Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 32

Теперь Феано знала точно, чего хочет. Ведь в микенском дворце она слышала немало о тех порядках, что приняты на востоке. Там женщины не сидят затворницами, как здесь, в захолустной Аххияве. Они владеют имуществом, подобно мужам, а уж царицы хеттов и вовсе имеют настоящую власть. У них даже чиновники свои есть, и собственная печать. Они пишут другим владыкам и отдают приказы тысячам людей. Вот и она тоже хочет так.

— Трижды три, — бормотала она, поглядывая на лист папируса. — Девять! Трижды четыре… один и два. Забыла!

Она посчитала собственные пальцы, нашла целый десяток, потом загнула еще два пальца и радостно воскликнула.

— Двенадцать! Дюжина! Вот я глупая. Я же знаю, что три раза по четыре — это дюжина. Трижды пять… Дюжина и еще три. Это две руки пальцев и еще одна рука. Пятнадцать же! Мегапенф, радость моя. Твоя мама знает, что молодость и красота не вечны. Маме нужно устраивать свою жизнь. На твоего отца надежда слабая. Он у нас тот еще кобель, а Спарта та еще дыра. Мамочке здесь нравится. Только вот дворец маловат. Она хочет себе побольше. Как в Микенах.

Феано задумалась ненадолго, а потом ее лицо озарила улыбка.

— Мама — вот что сделает, сыночек! Совсем скоро в Трою пойдет корабль с сушеной рыбой и жалованием воинам. Мама в лепешку расшибется, но напишет письмо своему господину. Вот он удивится-то! Его жена точно так не сумеет.

* * *

В то же самое время. Лемнос.

Изрезанный скалистыми бухтами берег острова встретил нас паникой и суетой. Люди, видя с холмов мой флот, бежали за крепостные стены и уводили скотину в горы. Городок, спрятанный в глубоком заливе, который, свою очередь, прятался еще в одном заливе, как в матрешке, с борта корабля не виден вовсе. В этом и есть прелесть жизни на островах Эгейского моря. Ты смотришь прямо на то самое проклятое пиратское гнездо, но найти его не можешь, даже проплывая мимо. Для этого нужно сунуть свой нос в каждую бухту, которых тут без счета, и попутно умудриться сохранить в целости днище своего корабля. Ведь здешние воды усеяны острыми скалами, ведущими собственную охоту на кормчих, пришедших сюда впервые. К счастью, со мной был Палинур, который море у берегов Вилусы знал как свои пять пальцев. А уж на Лемносе он и вовсе бывал множество раз. Он здесь даже ночью найдет путь, если понадобится.

Лемнос большой, в разы больше Сифноса. Он населен пеласгами, которых еще не прогнали вездесущие ахейцы, но власть микенских царей тут признают. Вот, даже торгуют с ними, обеспечивая продовольствием и вином. Сотни людей вывезены сюда для продажи, многие таланты меди и бронзы, ткани, одежда и даже мебель. Лемносцы не пошли воевать, но нажиться на этой войне смогли.

— Абарис! — скомандовал я, разглядывая убогую крепостцу без башен, зубцов и каких-либо иных фортификационных изысков. Серьезная твердыня для здешних мест. — Камнеметы ставьте и рогатки у ворот. Чтобы муха не выскочила.

— А гонца не будем посылать? — удивился тот.

— Сами пришлют, — махнул я рукой. — Лучше день пострелять, чем неделю уговаривать.

Сценарий у нас уже был отработан, и вскоре ошалевшие горожане, непривычные к потоку камней, летящих с неба, запросили переговоры. У них и выбора не было. В столице (если можно было так назвать это селение на холме), жило людей примерно столько же, сколько привел сюда я. А постные физиономии уважаемых людей свидетельствовали, что о сопротивлении они особенно и не помышляли. На всем немалом острове живет тысяч пять народу, из которых едва ли десятая часть способна взять в руки копье. И три четверти из этих людей прячется в горах и наблюдает за нами прямо сейчас, не слишком-то желая получить свою порцию железа. Им незачем воевать с нами. Мы их не трогаем, и они не трогают нас. Люди тут торговые, прагматичные, и отморозков по типу Портоса, который говорил «я дерусь, потому что дерусь» немного. Такие редко доживают до цветущего возраста, получая свое еще в юности.

