Развод. Я его так любила (СИ) - Грин Анна Кэтрин - Страница 39

Виктор храпел так, как будто бы у нас остановилось тридцать три богатыря, я не могла представить, как надо было вывернуть шею, чтобы так храпеть, но вместе с тем это было нетипично для мужа.

Я не знала, стоит ли стучаться, стоит ли как-то акцентировать своё внимание, поэтому просто толкнула дверь, зашла, Виктор даже не стал вытаскивать постельное запасное, которое было в нашей спальне, а просто кинул на диван плед, а сверху укрылся накидкой, в качестве подушки он использовал диванную, неудобную, и вообще ничего удивительного, что храп такой стоял, будто бы все богатыри решили выспаться в эту ночь.

Я тяжело вздохнула, развернулась, ушла в свою спальню, вытащила из прикроватного пуфика набор постельного белья с несколькими подушками и вернулась в кабинет к мужу, остановилась возле дивана и, видимо, от моего пристального внимания Виктор что-то почувствовал и поэтому распахнул глаза.

— Я так и знал, что ты решишь меня придушить, — сказал он хрипло, и в этот момент я выпустила все постельное из рук. Оно повалилось на него неудачно, падая прямо на лицо. Я, вздохнув, заметила:

— Постели себе нормально, а то на этой подушке ты храпишь так, как будто бы у тебя жуткие аденоиды.

— Вот можешь же ты посреди ночи бросаться такими страшными словами, — хрипло произнёс муж, садясь на диване.

Я обошла его с другой стороны и направилась в сторону двери, раздражалась от этой ситуации, вообще раздражалась от его наличия в квартире.

— Зой, — тихо позвал меня Виктор. Я медленно обернулась и посмотрела на мужа. Он даже не разделся, как рухнул в джинсах и пижамной рубашке так и остался в этом во всем лежать.

— Да и на самом деле не смей в верхней одежде ёрзаться по постельному белью, — заметила я придирчиво и зло,

Да, меня сейчас все раздражало: от того, как он дышал, и, заканчивая тем, как он смотрел.

Виктор тяжело вздохнул, медленно встал с дивана и стал расстёгивать рубашку от спального комплекта.

Я закатила глаза и отвернулась, но мне вслед донеслось хриплое от мужа.

— Зоя...

Я застыла на пороге. Ощутила, что Виктор сомневается, а потом все-таки он рискнул.

— Спасибо…

А я не стала ничего ему отвечать. Качнулась в сторону коридора и хлопнула дверью.

Пусть спасибо своё засунет в задницу любовнице.

Виктор

Появление Зои с подушками прям под утро стало для меня какой-то лютой неожиданностью. Такое чувство, как будто бы ей было не все равно, как я спал, с чем я спал. Примерно так же не все равно, как мне на беременность, потому что подорвался, бросился, и остаться я решил именно из-за того- что вот так дёргаться, постоянно приезжать, бросать все, это не приведёт ни к какому результату, а когда я буду постоянно рядом то и на ситуацию смогу хоть как-то повлиять, но вместе с тем утром, которое было немилосердно и нещадно к моим костям и позвоночнику, которые взвыли как только я встал с рабочего дивана, я понял, что мне будет нелегко.

Я здесь нежеланный гость, и вообще все будет складываться не так радужно, как я себе это представлял.

Роза, хоть и выступала в качестве Швейцарии, не проявляла никакого интереса, скажу больше, она даже демонстративно делала вид, будто бы её это в кои-то веки не касается, и эта позиция меня устраивала, но она не собиралась никак сглаживать конфликт, поэтому, когда я оказался на кухне, включил чайник, вытащил овсянку для того, чтобы сварить её для всей семьи, на это никто не отреагировал, а Роза прошла, забрав с кофемашины свою кружку, схватила с холодильника творожный сырок и опять скрылась за дверью своей спальни, прошуршав ей, словно бы змея трещёткой, а Зоя вообще не встала, и когда я поскрёбся в её дверь, то наткнулся на непонимание и вскинутые брови.

— Что тебе нужно? — Зоя сидела в постели, была сонной и явно только только проснулась.

— Я завтрак приготовил.

—.Ну, ешь его, — сказала спокойно жена, не выражая никакой агрессии, но просто сам контекст, как прозвучало это, безумно ударил по мне, так что я оскорбился до глубины души.

