Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 18

Миновав Кремль, описав полукруг на площади Дзержинского, «Волга» выкатилась на Кировскую, и вскоре юркнула в переулок.

— Андрей! А как вы относитесь к пирогу с маком?

— С маком, — уточнил я, — или со следами мака?

— Слой в два пальца толщиной! — заверил меня Королев.

— Тогда — положительно!

— Значит, зайдем в кулинарию… — профессор направил стопы в заведение на углу, переполненное сдобными запахами. — Я всегда, когда бываю здесь, беру половину пирога… Больше в меня не влезает! Но с вашей помощью, Андрей, мы осилим и целый!

Расплатившись, Королев пригласил меня в столовую напротив — чистенькую и заставленную не дешевыми штампованными столиками, а добротной мебелью из темного дерева. Стулья, и те походили на кресла эпохи Тюдоров.

Вобрав здешние запахи, я разбудил дремавший аппетит. Юный организм трепетал в голодных спазмах, и мне стоило немалых усилий не заставлять тарелками весь поднос.

Профессор выбрал пюре с поджаристыми биточками и солеными огурчиками, а я получил из рук поварихи тарелку с пышной котлетой, возлегшей на «крупнокалиберных» макаронах — к ним я всегда питал особую нежность. Обычные «перья» меня тоже устраивали, но «тубетти ригати» влекли неодолимо.

— Подливки? — добродушно обронила тетя с черпачком.

— Ага! — выдохнул я.

Моя рука сперва потянулась к вишневому киселю, что манил, дрожа светло-малиновой густотой, но тут я вспомнил про пирог, и разглядел слона — огромный самовар на столике в углу.

— Чай! М-м… Два чая.

— С вас сорок две копейки.

Я бережно отнес обед на столик у окна, усевшись напротив профессора. Тот был глух и нем, пока не доел, а вот затем, любовно нарезав пирог, заговорил, как будто и не прерывал повествование:

— Таким образом, говоря простым языком, задача заключается в создании самой быстрой возможной — с учетом имеющихся технологий — машины. Что у нас есть из плюсов? — Королев сложил ладони и глянул на меня в упор. — Архитектура советских суперЭВМ изначально затачивалась под решение дифференциальных уравнений, ибо делалась для расчета траекторий. Так повелось еще от академика Лебедева, идеолога-разработчика наших первых многопроцессорных ЭВМ… Андрей, вы за чаем? Налейте и мне стаканчик… Для начала, хе-хе…

Шипя и морщась, я еле донес граненые сосуды. Донышки стукнули о столешницу, а я сел, дуя на обожженные пальцы.

— Спасибо, — рассеянно молвил Лев Николаевич. — Но! Столкнувшись со сложностью совмещения целочисленного и вещественного АЛУ… э-э… арифметически-логических устройств… он просто выкинул целочисленную часть, как менее важную для диффуров, решив, что «при необходимости эмулируем через АЛУ». Целочисленная же математика нужна для управления адресами в ОЗУ! А чем сложнее устройство, тем больше таких манипуляций, тем сильнее падает производительность из-за низкоэффективных эмуляций! То есть, на большой машине надо постоянно обращаться к памяти, и, в отсутствии целочисленного АЛУ, мы ведем для этого специальные вычисления. И получается так, что даже в самом лучшем случае чтение требовало трех тактов, сложение в среднем — одиннадцать, умножение — восемнадцать, деление в среднем занимало вообще пятьдесят тактов!

Я слушал, кивал, где надо, а сам упивался вкуснейшим пирогом — тесто идеальное, да и маковый слой реально толст. Для меня этот вкус чуть ли не родной, он тянется из детства — с украинских каникул, с бабушкиных «коржей с маком»…

Королев замер и неожиданно тепло улыбнулся.

— У меня есть ученик, Сева Бурцев, оч-чень умный мальчик! Он сейчас работает — творит! — в Институте точной механики и вычислительной техники. Так Сева всегда защищал Лебедева… О, кстати! — оживился он. — А вы в курсе, Андрей… Ваша же фамилия — Соколов? Так вместе с Севой работает Андрей Соколов! Да-а! Получил докторскую степень без защиты! Ну, это вам еще предстоит, коллега, хе-хе… Ну, что? Помогло мое многоглаголание? Уразумели, к чему приложить силы?