— Царь Евн вопрошает тебя, чужеземец, — патетически выпятил грудь белобородый старец в грязноватом хитоне. — Зачем ты пришел, не убоявшись гнева повелителя Аххиявы? Разве ты не знаешь, что мой царь — сын ему?

— Да плевать я хотел и на повелителя Аххиявы, и на твоего Евна, — честно признался я. — У вас времени до заката. Вы отдаете всех пленников, что наменяли в ахейском лагере, всю медь, всю бронзу и олово. Даете ткани на сто хитонов, две тысячи мешков зерна, сто кувшинов масла, триста баранов и двести кувшинов вина. Царь Евн признает себя моим сыном и отдает мне всю свою казну.

— А если мы не согласимся? — озадаченно посмотрел на меня старец, слегка удивленный размером моих притязаний.

— Если не согласитесь, то завтра до полудня я зайду в город, и тогда живые позавидуют мертвым, — равнодушно пожал я плечами. — Вы даете еду ахейцам, которые разоряют мою страну. Так почему я должен жалеть вас? За то, что вы сотворили, вашим женщинам светит рабский рынок, а вам самим — смерть от железа.

— Да что мы сделали такого? — возмущенно посмотрел на меня старик. — Мы просто торгуем! За что ты хочешь нас покарать, царь?

— Вы встали не на ту сторону в чужой войне, — похлопал я его по плечу. — И теперь вам придется за это заплатить. Возвращайся, уважаемый, и передай своему царю то, что я тебе только что сказал. Либо он платит мне дань, либо я возьму город и все, что в нем есть. Иди, разговор окончен.

— Они не станут платить столько, — озадаченно посмотрел на меня Абарис. — Это слишком много.

— На то и был весь расчет, — признался я. — Здешнего царька надо пустить под нож. Он слишком верно служит Агамемнону, я не могу оставить его у себя за спиной. Готовьте таран, на рассвете пойдем на штурм.

Свое обещание я выполнил, и вскоре смотрел на несколько сотен человек, которые понуро ожидали решения своей участи. Мужчины погибли почти все, а те, что сдались, были изранены. Женщин, стариков и детей согнали в кучу на площади. Я ходил вдоль рядов уцелевших, пытливо вглядываясь в испуганные лица.

— Ты! — увидел я давешнего посла. — Как твое имя?

— Холайе, — ответил он, но, заметив, что я хмурюсь, тут же исправился. — Холайе, господин.

— То-то же! Ты назначаешься архонтом этого острова, Холайе, — я жестом приказал ему встать. — Ты выплатишь ту дань, что я назвал, и тогда я пощажу этих людей.

— Спасибо, спасибо, господин, — униженно кланялся старик. — Всех богов молить будем за вас. Мы недавно царевича Ликаона обратно в Трою отослали. Его Ахиллес пленил и нашим купцам продал.

— Выкуп получили за него, — понимающе усмехнулся я, и старик опустил голову, пряча глаза. Прогнуться не вышло.

Да, Лемнос хорошо заработал на чужом несчастье. Впрочем, на Ликаона мне было плевать. Сын наложницы, каких у Париамы без счета. Я его и видел-то пару раз. Холайе просто пытался меня задобрить.

— Это еще не все, — продолжил я. — Вы больше не торгуете с теми ахейцами, что пришли в Вилусу. Если узнаю об этом, вам конец. Понял?

— Да, господин, — пугливо посмотрел он на меня.

— А если понял, — я смерил его ледяным взглядом, — то я возьму десять заложников из самых знатных семей. Они поедут на Сифнос. А из твоей семьи возьму двоих. И все горожане принесут мне присягу именем богов, в которых верят.

— За-заложники? — поморгал тот в растерянности. — Какие еще заложники? Зачем заложники?

— Затем, что если вы нарушите данную клятву, — пояснил я, — то они умрут на кресте, проклиная своих отцов.

— Великие боги, — прошептал старик. — За что ты караешь нас?

— А ведь вы могли не доводить до этого, — укоризненно посмотрел на него я и повернулся к людям, которые вслушивались в каждое слово. — Разве я обманул вас? Я сказал, что возьму город, и я его взял. А вот теперь я клянусь вам именем бога Поседао, которого почитаю! Если вы преступите данную клятву, то я сотру этот город с лица земли, а всех, кто живет в нем, убью или сделаю рабами. Я населю Лемнос своими слугами, а ваши земли и скот отберу и отдам им. Расскажите это тем, кто сейчас прячется в горах. Остров большой, вам понадобится время. Но я не спешу.