Золото Кёльна - Шир Петра - Страница 2

С легкой улыбкой Алейдис присела на каменную скамью на краю сада и вспомнила то первое соитие. Ей было немного страшно, но, как выяснилось потом, для страха не было причины. Николаи подошел к этому вопросу с умом и тактом, попытавшись сделать все наиболее приятным для нее образом. И пусть он не обладал выносливостью юнца, Алейдис могла считать себя счастливицей. Наверняка есть женщины, которым повезло меньше.

В ответ на доброту и ласку Алейдис хотела бы подарить мужу сына, рождения которого он желал больше всего на свете. Собственно говоря, это была еще одна причина, по которой он решил жениться во второй раз. Первая жена умерла от лихорадки шесть или семь лет назад, родив ему лишь одну дочь. Она беременела еще не единожды, но всех детей либо до, либо сразу же после рождения Господь призвал в царствие небесное. В какой-то момент супруги сдались. Алейдис подозревала, что причина того, что у Николаи пропало желание, заключалась не в нем самом, а в том, что Гризельда, его покойная супруга, была на несколько лет старше его и ее трудно было назвать привлекательной. Как еще можно было объяснить то, что, как только у него появилась молодая и хорошенькая женушка, жизненные силы вдруг вернулись к нему, пусть и не в полной мере. В свое, время он женился на Гризельде из-за ее огромного приданого и из-за связей ее семьи с влиятельными домами не только в Кельне, но и в окрестных городах. Эти связи до сих пор помогали ему преуспевать в делах. Но теперь, когда Николаи обзавелся новой женой, он надеялся, что долгожданный наследник наконец появится. Алейдис была бы счастлива доставить ему эту радость, но пока все их старания оказывались тщетными.

Прошлой ночью Николаи снова возлег с ней. И теперь, скользя задумчивым взглядом по грядкам с репой, горохом и луком, которые освещали первые лучи солнца, Алейдис решала, какому святому ей помолиться о рождении ребенка, чтобы тот слегка подтолкнул счастье в их сторону. Она не могла выбрать между Марией Магдалиной, святой Люсией и святой Маргаритой. Как раз в тот момент, когда она прикидывала, не будет ли самым разумным воззвать сразу ко всем трем, у нее за спиной раздались шаги по каменным плитам, которыми был вымощен двор. Мгновение спустя она почувствовала на плечах теплые руки.

— Ну вот, куколка моя, я хоть раз застал тебя бьющей баклуши, да?

Алейдис откинула голову назад и с улыбкой посмотрела в веселые карие глаза мужа.

— Это единственное время, когда я могу спокойно подумать о своем. Надеюсь, вы не обидитесь на меня за это.

— С чего бы мне обижаться? Я знаю, что ты никогда долго не сидишь на месте. И чего это мы такие официальные с утра пораньше? Кроме нас, тут никого нет, так что нет нужды обращаться ко мне как к суровому мужу и повелителю.

— Как скажешь, Николаи. Но с минуты на минуты выйдут горничные, а слуги отправятся по своим делам. Хочешь, чтобы они увидели, как мы тут милуемся?

— Ой, о том, чего я хочу, я лучше распространяться не буду, чтобы, не дай бог, тебя не испугать. И вообще, будучи мужем такой очаровательной куколки, как ты, разве я не имею права вести себя как влюбленный юнец? Хотя бы у себя дома.

— Это правда, у себя дома ты можешь делать все что пожелаешь.

— И я того же мнения. — Он тихонько засмеялся и погладил седую бороду. — Какого рода мысли занимали тебя до того, как я тебя потревожил? Мне нужно о чем-то знать?

— Ну как сказать… — Алейдис поправила края простого белого чепчика. — Возможно, тебе не понравится то, что я придумала.

— Ты полагаешь? — Он взглянул на нее с любопытством. — Я заинтригован. О чем идет речь?

— Это будет стоить тебе совсем немного.

— Скажи уже наконец, что будет стоить мне «немного»? Новое платье? Туфли? Украшения?

Алейдис недоуменно покачала головой.

