Безумный барон (СИ) - Гросов Виктор - Страница 59

Но эту демонстрацию видел не только Кривозубов.

Я поднял голову и встретился взглядом с Валериусом. Он все еще держал луч света, но его лицо было искажено. Это была ненависть, ледяное, шокированное узнавание. Он, находясь в центре магического потока, почувствовал это. Он не видел, что я сделал, он почувствовал природу моей силы — холодную, чужеродную, абсолютную пустоту, которую он считал порождением Хаоса.

Когда последний из наших воинов покинул долину, маги, работавшие на чистом упрямстве, одновременно оборвали свои заклинания. Световой коридор схлопнулся с тихим хлопком, и Долина Пепла снова погрузилась в свою серую, безмолвную дрему. Тени исчезли, втянутые в неизвестность. Мы вышли. Измотанные, грязные, потерявшие нескольких товарищей, зато живые.

В лагере, который мы наспех разбили на безопасном расстоянии, царила странная, гнетущая тишина. Эйфории не было. Было лишь глухое, звенящее в ушах облегчение. Орловские воины молча разбирали оружие, стараясь не смотреть в нашу сторону. Мои люди и союзники сбились в кучу, обсуждая что-то шепотом и то и дело бросая на меня косые взгляды. Я был центром этого маленького мира, его спасителем, и одновременно — его самой большой аномалией.

Легат Голицын подошел ко мне. Его лицо выражало сложную гамму чувств. Здесь были и облегчение, и невольное уважение, и глубокое, укоренившееся подозрение.

— Барон Рокотов, — начал он, и его голос был без прежних обвинительных ноток, но и без тепла. — Сегодня вы спасли множество жизней, включая жизни моих гвардейцев. Как представитель Империи, я выражаю вам официальную благодарность. Я непременно упомяну о вашей доблести и нестандартном подходе в своем отчете.

Я молча кивнул. Я понимал, что это лишь прелюдия.

— Однако, — продолжил он, и его взгляд стал жестче, — это не отменяет первоначальных обвинений. И добавляет новые. Та сила, что вы применили… она не описана ни в одном из регистров Имперской Академии Магии. Инквизитор Валериус настаивает на том, что это проявление Хаоса.

Я выжил. Более того, я заработал очки в глазах Легата. Я — ценный, хоть и опасный, актив, спасший имперские войска. Это меняет расклад. Я получил отсрочку.

Но Валериус…

Он смотрел на меня не как на преступника, которого нужно судить. Он смотрел на меня как на чудовище, которое нужно истребить. Он теперь мой личный, идеологический враг. Он не остановится, пока не уничтожит меня, потому что теперь он искренне верит, что я — абсолютное зло. Я избавился от одного приговора, чтобы получить другой, гораздо более страшный и личный.

— Расследование будет продолжено, — подытожил Голицын, — уже за пределами этой проклятой земли. До особого распоряжения вы и ваши люди остаетесь под моим личным надзором. Считайте это почетным арестом.

Он развернулся и ушел, оставив меня одного с моими мыслями и последствиями моей победы. Я смотрел ему вслед и понимал, что только что прошел по лезвию бритвы. Я не был ни оправдан, ни осужден. Я завис в неопределенности, которая была, возможно, даже хуже смертного приговора.

Ко мне подошел Ратмир. Он молча протянул мне флягу с водой. Я сделал несколько больших, жадных глотков.

— Вы были великолепны, барон, — пробасил он. Он хлопнул меня по плечу, и этот простой, солдатский жест говорил больше любых слов.

Елисей, который подошел следом, смотрел на Искру, висевшую у меня на поясе. На его лице был суеверный ужас. Он, как маг, почувствовал природу той силы, что я использовал, гораздо тоньше, чем остальные.

— Ваше благородие… — прошептал он, дрожащим голосом. — Вы… вы использовали Пустоту. Ту же силу, что и они. Древние книги предупреждали… тот, кто заглядывает в бездну, рискует, что бездна заглянет в него.

Я посмотрел на свой меч. Он молчал.

«Задача выполнена. Эффективность подтверждена», — прозвучал в моей голове ее бесстрастный голос.

Я победил. Я изменил правила игры. Правда теперь я знал, что в моих руках ключ к силе, которая пугает даже Верховного Инквизитора.

