Безумный барон (СИ) - Гросов Виктор - Страница 46

— А Инквизиция… — Иеремия снова усмехнулся. — О, Инквизиция в этой схеме — наш лучший инструмент. Наш верный, не ведающий сомнений слуга, который соберет для нас первый урожай. Валериус, этот фанатик Порядка, сам, своими руками, разожжет костер, который должен превратиться во всепожирающий пожар. Какая восхитительная ирония, не находишь?

Он повернулся и пошел к выходу из часовни.

— Возвращайся в лагерь. Наблюдай. И жди приказов. Представление только начинается. Надеюсь теперь ты понимаешь насколько все важно…

Вернувшись в походный лагерь Инквизиции, Брат Иеремия снова стал тенью. Он бесшумно скользил по своему шатру, раскладывая пергаменты, подливая масло в светильник, исполняя свои обязанности с безукоризненной точностью. Никто, глядя на это постное, смиренное лицо, не мог бы и предположить, что всего час назад этот человек говорил о пересоздании мира и жатве из тысяч душ.

Когда лагерь погрузился в сон, нарушаемый лишь мерным шагом часовых и потрескиванием догорающих костров, Иеремия остался один. Он не молился, молитвы были для тех, кто ищет утешения или просит о милости. Его бог не нуждался ни в том, ни в другом.

Он расстелил на столе карту. Это была не та грубая схема местности, которую изучал Валериус — сложнейшая, многослойная магическая диаграмма, где вместо рек и лесов были начертаны потоки силы. Синие линии обозначали течения земной маны, красные — узлы ее пересечения, места силы, а черные — зоны упадка, где сама жизнь истончалась, уступая место чему-то иному.

Его тонкий, почти прозрачный палец лег на одну из точек на карте. Маленький, едва заметный кружок, обозначавший замок Рокотовых. А затем медленно прочертил линию на самый север, туда, где карта становилась почти черной, к зловещему пятну, подписанному древними рунами: «Мертвые Горы».

Он расстегнул ворот своей грубой монашеской рясы и извлек на свет амулет, висевший у него на груди. На первый взгляд он был похож на те, что носили другие агенты Ордена. Он был выточен из материала, похожего на полированный обсидиан, и в его центре, в переплетении зловещих символов, тускло пульсировал крошечный багровый огонек.

Иеремия прикрыл глаза, сосредоточившись, и коснулся амулетом карты. Багровый огонек вспыхнул ярче, и в сознание архивариуса, минуя мысли и слова, полился безмолвный поток воли. Это было не общение, это был приказ, отчет, настройка инструмента. Послание от Лорда.

В потоке информации была спокойная, ледяная констатация фактов, которая раскрывала весь дьявольский замысел во всей его чудовищной полноте.

Лорд знал о мече.

Он знал его истинную, сокровенную суть, о которой не догадывался ни сам Михаил Рокотов, ни его рыжий маг, ни даже хитроумные Шуйские. Из безмолвного послания Иеремия понял, что меч — это Ключ.

Один из двух артефактов-близнецов, созданных на заре времен, чтобы запирать и отпирать самые древние замки. И замок, который он был способен отпереть, находился там, в Мертвых Горах. Это была Печать, сдерживающая Истинного.

Второй ключ — Ключ Льда, артефакт, чья сила была противоположна Искре, — не был утерян. Он находился там же, в Мертвых Горах, в самом сердце вечной зимы, сокрытый магией и манящий своей силой — «Драконий кристалл Холода».

План Лорда предстал перед Иеремияом во всем своем пугающем великолепии. Он был похож на многоходовую партию, где каждая фигура, считая, что делает свой собственный ход, на самом деле лишь следовала воле невидимого гроссмейстера.

Лорд не собирался убивать Михаила Рокотова, он его вел.

Лорд, как опытный пастух, гнал его к цели, используя для этого самую лучшую свою «собаку» — Святую Инквизицию. Все это давление — политическое со стороны Орловых, военное со стороны обманутых Шуйских, а теперь и высшее, юридическое, в лице Валериуса — было направлено на одно — загнать «Безумного Барона» в угол. Лишить его союзников, отрезать пути к отступлению. Поставить его в положение, когда единственным выходом, единственным шансом на спасение станет отчаянный поиск силы.

В Мертвые Горы. За вторым ключом, который, как он будет думать, нужен ему для победы.

