Альфа. В плену Зверя - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 6

Я слышал, как она шевелится, медленно, осторожно, как будто я был зверем, который мог сорваться на неё в любую секунду. Ей было страшно. Я чувствовал её страх, слышал, как быстро бьётся её сердце, как она пытается дышать тише, чтобы я не заметил её слабость.

– Думаешь, если затаишься, я забуду, что ты здесь? – мой голос прозвучал низко, хрипло, словно его вырвали из самых глубин груди.

Она вздрогнула, но не ответила.

Я медленно поднялся на локти, затем сел, упираясь спиной в металлические прутья клетки. Её взгляд метнулся ко мне, настороженный, напряжённый.

– Какого хрена ты здесь забыла, а? – процедил я. – Кто ты такая? Почему ты всё ещё жива?

Она молчала, но губы дрогнули, пальцы сжались в кулак на ткани её платья.

– Отвечай, блядь! – рявкнул я, и она дёрнулась, как от удара.

Я не знал, злился я на неё или на себя. Я не хотел слышать её голос, но мне нужно было знать, кто она.

– Я… – её голос сорвался, она сглотнула и попыталась снова. – Я не знаю.

– Чушь, – оскалился я, медленно вставая на ноги. – Их шлюхи не выживают. Их бабы дохнут через минуту после того, как оказываются здесь. А ты – нет. Почему?

Я смотрел на неё и чувствовал, как ярость ползёт по телу, как рвёт мышцы, закипает в крови. Ненавижу. Ненавижу её за то, что она здесь. За то, что её запах теперь въелся мне в лёгкие, в кожу, в ебучие кости. За то, что я чувствую её даже с расстояния.

Дыхание сбивается, пальцы дрожат, кулаки сжимаются.

Она – мой провал.

Я выжил после пуль, пыток, серебряных цепей. Выжил после всех женщин, которых бросали сюда, и которых я рвал без сожалений. Но теперь я проиграл.

Потому что она выжила.

Я сделал шаг вперёд, и она тут же вжалась в стену клетки, но не отвела глаз. Слишком живая, слишком яркая. Слишком не сломленная.

– Что ты такое? – прошипел я, чувствуя, как срывается голос.

Она молчала.

Я чувствовал, как зверь внутри меня скребётся, взвывает, рвётся к ней. Чертовы инстинкты, этот проклятый запах. Она должна была умереть, чёрт возьми.

– Завтра они приведут тебя снова, – я шагнул ближе, нависая над ней, загоняя в угол. – Знаешь это, да?

Она тяжело сглотнула, но не отвела взгляда.

– Каждый день. Пока не получат, что хотят, – продолжил я, чувствуя, как голос становится низким, хриплым. – Пока ты не понесешь от меня.

Она вздрогнула, и во мне что-то дёрнулось. Как вспышка ненависти, перемешанной с голодом. Её дыхание сбилось, и я видел, как её тело напряглось, как кожа покрылась мурашками, словно от мороза.

Я не знал, чего хочу больше – разорвать её или трахнуть так, чтобы на ее теле остался только мой запах.

Она не должна была выжить.

Но теперь она здесь.

И я не знал, смогу ли я остановиться.

Холод вползал в тело, как трупный яд.

Я очнулась резко, с судорожным вздохом, как утопленник, которого слишком поздно вытащили на берег. В горле стоял металлический привкус, в ушах звенело, будто кто-то долго и методично бил по черепу.

Бетон подо мной был ледяным, пропитанным влагой и запахом гнили. Я не сразу поняла, что это мой собственный дрожащий вдох разрезает вязкую тишину.

Тело ломило. Каждую мышцу, каждую кость. Боль поселилась под кожей, в венах, глубоко внутри, где её уже невозможно было выцарапать ногтями.

Я не хотела открывать глаза.

Не хотела дышать.

Не хотела чувствовать.

Но тело помнило.

Помнило всё.

Я вздрогнула и сжалась в комок, забившись в угол клетки, туда, где тьма была гуще, где можно было спрятаться от себя самой. От реальности. От него.

Дыхание сбивалось. Грудь сжимало, будто что-то невидимое и липкое обвило меня, впилось когтями в рёбра.

Нет. Не вспоминай. Не думай. Выкинь это из головы. Просто… просто вычеркни.

Но память не подчинялась. Тепло его кожи. Вес его тела. Глухое рычание у шеи. Я прикусила губу так сильно, что во рту снова появился вкус крови.

Ты просто очередная жертва. Просто ещё одна несчастная, запертая в этой клетке. Всё. Конец. Смирись.

