Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 12

Ольтея довольно ухмыльнулась, когда он промолчал. Тут была лишь одна букашка.

— Мне-мне нет н-нужды, обращаться к ним.

«Он лжёт», — произнёс внутренний голос.

«Я знаю», — мысленно улыбнулась женщина.

Императорская любовница отодвинула от себя его запястье, чтобы всмотреться в глаза Сарга Кюннета. Казалось удивительным находиться настолько близко от его ненавистного лица, чтобы иметь возможность разглядеть мельчайшие поры на коже, розовую кромку век и прикус зубов.

— Ты опасаешься, что вмешательство целителей изменит тебя, — произнесла Ольтея. — Что ты лишишься того, за что тебя приблизили — своего интеллекта. Станешь «нормальным» — и никому не нужным.

Вялое, отстранённое моргание.

— Я не боюсь, — мертвящий холод проник в его голос.

— Боишься, я вижу это. Ты находишь свою ущербность уникальной. Это выделяет тебя, позволяет быть нужным.

Вода с её волос капала в остывшую ванну.

— Но при этом, — она улыбнулась, — ты понимаешь, от чего отказываешься. Жертвуешь собой…

— Сейчас я нужен Империи, — Кюннет поднял губку, но Ольтея раздражённо отстранилась.

— Может быть. Но стоит ли она всего, что ты вынужден совершать? Боясь изменений, ты застрял в уродливой, переломанной, треснувшей оболочке. Ты хоть раз был с женщиной? Нет, это очевидно. Да они и не обращают на тебя внимание, верно? Даже императрица не считает тебя мужчиной, ведь иначе не доверила бы «уход» за женщиной.

Ольтея видела это с абсолютной ясностью.

— Мне всё равно, — его лицо побледнело.

— Это ложь, — продолжила она. Кюннет казался полностью опустошённым. — Ты хочешь приобщиться к «взрослым» играм, только ничего не получается. Но ты упёртый, верно? Сколько раз ты пробовал снимать шлюх?

Императорская любовница хихикнула, задрожав от восторга. Наклонившись вперёд, она прижалась своею влажной щекой к его щеке:

— Ты ведь пытался не только с женщинами, Сарг, — шепнула она.

От него пахло скисшим молоком.

— Кто это был? Мужчины? Дети? Животные? Ты настоящий урод…

Внезапно вода и мыло потекли ей в глотку. Отплевываясь и протирая яростно пылающие глаза, Ольтея едва успела увидеть бегство Кюннета — лишь тени и мелькающий нелепый наряд. Она не пыталась окликнуть его.

Вместо этого женщина с головой погрузилась в обволакивающие остатки тепла, смывая мыло с лица и волос. Она знала, что почти наверняка приговорила себя, но всё равно ликовала, безмолвно торжествуя.

Страх всегда медлил, проникая в её душу, туда, где её воля была слабее, а сердце сильнее всего.

А ведь нужно немалое искусство, чтобы заставить разрыдаться столь уникальное существо!

Внезапно ей пришла в голову мысль, что «забытого» может не быть в его покоях. И почему-то эта мысль оказалась столь болезненно сильной, что она не смогла думать более ни о чём другом.

Ликование оказалось кратким. Охваченная чудовищной паникой Ольтея выскочила из ванны, кое-как оделась, не вытираясь, и мокрой прокралась в ветвящиеся глубины укутанного тенями дворца, оставляя на своём пути влажные следы. Никогда раньше, казалось ей, она не испытывала подобного ужаса и не вела внутри себя столь злобных споров, наполненных взаимными обвинениями.

«Тупица! Ты же убила нас! Убила нас!» — надрывался внутренний голос.

«Но ты ведь играл вместе со мной! Разделил всё веселье!»

Однако, обнаружив, что покои «забытого» и правда пусты, она почувствовала, что её сердце буквально остановилось. Довольно долго женщина так и лежала ничком на железной вентиляционной решётке, опустошённая и изнурённая, не способная даже думать, и лишь молча взирала на затенённый угол, где «забытому» положено было… дышать. В эти первые мгновения мысль о том, что божественный аватар незримо движется где-то во тьме, просто переполнила чашу её сознания, парализовав все иные помыслы.