— Уразумел… — пробормотал я, допил чай и задумался.

«Понятно… Нужно понизить временную сложность при реализации на допотопном „железе“, к тому же с тупиковой ветки развития… При том, что размер задачи для входа алгоритма здесь совсем немаленький будет. Ну, тупо в лоб: надо искать способы понизить емкостную сложность! Проверить, все ли входные, выходные и промежуточные данные так важны. Хотя… Нет, это уже проверяли, точно проверяли, не дураки, далеко нет… Здесь можно не рыть. Значит, от меня ждут, что я понижу вычислительную сложность. Найду алгоритм, который на данном языке программирования минимизирует среднее число тактов, потребных на операцию… Снизить число переходов до остановки… В идеале, нужно искать субполимиальный алгоритм. Это в общем виде. А в частностях…»

И я поднял взгляд на Королева, пристально следившего за мной.

— Задача в общем виде понятна, Лев Николаевич… Но потребуется много мелких деталей. Сколько тактов на данной архитектуре требуют те или иные операции — в среднем и максимально. Поддерживается ли процессором целочисленные вычисления или эмулируются, и если эмулируются, то как именно. Объем памяти, ее организация, частота обращения… Ну и, собственно, примеры решаемых задач вместе со всеми входными, промежуточными и выходными данными.

— Обеспечим, Андрей! — торжественно провозгласил профессор. — Еще по чайку? М-м?

Вечер того же дня

Ленинград, Измайловский проспект

Устал… Измаялся…

Всего-то десятый час вечера, а меня клонит в сон. Папа смотрит телевизор, мама перемывает посуду, напевая что-то из Эдиты Пьехи… Тишь да гладь.

И толстым, толстым слоем шоколада блаженная мысль: «Завтра не в школу!»

Леонид Витальевич выговорил мне выходной у Тыблока.

Во вторник… И не вставать! Маленькое счастье школьника.

Телефон выдал короткую и как будто негромкую трель, словно извиняясь за поздний звонок.

В душе у меня ничего не екнуло даже, не сжалось, трепеща.

Я зашаркал в прихожую, и приложил холодную пластмассу к уху.

— Алё?

— Здравствуй, Андрей, — голос Вудроффа звучал деловито, даже немного официально, а меня будто подморозило.

— Я вас слушаю, — мой голос был суше песка в пустыне Сахара.

— Ты не против встретиться, поговорить?

— Где?

— Условное место номер два. Наша сотрудница будет держать в руках книгу в красной обложке. М-м… Завтра, в четырнадцать ноль-ноль.

— Хорошо, — ответил я, и аккуратно, бережно положил трубку на клацнувшие рычажки.

Среда, 22 ноября. День

Ленинград, Летний сад

Не различимое толком солнце еле светило сквозь сизую, обморочно зависшую хмарь. Тучи сомлели. Вялые мутные клубы стыдливо затягивали светлые облачные прогалы.

Никакого снега. Никаких осадков. Только изредка витали обессилевшие белые мокрые хлопья.

Слипшиеся снежинки щекотно таяли на лице, свивали в воздухе зыбкое кружево, а за его мимолетными узорами гнетуще и скорбно мрели деревья. Загнанные за кованые решетки Летнего сада, они тянули к небу узловатые сучья, взыскуя тепла и света.

Мои губы дрогнули, кривясь. Город давил на меня — черной водой Мойки, бледно-желтыми стенами домов, безлюдными аллеями парка, — словно располагая к меланхолическому унынью, но я был резок и зол. Тут и без того не знаешь, куда от проблем деться, так еще эти янки будут триггерить!

Продрогшие голые ветви сплелись надо мной, шаткой прорисью ложась на серый холст вышины, и я, угодив в сумрак, незаметно осмотрелся. Извилины, разогнанные капелькой адреналина, работали на форсаже — четко анализировали, мигом просчитывали, слаженно тасовали варианты…

«Хотел ощутить, каково быть Штирлицем? — уколола ехидная мысль. — На тебе! Ощущай… Агент „Волхв“!»

А Летнему саду безразлична была людская суета — парк берёг тихое очарование и дремотный покой. Не журчат фонтаны, рассыпая сверканье брызг, не шелестит спадающим шёлком листва. Еще бы не слышать слитный гул автомобилей, вовсе хорошо было бы…