Но я не могла забыть и смириться.

Ночь отпечаталась в моей коже. В мыслях. В сути моего сознания. И теперь меня тошнило не только от страха. Меня тошнило от того, что я выжила. От того, что я больше не понимала, кто я.

Темно. Холодно. Сырость вползает в кости, забивается под кожу. Я не знаю, сколько прошло времени. Часы? Дни? Здесь не было ни окон, ни солнца, ни времени. Только вечная тьма, мерзкий запах металла и давящий страх, сжимающий меня, как удав.

Тяжёлые шаги. Глухие, ровные, уверенные. Я затаила дыхание. Он проснулся. Каждая клетка моего тела напряглась, сердце дёрнулось, будто пыталось найти выход. Я не смотрю в его сторону. Не могу. Просто ещё сильнее вжимаюсь в угол, холодные прутья клетки впиваются в спину, пальцы сжимаются в кулак так, что ногти впиваются в ладони. Он рядом. Я чувствую его, не так, как прошлой ночью. Тогда он был зверем – силой, инстинктом, болью, которой нельзя сопротивляться. Сейчас он другой.

Я украдкой бросаю взгляд, короткий, осторожный. Он сидит напротив, и его взгляд цепляется за меня, изучает, оценивает. В его глазах нет того бешеного голода, нет оскала, нет звериного блеска. В них что-то другое. Тяжёлое. Жёсткое. Почти… я не знаю. Сожаление? Нет, это невозможно.

Но впервые я действительно смотрю на него.

Высокий, широкоплечий, сильный – он кажется вырезанным из камня. Каждое движение, даже самое незначительное, наполнено скрытой мощью. Его тело – оружие, но сейчас оно не движется, лишь напряжённо замирает в полумраке клетки.

Чёрные волосы, немного длиннее, чем должны быть, неаккуратно падают на лоб, обрамляют лицо, которое кажется слишком резким, слишком правильным для зверя. Скулы чёткие, жёсткие, подбородок покрыт щетиной, но она не скрывает того, что он… красив. По-мужски грубо, опасно, хищно.

Но страшнее всего его глаза.

Ярко-зелёные, свечение в полумраке, словно внутри таится дикий огонь. Он смотрит прямо на меня, и от этого взгляда по спине пробегает ледяной холод. Он не такой, как прошлой ночью. Тогда его лицо было другим – вытянутое, звериное, скрытое под густой тёмной шерстью, и эти же зелёные глаза смотрели на меня из-под волчьей морды.

Я зажмуриваюсь, срываю взгляд, сдавливаю пальцы так сильно, что ногти впиваются в кожу. Это не человек. Это не просто мужчина. Это что-то совсем другое.

– Как ты? – его голос глухой, низкий, хриплый.

Я молчу. Просто смотрю. Просто жду. Он не может быть таким. Это неправильно. Он должен быть зверем, монстром, убийцей. Должен схватить меня, прижать к прутьям, задыхаться от собственного яростного желания. Но он просто сидит. Слишком близко. Слишком спокойно.

Я вжимаюсь в угол клетки, отодвигаюсь от него, насколько это возможно. Ему нельзя верить. Он убивал. Он разрывал. И если сейчас он спокоен, значит, просто ждёт момента, чтобы снова сломать меня.

Он двигается медленно, очень медленно, будто сам боится, что сорвётся. Протягивает руку. Я замираю, грудь сжимается, дыхание застывает в лёгких, потому что я знаю, что будет дальше. Он ударит. Он сорвётся. Он схватит меня за горло, впечатает в пол, зарычит мне в ухо, как зверь, которому плевать на мои крики. Я знаю, я видела это в его глазах.

Но он не бьет.

На мои плечи ложится плед.

Я не сразу понимаю, что произошло. Ткань мягкая, тёплая, пахнет им – тяжёлый, пряный, терпкий запах, пропитанный потом, чем-то мужским, резким, чуть дымным. Запах силы. Запах опасности. Запах его зверя.

Я не понимаю. Это какая-то новая игра? Новый способ сломать меня? Почему он это делает? Почему вместо того, чтобы разорвать меня, как всех до меня, он теперь заботится?

Я сжимаю пальцы в пледе, кожа покрывается мурашками, но не от холода. Мне страшно. Не так, как вчера, когда он рухнул на меня зверем, лишённым разума. Нет. Этот страх другой. Он вползает в лёгкие, оседает в крови, шепчет: если он заботится, значит, я для него больше, чем просто тело в клетке. А это куда опаснее смерти.