Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 18

Да, микенский аристократ Левкаст не ошибся. Колесницы прошли раз, потом другой, а затем ушли в тыл, потеряв почти половину лошадей. Их оказалась слишком мало, а потому знать спешилась и встала в общий строй. Дорийцы держатся крепко, ведь у них за спиной — немыслимое богатство, за которое не страшно умереть. Сотни волов и коров, тысячи овец и коз…

Скот — основа здешней жизни. Единственная ценность, мерило богатства и знатности. Если ты имеешь надел земли, пару быков, корову и десяток овец, то тебя считают уважаемым, состоятельным человеком. Ты можешь купить копье, длинный бронзовый кинжал, отличный щит и, если боги дадут несколько урожайных лет подряд, то даже шлем. А на шее твоей жены будут висеть синие бусы, микенская имитация афганского лазурита, сделанная из окрашенного стекла. Фальшивый шик для состоятельной деревенщины. Есть у тебя двадцать коров — ты богач, а твоя жена щеголяет в оригинальных брендах. То есть лазурит на ней самый настоящий, да еще и янтарные серьги в ушах болтаются, вгоняя в оторопь завистливых соседей. А уж если коров у тебя целых двести, то для такого даже названия не придумали. Не у каждого царя есть столько, у самых богатых только. У Агамемнона, пожалуй, у Менелая, у Нестора из Пилоса, и у басилеев Аргоса и Тиринфа. Остальные царьки куда пожиже будут. Все эпические герои, начиная с Геракла и до Ромула с Ремом промышляли кражей коров, и эти деяния завистливым потомством почему-то оценивались как подвиги. Так что скот — это наше все. Эти люди умрут за коров и овец, которых уже считают своими. Они ни за что не отступят.

Огромная масса дорийцев ударила в центр микенского войска, едва не прорвав его. Тут обычно воины стоят в три шеренги, но Эгисф оказался неглуп. Он слышит то, что ему говорят. Задние ряды не дали разбежаться тем, кто стоит впереди. Их всего лишь насадили на копья, и они упали под ноги наступающей вражеской пехоте.

— Давай… давай… — шептал я. — Не вздумайте разбежаться, сволочи! Просто заманите их в ту лощину. Я ведь не так уж и много прошу…

Надо признаться, немногочисленному микенскому войску, чтобы отступать, даже стараться особенно не пришлось. Оно делало это с видимой охотой. Дорога, соединяющая Пелопоннес с Беотией и Аттикой, здесь окружена лесистыми склонами, поэтому бежать можно только назад. Еще немного, еще…

— Труби! — сказал я пареньку из островитян, который насобачился выводить на своем роге такие рулады, что даже я удивился. Вот этот сигнал поднял из кустов сотни лучников и пращников, вооруженных короткой пращой и тяжелой свинцовой пулей.

Жуткий шелест тысяч снарядов, ищущих чужие жизни, остался незамеченным поначалу. А когда стрелы и пули врезались в плотную полуголую толпу, было уже поздно. Десятки упали замертво, еще столько же ранило. Один залп, другой, третий, и вот уже неповоротливое войско, которое праздновало победу, остановилось в недоумении. Так останавливается медведь, который с упоением рвет охотничьего пса, не понимая, что на нем повис еще десяток собак, озверевших от запаха крови. Первые шеренги дорийцев пока не понимали, что происходит, а вот позади уже начался полнейший хаос. И целые отряды потекли в тыл, понимая, что войско попало в ловушку.

— Фаланга пошла! — скомандовал я трубачу. Левый фланг дорийцев стал редким, как кисея. И там, где совсем недавно я видел монолитный ком, состоящий из ярости и азарта, теперь чувствуется лишь растерянность и удивление.

Две сотни гоплитов ударили в левый фланг, опрокинув его тут же. Нет противоядия в этом мире против сомкнутого строя щитов и удара длиннейших копий. Гоплит разит поверх щита, причем разит воина справа от себя, который смотрит совсем в другую сторону. Не выдержит родовое ополчение такого удара. Просто не может выдержать.