Глава 24

Наш «почетный арест» в лагере Легата Голицына напоминал затянувшуюся командировку в зону боевых действий, где перемирие держится на честном слове и на том, что у всех закончились патроны. Мои ребята и остатки союзников сбились в один угол лагеря. Орловские, как стая побитых, но все еще злобных псов, — в другой. А между нами, как оловянные солдатики, ходили бесстрастные имперские гвардейцы, следя, чтобы мы не вцепились друг другу в глотки раньше времени.

Легат Голицын пытался вести «расследование». Вызывал на допросы, задавал каверзные вопросы, сверял показания. Делов на копейку, а шуму на рубль. Было ясно, что он в тупике. С одной стороны — я, «Безумный барон», который умудрился в одиночку выкосить элитный отряд магов, но при этом спас всех, включая своего главного обвинителя. С другой — могущественный Род Орловых, у которого в столице, я не сомневался, такая «крыша», что небо в алмазах покажется. Голицын был прагматиком до мозга костей, а это подсказывала ему, что проще принести в жертву одного выскочку, чем начинать войну с целым кланом. Но моя демонстрация силы в Долине Пепла спутала ему все карты. Он видел во мне опасный, непредсказуемый, но потенциально очень полезный «актив». И он не знал, что с этим активом делать.

А пока он думал, Долина Пепла решила напомнить о себе. Она не успокоилась. Она начала дышать.

Все началось с патруля. Отряд орловских вояк, отправленный на разведку к границам проклятой земли, не вернулся. Через несколько часов один из них приполз обратно. Вернее, его притащили. Вид у него был… специфический. Доспехи целы, ни царапины, ни вмятины. А вот то, что было внутри… Он был мертв. Его лицо застыло в маске нечеловеческого ужаса, глаза вылезли из орбит, а кожа имела странный, сероватый, пепельный оттенок. Местный лекарь, осмотрев его, только развел руками и пробормотал что-то про «разрыв сердца от великого страха».

Я, конечно, в «разрыв сердца» не поверил. Когда все сгрудились вокруг тела, я, протиснувшись, присел рядом. Искра на поясе, даже в «спящем» режиме, едва заметно вибрировала.

— Аномалия, — прозвучал в моей голове ее тихий, бесстрастный голос. — Нарушение целостности жизненной структуры. Внешнее воздействие: отрицательное. Тип: аннигиляция. Он не умер. Его стерли.

Я выпрямился, и мои глаза встретились со взглядом Легата Голицына. Он тоже все понял. Это не страх, а оружие.

А через час началось. Наш лагерь, разбитый на безопасном, как нам казалось, расстоянии, атаковали. Из долины поползли тени. Десятки, потом сотни. Они текли по земле, как черная, маслянистая река.

— К бою! Маги, огненный барьер! — заорал орловский командир, выхватывая меч.

Их хваленые имперские маги, пришедшие в себя после нашего «поединка», повели себя как стайка первокурсников на лабораторной по химии, которые решили смешать все, что горит. Они выставили вперед руки и обрушили на наступающую тьму всю свою мощь. Огненные шары, молнии, какие-то энергетические копья… Красиво. Эффектно. И абсолютно, мать его, бесполезно. А ведь я же еще в долине указал действенный метод хоть как-то сохранить жизнь. Глупцы…

Я стоял и смотрел на это с чувством, будто наблюдаю, как пожарные пытаются потушить горящую нефтяную скважину водой из детского ведерка.

— Логическая ошибка, — констатировала Искра. — Применение положительной энергии против отрицательной сущности. Результат: аннигиляция с выделением побочной энергии. Они их кормят.

Каждый огненный шар, врезаясь в стену теней, заставлял клубиться еще яростнее. Тьма на мгновение втягивала в себя пламя, а потом раздувалась, становясь еще плотнее, еще чернее. Они пожирали магию.

Крики ужаса, когда первая тень коснулась линии обороны Орловых, были очень натуральными. Солдат, выставивший вперед щит, просто исчез. Щит упал на землю с глухим стуком, а за ним — пустота. Ни тела, ни крови, ни даже крика. Тень скользнула дальше, к следующему. Самая настоящая животная паника начала расползаться по их рядам, как зараза. Строй дрогнул.