись, схватил Кальпура за плечо и яростно крикнул ему:

— Оставь себе свои прокля́тые корабли, безмозглый идиот!

Затем он скрылся в недрах шатра, чтобы забрать оттуда оружие и доспехи.

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

Благословенная правительница Империи Пяти Солнц обошлась без церемоний и предложила новоприбывшему графу Либию Карно, приведшему солидное подкрепление из Эдеа, проследовать за ней к высоким дворцовым балконам, где они могли бы увидеть город и обсудить, как лучше организовать оборону столицы. Граф выглядел именно так, как и должен был выглядеть знатный имперский дворянин — фигура героя, длинные светлые волосы с благородной сединой и могучая челюсть. Манеру его речи скорее можно было счесть свойственной учёному, а не профессиональному военному аристократу, что и понятно, поскольку Карно славился в Империи как человек, в равной мере способный и тщательно спланировать кампанию, и держать в уме все необходимые расчёты, всегда зная, какие именно ресурсы находятся в его распоряжении.

Он начал с бесконечных вопросов. С помощью Косто Лоринсона, министра военных дел, и Мариуса Дэбельбафа, министра разведки и шпионажа, императрица сумела пережить это тяжкое испытание. Но без Сарга Кюннета никто из присутствующих не сумел дать исчерпывающих ответов. Более того, некоторые вопросы, например о количестве бельевых верёвок в городе (как выяснилось позже, для лошадиной упряжи), попросту вызвали недоверчивый смех. Несмотря на это, беседа была наполнена лёгким весельем и взаимным уважением, и Милена, в конце концов, воскликнула:

— И как могло так случиться, что мой муж ни разу не вызывал тебя сюда?

— Это потому что я следую за полем битвы, ваше великолепие, — ответил граф, — просто в этот раз само поле явилось сюда.

Его красноречие заставило её обратить взор к сумрачным хитросплетениям и лабиринтам Таскола. И у неё, как это часто случалось, засосало под ложечкой от высот и далей, что лежали между ней и её народом…

Резкий треск — словно от невидимого удара грома или как если бы невообразимо огромное стекло треснуло под воздействием мороза — заставил всех дёрнуться, вскрикнуть и начать оглядываться. А в следующий момент земля заколыхалась, будто одеяло. Вновь и вновь. Всё сущее приподнялось и содрогнулось.

Милена оказалась единственной, кто устоял на ногах.

Задняя терраса ходила ходуном, словно корабельная палуба во время шторма, только, в отличие от корабля, эти толчки не смягчались водой.

Императрица стояла, а весь мир вокруг неё сотрясался.

Земля, казалось, подпрыгнула, ударив Мирадель по подошвам сандалий, но женщина продолжала стоять, словно привязанная и поддерживаемая какими-то незримыми нитями. Несмотря на всё своё самообладание, граф Либий шлёпнулся на зад, словно ещё только учащийся ходить карапуз. Косто Лоринсон рухнул на колени, а затем ударился лицом, попытавшись опереться на руку, которая предательски его подвела. Мариус Дэбельбаф хотел поддержать свою императрицу, но промахнулся и свалился ей под ноги.

Милена видела, что там, внизу, целые улицы её города рушатся, объятые дымом. Отдалённые здания и постройки, чьи очертания были ей так хорошо знакомы — вроде башни Эзейна, — складывались сами в себя, превращаясь в облака пыли и рассыпающиеся по склонам обломки, крушащие городские кварталы. Впоследствии она едва сможет осознать, что всё увиденное ею, вся монументальность свершившейся катастрофы, может быть отнесена на счёт одного-единственного смертного. Ныне же, хотя Мирадель и довелось лицезреть наиболее ужасающий катаклизм из всех виденных ею когда-либо, внезапно пришло понимание, что он лишь предвещает куда бо́льшие бедствия…