Золото Кёльна - Шир Петра - Страница 14

— Чтобы возбудить во мне интерес к ней.

— Что в этом плохого? — улыбнулась Альба.

В отчаянии он воздел глаза к потолку.

— Много чего плохого, Альба. Даже не знаю, с чего начать. А теперь убирайся отсюда и оставь меня в покое.

— Как пожелаешь, — она пожала плечами. — Не надо так не надо. Но знаешь что, братец? Если подумать, она с легкостью найдет себе кого-нибудь получше тебя.

— Вон! — рыкнул он, сверкнув глазами.

— Ты же знаешь, что я права, Винценц. Ни одна женщина не заслуживает себе такой ходячей тучи с громом, как ты. А если кто из них и проникнется к тебе приязнью, то она точно будет слеплена из другого теста, чем эта куколка. Поэтому ради твоего спокойствия я беру свои слова обратно.

Весело рассмеявшись, Альба вышла из комнаты. Чуть позже ван Клеве услышал ее голос, доносившийся из кухни. Она шутила с поварихой Бетт. Покачав головой, он снова обратился к бухгалтерской книге, но через некоторое время отложил ее в сторону и вышел из кабинета. Он поручил слуге Клевину принести монеты и весы из меняльной конторы на первом этаже в подвальное хранилище. Также он передал через него приказ двум стражам — Аильфу и Людгеру — заступать на пост. Затем он отправился в гавань навести кое-какие справки об убитом у осведомителей. То, что он узнал, подтвердило его предположение о том, что выследить преступника будет не так-то просто. Николаи Голатти нажил врагов не только среди людей, с которыми вел дела, но и среди тех, кто при жизни называл себя его лучшими друзьями. В «осином гнезде» началось движение.

Переступив порог своего дома, Алейдис с облегчением вздохнула. Встреча с Винценцем ван Клеве прошла проще, чем она опасалась. И тем не менее она чувствовала себя измотанной. Полномочный судья был проницательным и весьма опасным человеком. До нее порой доносились отголоски ужасных историй, которые рассказывали о нем. Правда, в подробности она не вникала. Однако одного взгляда в его темные глаза было достаточно, чтобы Алейдис убедилась, что ван Клеве может быть благородным, но точно не безобидным. Он излучал спокойное, суровое спокойствие, однако это еще больше сбивало ее с толку. Впечатление, которое он производил, совершенно не соответствовало темпераменту, который, как ей казалось, скрывался под маской спокойствия. Винценц ван Клеве не только был уважаемым менялой, купцом и полномочным судьей, но и давал уроки в университетской школе фехтования и связанном с ней городском братстве фехтовальщиков. В этой школе тренировались не только студенты и преподаватели, но и городская стража, солдаты и все горожане, которые предпочитали такое времяпрепровождение. Говорили, что ван Клеве был одним из лучших фехтовальщиков в Кельне. Он одинаково хорошо владел как коротким, так и длинным клинком. Человек не сможет достичь такого мастерства, будучи флегматиком.

Ко всему прочему стоило принять во внимание его внешность. Мрачное, диковатое, угловатое, Хотя и привлекательное лицо, тело, закаленное регулярными тренировками. Он относился к тому типу мужчин, от которых любую добропорядочную девушку с колыбели учат бежать как от огня. При прочих обстоятельствах Алейдис наверняка всеми силами стремилась бы избежать встречи с судьей Винценцем ван Клеве. Однако теперь пришлось пренебречь соображениями безопасности, и она молила Бога и всех святых намекнуть ей, не совершает ли она ужасной ошибки.

Зимон, сопровождавший ее до дома ван Клеве, сразу же отправился на конюшню. Она не обмолвилась с ним ни словом ни по дороге туда, ни возвращаясь обратно. На нее давило бремя признания, которое он, запинаясь и заливаясь слезами, выдавил из себя в эту субботу. Никогда прежде она не задавалась вопросом, зачем ее муж взял в дом двух таких крепких слуг. Она знала, что они охраняют деньги в подвале, и этого объяснения ей было достаточно. Но теперь она узнала, что, помимо защиты дома и его обитателей, Вардо, а иногда и Зимон запугивали тех, кто отказывался платить. Причем запугивали не только своей внушительной внешностью. После некоторых расспросов Зимон рассказал, что им время от времени приходилось пересчитывать должникам ребра. А Вардо однажды даже сломал кому-то руку. Ворчливый слуга отказался это подтвердить, но по тому, как он себя вел, Алейдис поняла, что ему приходилось делать для хозяина вещи и похуже. Какие именно, ее на данный момент мало интересовало. До поры до времени она решила держать язык за зубами. Она пока не знала подробностей, и ей не хотелось выяснять, насколько другие слуги были посвящены в эту сторону жизни хозяина дома. Разумеется, еще предстояло решить, как поступить с должниками Николаи — как официальными, так и тайными. Но сперва нужно было сделать кое-что другое.