Я не так часто готовил для своей семьи. Я не так часто вставал возле плиты. Я вообще считал, что это не мужское дело — готовить, и если уж мужчина готовит, то это должно быть как минимум мясо. Но завтраки это явно было не моё, и поэтому клейкая овсянка, которую я постарался хоть как-то реабилитировать за счёт фруктов была почти шедевром.

— Но я на тебя приготовил, подумал, что ты захочешь позавтракать.

— Я не хочу завтракать, — спокойно ответила Зоя, прямо глядя мне в глаза.

— Ты вредничаешь?

— Нет, Виктор, я не считаю, что тебе необходимо готовить для меня либо для Розы. Ты проявить своё участие можешь в отношении своей любовницы. Съезди, отвези ей овсяночку. Уверена, она обрадуется.

— Зой, пожалуйста…

— Что, пожалуйста, Виктор? То есть ты на протяжении там какого-то время мял другую девку в своих руках, ложился с ней в одну постель. А сейчас ты обижаешься, что я не хочу выйти к завтраку. Ну так почему-то сам факт какого-то нелепого добрососедского внимания вымораживает тебя посильнее, чем камера для хранения мяса на заводе? А мне ты отказываешь в том, что я обижаюсь, виню, презираю тебя за измену. Нелогично. Согласись?

— Зоя, это не было тем, о чем ты говоришь.

— А чем это было, Виктор? Чем? Ты спал с ней. Ты трахался с ней, ты облизывал её, твой язык бывал у неё во рту, и слава Богу, если только во рту.

Зоя сказала это с такой брезгливостью, словно бы. Перед ней стоял не мужчина, а какой-то представитель нетрадиционных культур, потому что у нас с ней в постели все было очень традиционно. Если с её стороны оральный секс всегда был по высшему разряду, то проявить оральные ласки в отношении неё, она не позволяла никогда и очень часто говорила, что ей это абсолютно не нравится, что для неё это неправильно. Я подозревал, что в этом вопросе у неё была слишком традиционная картина мира, что мужчина управлять и проявлять власть имеет право, но не женщина. И как бы не хотелось мне сделать ей приятно каким-либо другим способом, я каждый раз натыкался на то, что нет и все.

И сейчас, в момент пика, она не сдержалась, она об этом сказала, причём она сказала об этом демонстративно, давая мне понять, что видела в моей измене.

— Не в этом дело,— хрипло выдохнул я, стараясь её разубедить.

— А в чем тогда, в чем, объясни мне, мы с тобой прожили столько лет вместе. Господи, да что у нас чего только не было в постели. Тебе можно было абсолютно все, Виктор. То есть у меня не работает никакое стоп слово в отношении тебя. Вот все, что бы ты не сделал, это всегда было нормально. Чего тебе не хватало, если в сексе у тебя не было никаких ограничений, что ты пошёл искать на сторону?

Я не знал.

Я не знал ответа на этот вопрос. Мне казалось, что я ничего плохого не делал и ничего плохого не делается ровно до тех пор, пока об этом плохом никто не знает. Как только становится известно про измену, сразу и возникает это чувство того, что нарушаются правила, нарушаются установленные договорённости и клятвы, но до этого свято веришь в то, что никому от этого плохо не будет, что жена не узнает, не расстроится, не будет переживать.

Я тяжело вздохнул.

— Видишь, ты сам не можешь ответить, поэтому не надо мне сейчас рассказывать о том, что ты приготовил завтрак. Мне твой завтрак не нужен.

— Может быть, ты чего-то хочешь?

— Да, хочу, с вызовом ответила Зоя и вскинула подбородок. — Арбуз хочу жёлтый.

Я скрипнул зубами, вышел из спальни, позавтракал, собрался на работу, заехал в квартиру, забрал вещи, а по пути домой вечером объехал все супермаркеты в поисках этого гребаного жёлтого арбуза. И когда я нашёл его в тропической лавке, я нёс его с таким видом, как будто бы я отрубил голову дракону. И почему-то именно в этот момент, в момент моего демонстративного прижатия к себе четырех килограммового арбуза, я понял, что если она мне завтра скажет принести реально голову дракона, я только уточню, какой цвет.