Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 1

Суббота, 21 октября. День

Ленинград, улица Декабристов

Вялая изморось начиняла воздух противной, зябкой сыростью и жалила лицо холодными иголочками. Дождь замарывал улицы серой унылой мутью, туманя простор, пряча высь.

Люди под зонтиками обгоняли меня на узком тротуаре, спеша укрыться в тепле и сухости. Две девчонки-студенточки, накинув куртки на мокрые волосы, бежали, изнемогая от смеха, словно радуясь ненастью, с визгами перепрыгивая шершавые лужицы.

И только я один брел, угрюмо нахохлившись, сутулясь да вжимая голову в плечи — просто для того, чтобы куртка на спине не задиралась, оттянутая капюшоном.

Вода с небес не лилась, не хлестала в ливневом неистовстве, а кропила город нудным сочивом, размывая ясные, четкие виды в слезливую акварель. И мой минорный настрой идеально ложился на всю эту слякотную мокроту, как протяжный печальный напев — на тоскливую музыку.

«Летять утки-и, летять у-утки…» — пузырем всплыло в памяти.

Я кисло усмехнулся. Третьи сутки держится непогода, а меня тянет гулять…

Вымокну, продрогну, зато не давит пронзительная тишина, завязшая в квартире. Беззвучие мучит, а если и прервется, то скрипом паркета в маминой спальне или тихими всхлипываниями.

Как заслышу, как резанет жалостью… Хватаю куртку — и бегом прочь. На улицу, под дождь. А что, что я могу сделать⁈

Утешить? Как? Вон, пожалел поза-позавчера… Полночи проплакала! Я тогда не выдержал — вылез из теплой постели, оделся-обулся, прихватил трубку монтера… И в метро.

Ночью поезда не ходят, и током не убьет, зато рабочего люда полно, и все такие бдительные… «Посторонним вход воспрещен!»

Под землю я попал со строящейся станции. Пробрался по заброшенному туннелю в так называемый УШ — универсальный штрек, большую полость, где знобко, как в погребе. Случись война — в УШ мигом оборудуют бомбоубежище.

Туда я вышел по «наводке» брейнсёрфинга — закачал себе немного секретов диггера из будущего. Уже и провод телефонный зачистил… Сижу и тупо смотрю на концы, закушенные «крокодильчиками».

«И кому ж ты звонить собрался? А, Дюш? — думаю, свирипея. — Наши и без твоих понуканий ищут входы-выходы! Чужим? Ага… Плаксивым, таким, ноющим голоском: „Дяденьки из ЦРУ! Спасите моего папу, пожалуйста!“ О, да! В Лэнгли от радости джигу спляшут — ленинградский „сверхинформатор“ сам раскрылся! Да еще и папочку сдал… В залог».

Домой я вернулся, вымотанный да измочаленный, едва успев юркнуть к себе — дверь родительской спальни оконтурила световая черта. Пригрелся, задремал…

«Подъем!»

Долго мок под душем, но сонная одурь по-прежнему колыхалась в голове — мысли вязли, словно мухи на липкой ленте…

Свернув в переулок, я ощутил, что морось иссякает, расходясь, как зыбкий занавес. Проглянули несчастные серые львы, вцепившиеся в мостик, тусклые нагромождения домов на той стороне…

Ёжась, я зашагал по каменным плитам вдоль канала. Черно-зеленая вода гуляла в гранитных берегах, горбясь крутыми волнами, насылая стылый влажный дух.

Мне вспомнился Валдис. Сразу потянулась скорбная цепочка ассоциаций, пугая и накручивая. Я, правда, оборвал горестные звенья, но самая назойливая мыслишка переборола мои усилия. Она влеклась, удручая и отбирая силы:

«Не гожусь я в спасители СССР! Герою-одиночке надо быть безжалостным и беспощадным, свободным от зависимостей, от любовей и дружб! Как можно идти напролом и стоять насмерть, если постоянно оглядываешься на идущих за тобой? Если кто-то ближний родней тебе и дороже миллионов дальних?»

Перейдя канал Грибоедова по Сенному мосту, я выбрался к Садовой. Мне еще топать и топать… До Фонтанки, до дому…

Спешить некуда.

