Безумный барон (СИ) - Гросов Виктор - Страница 8

Слишком много «если».

Время утекало. Каждый час, каждая минута приближали нас к неминуемой гибели.

Смогу ли я? Чужак в этом мире, в этом слабом, чужом теле. Я устало потер виски, и зажмурился. И где-то на краю сознания всплыло воспоминание реципиента — яркое, отчетливое воспоминание. Короткий обрывок: отец склоняется надо мной, в его руке — странный, пульсирующий кристалл, и слова:

— Помни, сын, твой истинный дар… не в целительстве…

Глава 3

Борисыч кинулся выполнять мои странные приказы с неожиданным рвением. Спустя какое-то время, во дворе нашего замка, который больше напоминал укреплённый курятник, начало собираться «войско». Зрелище было то ещё. Кучка мужиков, от которых за версту несло безнадёгой.

Дюжина, может, чуть больше, крестьян из ближайшей деревеньки. Вооружение — песня! Вилы, топоры, да пара-тройка увесистых дубин. Лица у всех — как у приговорённых к смертной казни. Смотрят исподлобья, переминаются с ноги на ногу.

К этой живописной компании примкнули два наших «ветерана» — дед Остап и Никифор-конюх. Старики держались чуть бодрее, даже ржавые мечи из ножен вытащили.

И вишенка — несколько худющих подростков, лет по пятнадцать-шестнадцать. Сомневаюсь, что они хотя бы курицу в своей жизни зарубили.

В общем, армия — обнять и плакать. Борисыч, стоя на импровизированном «крыльце», тихонько шепнул мне на ухо:

— Волконских-то, ваше благородие, почитай, сотни три будет, а то и больше. И латников у них не меньше трёх десятков. Это только те, кого гонец ихний привёл, а сколько ещё по лесам шастает — неведомо… Может, и все пятьсот наберётся, остальные-то у себя в замке.

Спасибо, старик, утешил. Я и без тебя примерно представлял расклад.

Я вышел вперёд. Толпа притихла, уставившись на меня. Я был невысок, худ, одет в простую рубаху и штаны. Спину я держал прямо.

Моя речь, и я это знал, кардинально отличалась от того, что они ожидали услышать. Никаких высокопарных завываний о «чести Рода Рокотовых» или о «верности сюзерену». Я не собирался кормить их байками про геройскую смерть.

— Мужики, — начал я по-простому. Они — не моя свита. И говорить с ними надо на их языке. — Ситуация, как вы все прекрасно понимаете, хреновая. Полная задница. Волконские идут сюда не для того, чтобы с нами чаи гонять. Идут нас уничтожить. Всех.

Я обвёл их взглядом.

— Те, кто думает, что можно отсидеться в погребе, откупиться последней коровой или вымолить пощаду — забудьте. Волконский — не тот человек, который проявляет милосердие. Для него мы — мусор. Сдача для нас означает одно из двух: либо долгое и унизительное рабство, либо быстрая, но не менее унизительная смерть. — Память этого тела подсказывает мне, что с побеждёнными здесь особо не церемонятся. — Вас такая перспектива устраивает? Гнуть спину на этого ублюдка до конца своих дней?

В толпе прошло какое-то движение, кто-то недовольно заворчал. На их загрубевших лицах страх борется с подступающим гневом. Это уже хорошо. Гнев — гораздо лучшая мотивация, чем отчаяние.

— Я не буду вам врать и обещать золотые горы, — продолжил я. — Шансов у нас мало. Они сильнее, их в разы больше, у них лучше оружие. Но это не значит, что мы должны покорно лечь и ждать, пока нас перережут.

Я сделал паузу.

— У нас есть три дня. Есть возможность выжить. Мы не будем стоять здесь и ждать, пока они придут и сожгут нас. Мы встретим их там, — я кивнул в сторону Чёрного Ручья. — На нашей земле. И мы заставим их заплатить за каждый шаг по ней. Кровью.

Недоверие в их глазах борется с любопытством. Так и читалось: «что задумал этот мальчишка?»

— Мы будем использовать ловушки, — я начал излагать ту часть плана, которая касалась их непосредственно. — Мы будем устраивать засады в лесу. Мы будем бить их там, где они не ждут. Мы будем использовать каждый куст и овраг. Каждый из вас сможет внести свой вклад. Даже самый слабый. Вы будете защищать не «честь Рода Рокотовых», а свои дома, своих жён, своих детей. Вы будете сражаться за то, чтобы выжить.