Полчаса — примерно столько времени нужно, чтобы осознание происходящего докатилось от одного края поля боя до другого. Фаланга шагает и бьет врага копьем, выставив вперед левую ногу, прикрытую поножей. На две у меня пока бронзы не хватает. Первый ряд щеголяет в полотняном доспехе, а второй и третий прячется за ними. Потерь почти нет, а раненый из первого ряда предупреждает об этом криком и делает шаг назад и вправо, дав дорогу следующему. Плюньте в лицо тому, кто считает, что фаланга — малоподвижный строй. Там такие экзерсисы вытворяли, что пехота Фридриха Великого обзавидуется. Все дело в выучке, а мы кое-что успели вбить в своих парней. Ведь в отличие от фаланги античной, они не занимались ничем, кроме военной подготовки.

Пара метров в минуту — с такой скоростью фаланга идет примерно полчаса, а потом враг просто разбегается, будучи не в состоянии выдержать ее неумолимый натиск.

— Труби пельтастам! — скомандовал я, видя, как войско Клеодая рассыпалось на племена и роды и потекло в сторону лагеря, осыпаемое стрелами и пулями.

Пельтастов мы послали в обход, и они уже ждали дорийцев неподалеку от лагеря, пританцовывая от нетерпения. Интересно, на какой бы разряд по легкой атлетике сдал бы без подготовки каждый из этих парней? Думаю, первый юношеский, не меньше. Удивительного здоровья ребята.

Все было кончено совсем скоро. Войско Клеодая разбежалось, а сам он успел уйти, оставшись неуязвимым в своем доспехе. Усеянное сотнями стонущих тел поле боя, скот и лагерь достались нам. Можно было перебить всех дорийцев? Да, можно. Но тогда мне пришлось бы оставить здесь множество своих ребят, а Клеодай того не стоит. У меня совсем иные планы, да еще и в другой части света.

Я иду по лагерю и разглядываю разноплеменные тела, которые усеивают землю. Вот лежат пеласги, с них еще не успели сорвать бронзовые тиары, украшенные остатками перьев. Вот эти — дорийцы. Их легко узнать, у них то самое оружие, что я привез Клеодаю. А вот это кто?

Группа непривычного вида парней, исколотых копьями, полегла вся, до последнего человека. Прямо сейчас с них сдирали оружие и доспехи. Весьма хорошие доспехи, надо сказать. Бронзовые кирасы, украшенные чеканкой, и шлемы с высоким металлическим гребнем. У нас таких не делают, здесь другая мода. Это шайка пришла из-за Дуная, откуда-то из центральной Европы. Протокельты, что ли? Наверное, караванная стража, оставшаяся не у дел, когда торговые пути стали небезопасны. Нет, это точно не стража. Позади них лежат женщины и дети. Они пошли за лучшей жизнью и прибились к Клеодаю, который как раз звал всех подряд под свои знамена. Как много людей стронула с места проклятая засуха и бесконечная война. Целые племена бросают обжитые места и идут куда глаза глядят, разоряя все на своем пути. Тут много лежит таких. Тех, кто не смог бросить лагерь и свои семьи.

— А это еще кто такие? — удивился я, а потом заорал. — Стоять! Оружие опустить!

Что-то знакомое зацепило мой взгляд. Меня встряхнуло до боли, так, словно электрическая вспышка ударила по глазам. Два десятка разновозрастных чернявых мужиков в овечьих безрукавках и роскошных кованных поясах окружили толпу баб и детей, выставив перед собой оружие. Круглые кожаные и деревянные щиты без умбона, изрубленные донельзя, длинные бронзовые мечи, круглые шлемы и боевые топоры, украшенные вензелями и прихотливыми рисунками. Да где же я видел такое? Где же? Вспомнил! В Эрмитаже я это видел. Это же оружие кобанской культуры. Вон рукояти кинжалов в виде человечка и голов животных. Ребро жесткости у мечей имеется, а топоры так и вовсе шедевр ювелирного искусства. Вооружены эти ребята необычно богато для их затрапезного вида. Просто по-царски для наших мест. Только вот как их занесло сюда?

— Ты понимаешь нашу речь? — спросил я крепкого мужика лет сорока с небольшим.

— Немного понимать, — ответит тот.

Крепкий, смуглый, с умными глазами, окруженными сетью морщин. Он меня не боится, и его люди не боятся тоже. Он смотрит на меня прищурившись, с легкой насмешкой. Так, как будто это я сейчас умру, а не он. Все стоявшие здесь были неуловимо похожи между собой. Черноволосые, с крепкими бычьими шеями и покатыми плечами умелых борцов. Они же родня! — понял я. Только если я прав, как их сюда занесло? Это же немыслимо далеко по здешним меркам.