Выбери любимый жанр

Безумный барон (СИ) - Гросов Виктор - Страница 50


Изменить размер шрифта:

50

Лицо Всеволода вытянулось, приобретая зеленоватый оттенок. Он посмотрел на Ратмира, ища поддержки, хотя бы тени сочувствия. Но тот лишь молча поправил на поясе свой тяжелый меч, и звук металла, скользнувшего по коже, прозвучал в тишине подвала как щелчок затвора.

— А после Кривозубова, если от тебя хоть что-то останется, — продолжал я свой «дружеский» разговор, с наслаждением наблюдая за его муками, — я отдам тебя людям Шуйских. Тем, из «партии войны». Ты ведь знаешь, что они думают о тех, кто убил их главу? Думаю, их фантазии на тему «что сделать с убийцей» будут побогаче, чем у меня. Они будут держать тебя в живых очень долго. Будут отрезать по кусочку и кормить этим собак у тебя на глазах. А потом, когда им надоест, они привяжут то, что от тебя осталось, к двум лошадям и пустят их в разные стороны. Так что, выбирай. Либо ты подписываешь бумагу и, возможно, я сохраню тебе твою никчемную жизнь в качестве заложника. Либо… либо я просто умываю руки и позволяю справедливости свершиться. Народной справедливости. Она, знаешь ли, бывает очень изобретательной на выдумку.

Я оставил его думать. Один на один со своими страхами и с тяжелым, молчаливым присутствием Ратмира. Я знал, что он сломается. Это был лишь вопрос времени. Он не герой. Он просто избалованный мальчишка, который впервые в жизни столкнулся с реальностью, где его титул не стоит и ломаного гроша. Я поднялся, разминая затекшие ноги.

— Перо и пергамент, — бросил я через плечо Ратмиру и вышел, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь.

Именно в этот момент, когда я, уставший, злой и вымотанный, вышел из подземелья, вдыхая свежий вечерний воздух, который после подвальной вони казался амброзией, меня и нашел гонец. Запыхавшийся, в дорожной грязи по самые уши. Но на нем был не герб Шуйских или кого-то из моих союзников. На его груди красовался имперский орел.

Я вскрыл пергамент дрожащими от усталости руками. Буквы плясали перед глазами. И чем больше я читал, тем шире становились мои глаза, а сердце ухало куда-то в пятки. Орловы, эти проклятые пауки! Получив весть о нашем «теплом приеме» и пленении своего отпрыска, они не стали собирать новую армию. Зачем? Это долго, дорого и результат не гарантирован. Они ударили с другой стороны. Они использовали свой главный козырь — влияние при дворе. И они выиграли.

Указ был написан сухим, канцелярским языком, но от каждого слова веяло холодом имперской стали. Империя вмешивалась. Назначалось официальное расследование. Но вести его будет не Инквизитор Валериус. Нет, все было гораздо тоньше. И хуже. Вести его будет специальный Императорский Легат, граф Илларион Голицын. Человек, известный своей педантичностью, неподкупностью и холодным, как лед, прагматизмом. Он ехал сюда, чтобы «установить истину» и «прекратить кровопролитие». На бумаге это выглядело как спасение. Как шанс на справедливый суд. Но я-то, со своим опытом анализа политических игр, понимал, что это — ловушка. Гораздо более страшная, чем костер Инквизиции.

Я стоял посреди двора, сжимая в руке этот проклятый пергамент. Вокруг меня суетились мои люди, празднуя победу. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, тащили трофеи. Кривозубов, уже успевший пропустить пару кружек эля, громогласно рассказывал, как его «орлы» гнали орловских «щенков». Мои крестьяне, еще вчера дрожавшие при виде меча, теперь с гордостью рассматривали добытое оружие. Эйфория, дешевая и хмельная, как молодое вино, кружила им головы. А я смотрел на них и понимал, что мы выиграли лишь одну битву. А настоящая война только начинается. И она будет куда страшнее.

Это была одновременно и лучшая, и худшая новость.

Лучшая — потому что угроза со стороны Инквизиции, этого фанатичного молота, который сметает все на своем пути, миновала. Инквизитор Валериус — это скальпель, который не спрашивает, а режет. Он бы приехал сюда с уже готовым приговором, и все мои доказательства, все мои логические построения разбились бы о его железобетонную веру. Теперь же у меня появился шанс. Шанс быть выслушанным, представить свои доказательства, апеллировать к закону, а не к мечу. Граф Голицын, судя по слухам, был человеком системы. А любая система имеет свои правила, свои протоколы. И если знать эти правила, ее можно попытаться взломать.