Я говорил с ними на равных, в моем голосе была тональность человека, который знает, что делает. Я не обещал им лёгкой победы, а предлагал им тяжёлую, опасную, кровавую работу.

— Я не заставляю никого, — закончил я. — Кто не хочет рисковать своей шкурой — может уйти. Прямо сейчас. Никаких обид. Но те, кто останется… те будут драться так, как никогда раньше не дрались. И, может быть, — я усмехнулся, — мы даже сможем удивить этого напыщенного индюка Волконского. Ну что, мужики? Кто со мной? Кто готов показать этим гадам, что мы не сдадимся без боя?

Я замолчал. Наступила тишина. Они смотрели на меня, потом друг на друга, перешёптывались.

— Ах да, забыл сказать. — Я хмыкнул. — Каждый из вас получит по золотому.

Тут уж они оживились. Еще бы, один золотой — это год безбедной жизни. Где бы еще достать эти деньги? Потом решим этот вопрос. Тут главное воодушевить и окончательно переманить их на свою сторону. Нужно, чтобы они сами были заинтересованы.

Первым шагнул вперёд дед Остап. Он крякнул, поудобнее перехватил свой ржавый меч и сказал:

— А что терять-то, ваше благородие? Один хрен, помирать. Так уж лучше с мечом в руке, чем как баран на бойне. Я с тобой, барон.

За ним шагнул Никифор-конюх. Потом, после некоторого колебания, один из крестьян. За ним — ещё один, потом ещё…

Они не кричали «ура», просто молча делали шаг вперёд.

Даже подростки, переглянувшись, неуверенно шагнули ко мне. Тётка Аглая и братец Евлампий, наблюдавшие за этой сценой, кажется, окончательно потеряли дар речи.

Я не стал ждать.

— Хорошо, — я с облегчением выдохнул. — Значит, будем работать. Времени у нас в обрез. Слушайте сюда…

И я начал отдавать первые распоряжения. И они слушали так, как, наверное, никогда в жизни не слушали ни одного барона.

Я вывел своё «воинство» за ворота замка, на ближайшую поляну, окружённую лесом. Поляна, конечно, была не военным полигоном, зато для наших скромных нужд — самое то.

Я оглядел их скептические физиономии.

— Будем учиться тому, что реально поможет нам выжить и нанести урон зарвавшемуся Волконскому.

Первым делом — маскировка. Я показал им, как можно слиться с местностью. Наломал веток, набрал травы, измазался грязью и залёг в кустах. А до этого попросил Борисыча сделать круг вокруг поляны и подойти чуть позже. Выполнив странное задание, старик, стоявший в трёх шагах, не заметил меня. Урок удался.

— Видите? — вынырнул я из своего укрытия. — Враг должен вас не видеть и не слышать. Вы должны быть частью местности. Появились, сделали своё грязное дело — и исчезли.

Потом — бесшумное передвижение. Тут пришлось повозиться. Эти мужики привыкли ходить по лесу, ломая сучья и шурша листвой так, что их за километр было слышно. Я объяснял, как ставить ногу, как выбирать путь, как прислушиваться. Дед Остап и Никифор-конюх, кстати, тут показали класс — старая закалка давала о себе знать. Они передвигались почти бесшумно, и я поставил их в пример остальным.

Сигналы. Кричать в лесу «Вася, прикрывай!» — не очень эффективно. Поэтому я ввёл систему простых сигналов руками и звуками, имитирующими птиц и зверей: «внимание», «враг», «отступаем», «вперёд». Поначалу они путались, но постепенно, с горем пополам, начало получаться. Несколько часов зубрежек сделали свое дело.

И самое главное — взаимодействие в малых группах. Я разбил их на двойки и тройки, назначив старших.

— Забудьте про то, чтобы лезть на рожон в одиночку, — втолковывал я им. — Ваша сила — в команде. Прикрывайте друг друга, действуйте согласованно. Один отвлекает, другой бьёт. Ударили — и сразу в кусты. Ваша задача — нанести укол и скрыться. Укололи здесь, укололи там — и пусть они носятся по лесу, не зная, откуда ждать следующего удара.

Остап и Никифор, поначалу смотрели на мои «новаторские» методы с изрядным скепсисом.