Тот же день, раньше

Москва, Старая площадь

Обычно члены Политбюро собирались по четвергам, но позавчера многие разъехались, разлетелись по регионам, и заседание перенесли на субботу. И что? Один Юра на месте, да Михаил Андреич…

«Не привыкли по выходным работать? — терял терпение Брежнев. — Сталина на вас нет!»

Он едва дождался, когда же соберется кворум. Даже две выкуренные сигаретки не понизили градус недовольства.

Зато и выслушивать нудные «колыбельные» монологи, от которых впадаешь в дрёму, не пришлось — Андропов исходил конструктивом. Причем, не голыми идеями или смутными прожектами, а вполне готовыми программами — с расписанными сроками и ответственными лицами.

Леонид Ильич добродушно усмехнулся: вот, что животворящая «достройка» делает! Юра здорово развернулся, раскрутился на хлопотливом поприще куратора госкомитетов, с вежливой агрессией перетягивая одеяло власти. А что будет, когда предприятия начнут массово переводить с фондирования на финансирование? Грянет демонополизация, пойдут разукрупнения…

«Что будет, то и будет, — решительно подумал генсек. — Читайте андроповскую „Долговременную программу перестройки управления народным хозяйством“…»

— Товарищи, — сказал он вслух, — слово предоставляется Андропову Юрию Владимировичу.

— Ну, для зачина… Надеюсь, все уже привыкли, что я постоянно вмешиваюсь в дела, весьма далекие от чекистских компетенций… — Председатель КГБ сложил руки на столе, сплетя нервные пальцы. — Но это только так кажется. Мы находимся в состоянии войны с Западом, пока что «холодной» или тайной. И несем ощутимые потери, зачастую от неведения. Мы не знаем общества, в котором живем. Мы не знаем западного общества, которому противостоим… Ну, не буду растекаться мыслью по древу. Речь о том, что мы, «выставляя» оценку американским намерениям в военной и военно-политической сфере или судя о мотивах вероятного противника, часто ошибаемся. Однако ведь ситуацию можно и перевернуть! Точно такой же дефицит понимания наблюдается и на другом конце провода, в Вашингтоне. Поэтому нам, чтобы запустить позитивные процессы деконфликтации, необходимо не только встречаться и сотрудничать, но и расширять форматы сотрудничества и встреч! Прежде всего, на мой взгляд, стоит учитывать, что система власти в США — это не только администрация Президента. Очень многое завязано и на Конгресс, и на околополитические круги — всяческих экспертов, военных, бизнесменов разных гильдий. Этот «консервативный» якорь — а с другой стороны, контингент «игроков», гипертрофировано адаптированный к электоральным играм, как к основе «правильной политики» — неизбежно будет сдерживать и искажать самые благие порывы Джимми Картера. Кроме того, важна и специфичная область чиновничества из «условного Пентагона» и разведок. Таких можно убедить в серьезности намерений СССР вести устойчивые отношения с США, по сути, только единственной возможностью — их личного присутствия на месте событий, плюссобственной, часто вовсе не финансовой, выгодой… — Ю Вэ мягко шлепнул ладонями по столу. — У нас же обычно предпочитают вести дело либо с высшими чинами администрации, либо — с воротилами бизнеса, а по ходу подготовки серьезных переговоров или встреч высокого уровня — со спецами-экспертами. И именно по ходу подготовки отдельных «серьезных шагов» и «больших мирных инициатив»! Но, по моему скромному мнению, для настоящего влияния на взаимоотношения СССР и США уже теперь, сейчас нужно запускать процессы, способные конкурировать с традиционными негативными к СССР течениями в политическом классе США — в целом! И при этом стоить помнить, что такие позитивные процессы невозможно запустить «в режиме нефтепровода» — то есть, в стабильном и постоянном, за исключением совсем уж аварийных ситуаций. Базовые параметры будут меняться существенно чаще электоральных циклов партнера-оппонента. В этом смысле именно нам проще провести необходимые шаги «по укреплению доверия в области ядерных и обычных вооружений». Причем, сохраняя контроль над ситуацией.

— Очень, очень интересно, — заерзал Леонид Ильич, удивленно хмыкнув. — Вон, даже Андрей Андреич заслушался! Да и Дмитрий Федорович, смотрю…