Худшая — потому что поле битвы изменилось кардинально. Я умел воевать с солдатами. Я научился противостоять магам. Но теперь мне предстояло сражаться с бюрократами и юристами. Мне нужно было противостоять не огненным шарам, а хитросплетенным интригам, подтасованным фактам и политическому давлению. Это была война, где побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто хитрее, у кого длиннее язык и толще кошелек. Моим главным оружием теперь должны были стать не Искра и «Демпферы», а ум, логика, факты и умение убеждать. А моим противником был не просто барон Орлов. Моим противником была вся мощь одного из самых влиятельных Родов Империи, с их вековыми связями при дворе, с их армией подкупленных чиновников и продажных судей.

Исход этой новой, тихой войны был совершенно непредсказуем. Я поднял голову и посмотрел на небо. Оно было таким же, как и вчера — серое, равнодушное, с проплывающими по нему рваными облаками. Но я знал, что там, за горизонтом, по пыльным имперским трактам, ко мне уже ехала моя судьба. И у нее было имя — граф Илларион Голицын. Инквизитор был бы проще. С ним все ясно: либо ты докажешь, что ты не верблюд, либо сгоришь. А вот с прагматиком, слугой закона и системы, все будет гораздо сложнее. Он будет взвешивать, оценивать, искать выгоду. Не для себя — для Империи. А что выгоднее Империи: поддержать наглого выскочку, нарушившего все писаные и неписаные законы, или принести его в жертву ради сохранения хрупкого мира и спокойствия могущественного Рода Орловых? Ответ, как мне казалось, был очевиден.

Я сжал пергамент в кулаке. Хватит рефлексировать. Время — самый ценный ресурс, и у меня его почти не осталось. Нужно действовать.

— Ратмир! Кривозубов! — мой голос прорезал веселый гвалт, заставив всех обернуться. — Собирайте всех. Немедленно. В главном зале. Есть разговор.

Когда все собрались — мои новые союзники, мои командиры, мой «ближний круг» — я вышел вперед. Я не стал зачитывать им указ. Я рассказал все своими словами. Без прикрас. О том, что Империя вмешалась. О том, что к нам едет Легат. И о том, что этот суд, скорее всего, будет для нас показательной поркой.

— Они думают, что загнали нас в угол, — я обвел взглядом их помрачневшие лица. — Что мы будем сидеть здесь, как кролики в клетке, и ждать, пока придет охотник. Но мы не кролики. Мы — медведи. И мы покажем им наши зубы.

— Что ты предлагаешь, Рокотов? — пробасил Кривозубов, его лицо было мрачнее тучи. — Пойти войной на Легата? Это измена.

— Нет, — я покачал головой. — Мы встретим его с почестями. С хлебом-солью. Мы покажем ему, что мы — верные подданные Империи. Но мы превратим этот суд в фарс. Мы завалим его такими доказательствами вины Орловых, что он не сможет их проигнорировать. Мы должны быть готовы. К приезду графа Голицына наш замок должен стать не крепостью, а залом суда. Где обвиняемыми будут не мы, а они. Нам нужно подготовить каждого свидетеля, каждую бумажку, каждый аргумент. Нам нужно быть безупречными. И нам нужно больше союзников. Не военных. Политических. Тех, кто сможет замолвить за нас слово в столице.

Я повернулся к Борисычу.

— Старик, тебе предстоит самое трудное путешествие в твоей жизни. Ты поедешь в столицу.

Мой план начал обретать форму. Это будет спецоперация. Сложная, многоуровневая, где каждый должен будет сыграть свою роль. И я очень надеялся, что мы успеем подготовиться к выходу главного актера на эту кровавую сцену.

Глава 21

Безумный барон (СИ) - img_21

Интерлюдия.

Столица встретила их равнодушным холодом, не похожим на резкую стужу северных ветров. Это был холод камня, веками впитывавшего в себя шепот интриг, лязг кандалов и шорох бесчисленных прошений, обратившихся в пыль. Борисыч, оказавшийся волею своего молодого господина в самом сердце имперской паутины, ежился от этой давящей, безразличной мощи. Он, привыкший к простору полей и прямоте суждений, здесь чувствовал себя неуклюжим медведем в лавке антиквара, где каждое неверное движение грозило обрушить хрупкое равновесие чужой игры.

50
Перейти на страницу:
Мир литературы