— Нет, что ты. Нет, совсем нет. У меня достаточно платьев и туфель, а украшения я обычно не ношу, они мешают мне работать. Нет, понимаешь, я хотела бы помолиться в Святой Колумбе[4]и поставить несколько свечей. Хорошие восковые свечи, они понравятся святой Маргарите и святой Люсии. И Марии Магдалине, я надеюсь. Возможно, они помогут мне…

Громкий хохот Николаи оборвал ее на полуслове. 

— Это не смешно! — возмущенно воскликнула Алейдис, опешив от такой бестактности.

— Напротив. Вы только послушайте! Моя красивая, молодая, пышущая здоровьем супруга хочет попросить чуда у святых покровительниц бесплодных жен и рожениц. Что, правда? Нет, куколка моя, ничего смешнее этого я за всю жизнь не слышал.

Увидев, что жена нахмурилась, Николаи снова посерьезнел.

— Сокровище мое, — сказал он, сжимая ей ладошку, — мы женаты всего шесть месяцев, и если ты пока еще не забеременела, то дело не в тебе, а во мне.

— Нет же, Николаи!

— Да, конечно, да. Но стоит ли из-за этого выбрасывать кучу денег на какие-то свечи, которые продают втридорога? Нет, определенно не стоит. Лучше потратить эти деньги на новую одежку, красивые платья и чепчики или что-то в этом духе. На то, что побудит твоего не слишком усердного муженька удвоить рвение на супружеском ложе. Уверяй тебя, пользы от этого будет больше, чем от самой толстой свечи, которую ты зажжешь в Святой Колумбе, Большом Святом Мартине[5] или где-либо еще у ног святых.

Он огляделся по сторонам и чмокнул ее в щеку, а затем подарил еще один поцелуй, чуть более долгий, — в губы.

— Ну так что, идет?

— Ты о чем?

Смутившись, она тоже огляделась. Где-то стукнула дверь. Затем раздалось фальшивое пение. Это была служанка Ирмель. Она всегда пела за работой.

— Ну, что ты закажешь себе новое платье. И красивый чепчик. А как насчет серебряной сетки на голову, которая будет поддерживать твои прекрасные светлые волосы? Цветом они напоминают мне мед. Может быть, какой-нибудь локон или даже два вырвутся из сетки и заиграют на твоем лице. Мне бы это очень понравилось.

Алейдис почувствовала, как щеки заливает румянец.

— Но ведь это так неприлично!

Брось, нет ничего неприличного в паре локонов. Особенно если таково желание твоего супруга.

Он подмигнул ей.

— Так что лучше сходи к отцу за тканями, а затем отправляйся к портнихе. Может быть, она успеет к выходным. Мы же приглашены на пир в замок Шалленгоф.

— В субботу? — спросила Алейдис, снова помрачнев. — Но ведь это совсем скоро. Госпоже Беате придется сильно поторопиться. И откуда ты знаешь, что у отца найдется подходящая ткань?

— Уверен, для дочери он постарается. Насколько мне известно, он недавно купил несколько тюков парчи — белой и синей. Думаю, он сможет подобрать тебе что-нибудь стоящее.

Она хотела было возразить. Синяя парча была неприлично дорогой. Но Алейдис знала, что Николаи любит ее баловать и просто светится от счастья, когда ей выпадает случай покрасоваться на людях в роскошных нарядах. Поэтому почла за благо промолчать и порадовалась возможности пополнить свой и без того обширный гардероб великолепной коттой[6] с сюрко[7]. Какой бы экономной она ни была, ей, как и всякой женщине, нравилось наряжаться в красивые платья, чепчики и башмаки.

— Спасибо, Николаи, ты очень щедр.

Она сжала его руку, улыбнулась и поднялась со скамьи.

— Но теперь, боюсь, мне пора возвращаться к работе. Вообще-то я просто хотела взглянуть на петрушку и срезать пучок для яичницы, которую Эльз пожарит нам на завтрак.

Николаи тоже встал и еще раз поцеловал ее в щеку, хотя она деликатным кашлем и пыталась намекнуть ему, что они больше не одни.

— Тогда не буду тебя задерживать. Хорошая яичница — что может быть лучше в начале нового прекрасного дня?

Он озорно усмехнулся, когда служанка Ирмель, костлявая женщина лет тридцати с русыми волосами под простой белой косынкой, протопала мимо них, стуча тяжелыми деревянными башмаками, и толкнула дверь в курятник, то и дело кидая в их сторону любопытные взгляды.