Алейдис сообщила Эльз, что вернулась с прогулки, и сразу же отправилась в подвал. Она опустилась на колени перед железным сундуком и, приподняв замок, осмотрела его со всех сторон. Потом принялась осторожно поворачивать кольца. Это было не так-то просто: они ходили туго. Сначала Алейдис попробовала набрать имя младшей внучки Николаи, но вскоре поняла, что для него не хватает букв: на некоторых кольцах был не весь алфавит. Тогда она решила попытать счастья с именем «Зимон», но и с ним ничего не вышло, как, впрочем, и с именем «Вардо». Постепенно она перебрала все подходящие имена членов семьи, слуг и даже кое-кого из деловых партнеров мужа. Но все оказалось напрасно. Промаявшись с замком больше часа, она разочарованно опустила руки.

«Вы говорите, что хорошо его знали, — или, по крайней, мере, ту его сторону, которая была обращена к вам. Возможно, кодовое слово родом из той части жизни, к которой у вас имелся доступ», — речь судьи гулким эхом отдавалась в голове Алейдис. Действительно ли она знала Николаи так хорошо, как ей казалось? Он делился с ней всем, кроме, как выяснилось, кое-каких дел деликатного свойства. И она была убеждена, что между ними нет тайн. Но, очевидно, она сильно заблуждалась. Возможно, кодовое слово вообще не является именем, а обозначает какой-то предмет или понятие. Это могло быть что угодно, любое слово из пяти букв. Вероятно, у нее нет другого выбора, кроме как сломать замок. Ей очень не хотелось этого делать, несмотря на любопытство, которое все больше одолевало ее, и даже несмотря на то, что в сундуке могли быть доказательства убийственной силы. Этот замок, как она нехотя признавала, был произведением искусства. Уничтожить его было бы святотатством, плевком в лицо тем искусным мастерам, которые его изготовили. К тому же Алейдис не хотелось так легко признавать свое поражение. Она была уверена в том, что, если хорошенько подумать, вспомнить все привычки мужа, она обязательно угадает заветное слово. Но пока у нее были другие заботы: вечером собирались прийти на ужин отец с женой. После похорон она еще не обсуждала с ними ни убийство, ни обвинения, брошенные ван Клеве в адрес Николаи. Ей нужно было прийти в себя и собраться с мыслями. Также стоило быть готовой к тому, что отец мог что-то знать о тайных делах зятя. Однако Алейдис тешила себя надеждой, что полномочный судья ошибся. До прихода гостей она решила посмотреть, чем заняты девочки, и проверить, как подмастерья выполнили ее указания. Ведь завтра она собиралась открыть двери меняльной конторы.

Тоннес в свои неполные восемнадцать уже почти завершил обучение и, безусловно, был способен самостоятельно вести дела, а Зигберт бы ему помогал. Конечно, Алейдис придется следить за всем и учиться самой присматривать и за конторой, и за клиентами. Она часто наблюдала за тем, как это делает Николаи, и изучила его ремесло до мельчайших деталей, так что она была уверена, что справится. По крайней мере до тех пор, пока не будет найдено другое решение и, прежде всего, пока не станет ясно, какое завещание оставил Николаи. Эвальд фон Одендорп, адвокат и нотариус, ожидал ее утром. Его отец, Эвальд-старший, который также недавно умер, много лет консультировал ее отца по. юридическим вопросам. Сын, несколько невзрачный и очень сдержанный молодой человек лет двадцати пяти, с рвением взялся за работу и уже завоевал отличную репутацию. Поэтому она хотела поручить ему оглашение завещания и дальнейшие шаги по исполнению воли, покойного.