Какова вероятность того, что всё это было лишь случайностью? Совпадение ли, что «забытый» исчез сразу после того, как она вывела из себя и спровоцировала Сарга Кюннета — человека, державшего в своих костлявых руках её погибель? Неужели невероятный убийца сейчас просто слонялся по залам Ороз-Хора по каким-то другим своим непостижимым делам? Или… или всё это уже свершилось? И её вновь переиграли. Да и как бы могла она быть ещё свободнее, будучи уже свободной, да ещё и обречённой разбирать причины действий прокля́того неизвестного божка! Решать что-либо — само по себе было деянием! Тянешь ли ты за ниточки, чтобы распутать клубок, или втыкаешь иглу кому-то в глаз. Но каждая мысль, мельчайшее движение её души уже становились свершившимся фактом, а это означало, что на самом деле она сама никогда ничего не решала. Всякий раз! Что означало…

Ольтея задохнулась от невыносимой безнадёжности этой загадки, превратившейся в безнадёжность её нынешнего положения, в невозможность найти выход из тупика, в котором оказалась.

Какое-то время она тихонько плакала. Даже окажись в покоях «забытый», он услышал бы лишь неразборчивые причитания, прерываемые слабыми всхлипами.

Она лежала неподвижно, как куль.

«Как? — хныкал внутренний голос. — Как ты могла быть такой идиоткой?»

«Это всё Кюннет виноват!»

«Должно быть что-то…»

«Ничего! Почему до тебя не доходит?»

«На нас охотится бог!»

Её скрутил ужас.

«Тогда пусть он найдёт нас!» — с разгорающейся свирепостью решила Ольтея.

И она снова помчалась сквозь наполненный тенями дворец, лицо её пылало, рубашка липла к телу, как вторая кожа. Беспримерная, ни с чем не сравнимая ярость оживляла её, заставляла нестись сквозь тени и тьму, искажала её лицо маской дикой злобы.

Это был её дом!

Её дом!

Она скорее сдохнет, чем будет дрожать от страха в его стенах.

Ольтея промчалась сквозь узкие щели, высокие колодцы и изогнутые тоннели, как мартышка вскарабкалась по стене обратно, на устремлённую к небу твердыню верхнего дворца. Она уже почти достигла своей спальни, когда всеохватывающие подозрения заставили её посмотреть на вещи более трезво. Ей потребовалось лишь спросить саму себя: «А где императорскую любовницу должны будут обнаружить мёртвой?» — чтобы начать догадываться и о том, где, скорее всего, должно свершиться её убийство. Ведь так много баллад и историй сложено о том, как членов королевской семьи находили задушенными в собственных покоях. Или ей лишь казалось, что много…

И словно удар топором, эта мысль рассекла её надвое. Разъяренный бык внутри продолжал рваться вперед, но женщина уже хныкала и сжималась от вернувшегося страха.

Вскоре она влезла в секретные дворцовые туннели, не побоявшись встать на колени. Продвижение вперёд, вновь овладевшее непостоянными помыслами Ольтеи, стало настоящим кошмаром, испытанием для её ладоней. Она уже видела отблеск бронзовой решётки на кирпичной кладке там, впереди, и ей казалось одновременно и странным, и само собой разумеющимся, что её комната окажется пустой и наполненной солнечным светом. Её горло и лёгкие горели огнём, даже несмотря на то, что она являлась высшим сионом. Это была не усталость. Это был страх. Именно он заставил женщину осторожно ползти вперёд, бормоча бессвязные, не обращенные к какому-либо конкретному богу молитвы.

«Ну пожалуйста», — прошептал её внутренний голос.

«Пожалуйста…» — вторила ему сама Ольтея.

Жизнь редко дарит роскошь шпионить за собственным ужасом. Обычно это они застают людей врасплох, сбивают с толку, ошеломляют, а затем либо сокрушают в пыль, либо оставляют невредимыми, следуя велениям рока. Дыхание теснилось в груди Ольтеи, ищущий выхода воздух острым ножом вонзался в горло. Женщина подкралась к поблёскивающей решётке… осторожно заглянула за её край — наподобие того, как испуганные детишки обычно выглядывают из-под одеяла. Она была настолько убеждена в том, что увидит «забытого» в своей комнате, что тут же сумела в равной мере внушить себе, что никого там быть не может, что всё это лишь дурацкое совпадение, а она лишь глупая девчонка, навоображавшая себе невесть что.