Лорд хотел, чтобы Михаил Рокотов, носитель Ключа Пламени, ненавидящий Орден и все, что с ним связано, сам, своими собственными руками, нашел второй ключ. Чтобы он, в своем стремлении защитить мир, соединил их и повернул в замке, отпирая врата в преисподнюю.

Иеремия убрал палец с карты. Поток воли от Лорда иссяк. На его постном, бесстрастном лице появилась легкая, едва заметная улыбка.

Пешка двигалась по доске именно туда, куда и было нужно.

Судья, одержимый священной миссией, мчался вершить свой суд, не зная, что он лишь готовит почву для жатвы. А герой, готовясь к отчаянной борьбе за свою жизнь и справедливость, не подозревал, что каждый его шаг к спасению — это шаг к исполнению самого страшного плана его врага.

Брат Иеремия аккуратно свернул свою магическую карту и убрал ее в потайной карман рясы. Завтра будет новый день в пути. И каждый шаг будет приближать их всех — и праведников, и грешников, и героев — к неотвратимому финалу, задуманному тем, кто наблюдал за этой игрой из самой глубокой тьмы.

Глава 19

Момент нашего, так сказать, триумфа, когда я, окруженный новыми союзниками, уже мысленно примерял лавровый венок и прикидывал, какого цвета будут статуи в мою честь, закончился быстро.

Когда глашатай, сверкая золотым шитьем, отбыл, я обвел взглядом свой новоиспеченный «Союз». Мать честная. Таких вытянутых и побелевших рож я не видел даже у тех генералов в Сирии, когда им намекнул, что их «непобедимые» танки горят, как свечки на торте. Мои союзники, еще пять минут назад готовые идти за мной в огонь и в воду, теперь смотрели на меня, как на прокаженного. Герой сдулся. Остался еретик.

— Ну, это… того… — первым нашелся барон Быков, мужик с лицом, похожим на недопеченный блин, и с таким же рыхлым характером. Он попятился к выходу, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Дела, знаете ли… Неотложные. Сено не кошено, свиньи не кормлены…

— Куда ж ты, сокол? — я посмотрел на него в упор. — Сено подождет. Тут дела поважнее нарисовались.

— Не-не, барон, ты уж извини, — Быков уже практически боком протискивался к двери, его немногочисленная свита жалась за его спиной, как цыплята под крылом мокрой курицы. — С Империей мы не тягаемся. И с Инквизицией… Сам понимаешь. Союз наш… того… аннулируется. По обоюдному, так сказать, согласию.

Я хмыкнул. Обоюдное согласие, надо же. Я-то думал, в средневековье с дипломатией туго.

— Что ж, вольному воля, — я пожал плечами. — Ступай, барон. Корми свиней. Только смотри, чтобы Орловы не пришли и не накормили острым клинком тебя и твою семью. Они, знаешь ли, не очень разборчивы в кормах.

Быков побледнел, что-то пролепетал и вывалился за дверь. За ним потянулись и другие, самые трусливые. Моя хрупкая коалиция начала трещать по швам. Кривозубов смотрел то на меня, то на пустеющие места за столом.

— И что теперь, Рокотов? — пробасил он, и в его голосе слышалась неприкрытая растерянность. — Все? Конец?

Я подошел к столу, налил себе в кружку воды. Сделал глоток. Спокойно. Главное — спокойствие. Паника — это как ржавчина, сожрет изнутри быстрее любого врага.

— Конец? — я усмехнулся. — Барон, ты меня удивляешь. Это не конец. Это только начало настоящего веселья.

Я оперся о стол и посмотрел на оставшихся. Их было немного. Кривозубов, еще пара-тройка самых упертых, кто уже успел натерпеться от Орловых и понимал, что пути назад нет. И, конечно, моя команда — Ратмир, с каменным лицом, Елисей, который выглядел так, будто сейчас в обморок хлопнется, и Тимоха, который смотрел на меня с немым обожанием.

— Думаете, этот ваш Инквизитор едет сюда вершить правосудие? — я обвел их взглядом. — Как бы не так. Он едет исполнять уже подписанный приговор. Орловы наверняка подсуетились. Еще не припомню, чтобы бюрократическая машина так быстро заработала. Еще не успел труп остыть, а со столицы уже судья бежит. Не верю я в это. Этот суд — спектакль. Фарс, где нам с вами отведена роль козлов отпущения. Они думают, что мы сейчас, как вы, барон Быков, разбежимся по норам, поджав хвосты, и будем ждать, пока за нами придут.