Измена в 45. Месть, которой ты не ожидал (СИ) - Заозерная Марта - Страница 12

— А как должны выглядеть женщины, находящиеся на грани развода? — интересуюсь, снимая очки и вглядываясь в его глаза прямым, уверенным взглядом.

На самом деле интересно.

Похоже, все мужчины верят в превосходство своего пола. Занятно.

Только что, поговорив с Максом, я поняла: он ждет, когда я сломаюсь. Отчаюсь барахтаться в одиночестве в этом ужасном холодном мире. Не потому, что слабая, дело в другом. Для меня наша связь бесценной была. Макс был для меня всем — и любимым мужчиной, и лучшим другом, опорой, защитой… Перечислять до бесконечности можно.

— Ну как же… — Павел, судя по всему, не ожидая от меня напора, немного теряется. Качает головой, будто бы пораженно. После чего — усмехается. — Ладно, Жень, подловила меня. Был не прав. Но, смею заверить тебя, не все так стойко держат удар.

Просто не всех с детства учили держать удар в любой ситуации. Внешняя броня мало что значит и совершенно не спасает от слез, когда ты в одиночестве лежишь без сна в холодной постели, а прошлое душит…

— Буду считать это комплиментом.

— Однозначно. Но на суде, если планируешь присутствовать, я бы посоветовал пустить слезу. Особенно если судьей женщина будет, — улыбается так лукаво, что даже неясно — шутит или говорит серьезно.

— Я подумаю над твоим предложением… — осекаюсь, заметив папку, лежащую на краю стола. Интуиция заставляет меня её опасаться.

Павел верно считывает перемену в моем настроении.

— Перед тем как перейти к главному, я обрисую ситуацию, связанную с Андреем.

Киваю.

Я бы поспорила на тему того, что именно главное. Черт с ним — с разводом! На фоне того, что сына могли посадить — всё остальное меркнет.

— Анна забрала заявление. Пока девушка в больнице валяется, личико свое корректирует, но, если ты хочешь, мы можем надавить на ментов. За заведомо ложное обвинение статья предусмотрена, уголовная. Полиция у нас не любит с ней возиться, но когда необходимо…

— Я поинтересуюсь у сына, — произношу через силу. Мне бы, конечно, хотелось закрыть её и больше не вспоминать, однако решать в этом случае должна не я.

— Тогда переходим к самому интересному? — во взгляде моего собеседника мелькает сомнение, и я напрягаюсь. — Жень, без обид, но сейчас я задам единственный вопрос. Ответь на него честно, и тогда я продолжу. Это важно. Ты уверена, что пойдешь до конца и не передумаешь разводиться?

Глаза сами собой распахиваются. Не выходит скрыть удивления.

— Ты меня, если честно, пугаешь, — произношу настороженно. — После этого вопроса ещё сильнее хочется узнать содержимое, — снова перевожу взгляд на папку. — И да, мы с Максимом разведемся при любом раскладе.

Иначе я сойду с ума в ближайшее время. Рвать, так на корню.

— Отлично! — Павел подбирается, садясь в кресле ровнее. — Как ты хочешь — я могу обрисовать в общих чертах, или ты сама ознакомишься?

Ожидая ответа, он постукивает пальцами по синему твердому пластику.

Глубокий вдох.

— Твой друг, как я понимаю, много интересного отыскал?

Павел уклончиво качает головой.

— Пока что немного, но… Это бомба, Жень. За это ты его в суде даже без контракта бы смогла раскатать.

Дыхание перехватывает.

— Не томи, — сипло прошу.

Замерев, я смотрю перед собой и ничего не вижу. Картинка резкость теряет.

Варианты в голове мелькают самые разные — от самых ужасных до невероятных, но, когда Павел начинает знакомить меня с собранной информацией, я все равно шок испытываю.

Не этого я ожидала… Совершенно не этого…

— Жень, у твоего мужа есть внебрачный сын… И это ещё не самое ужасное…

Глава 12

«Куда уж ужаснее?» — мелькает в голове мысль. Однако её быстро сметает волна душераздирающей боли, которую я испытываю, когда мне удается осознать смысл сказанных Павлом слов.

Верить не хочется, но и повода ставить под сомнения слова собеседника нет.

Стараюсь взять себя в руки, но уверена, растерянность отражается на моем лице. Не справляюсь. Пропускаю прямое попадание в сердце. Окружающие шумы стихают. Я будто в вакуум попадаю. Остаюсь наедине со своим разочарованием.

Павел тактично делает паузу. Берет в руки одну из стоящих на столе бутылок и, открутив крышку, наливает мне воды.

Взяв из его рук бокал, провожу кончиком пальцев по натертой до блеска хрустальной ножке. Моя семейная жизнь точно такая же — шикарная с виду, но, по сути, ценности не представляющая.

— Что ещё? — наконец-то справляюсь с эмоциями, вернее, проталкиваю их поглубже в себя. Туда, где о них никто не узнает.

— Я затупил. Наверное, стоило встретиться с тобой в другой обстановке, — он неловко растирает бровь костяшкой указательного пальца. — Прости. Не сообразил сразу.

— Я в порядке. Можешь продолжать, — инстинктивно расправляю плечи и уверенно смотрю ему в глаза. Справлюсь. Что бы он сейчас ни сказал. У меня ещё будет время для слез. Бесконечно много свободного времени…

— Точно?

Взглядом и движением ресниц даю утвердительный ответ.

— У паренька ДЦП. Не самая тяжелая форма, но всё же… При желании ты сама разберешься получше меня, — переводит взгляд на папку, которую я начинаю бояться как огня.

Пытаюсь понять, что чувствую в этот момент.

Коктейль эмоций почти ослепляет, но злорадства среди них нет.

Ребенок не виноват. А страдает, выходит, в большей мере именно он.

Жаль, очень жаль…

— Максим с сыном общается?

Меня посещает догадка, что Анюта использовала именно эту постыдную тайну моего мужа для того, чтоб деньги высасывать. Это нисколько не оправдание, я, скорее, о другом думаю… Она никак не походит на убитую горем мать, ежедневно борющуюся за жизнь своего ребенка…

Тётя?

Вполне допускаю тот факт, что он мне хоть в чем-то не соврал, и она действительно сестрой его любовницы является. Только вот и главного муж не сказал.

Павел уклончиво качает головой, поджав при этом губы.

— Навещает изредка. Последний раз был во Владивостоке месяц назад. Раньше завершил командировку, но в столицу не полетел…

Краска окончательно сходит с моего лица…

Его командировка в Сингапур открывается всё с новых и новых сторон… Наш пострел везде поспел.

То, что у мужа ещё есть силы на такие многоходовки, даже хорошо. Будет возможность выгрести из той сточной канавы, в которой окажется в скором времени. По своей вине.

— Мальчик, значит, во Владивостоке живет?

— Да, на данный момент с бабушкой. Где его мать, к сожалению, я пока что не знаю. Не успели пробить. Там история какая-то мутная… — он хмурится. — Но в ближайшие дни, уверяю, Гончаров разузнает, — говорит о своем друге.

— Не столь важно… Мне достаточно самого факта наличия сына.

Павел кивает.

— Судя по тому, что паренек постоянно проходит курсы реабилитации, в том числе и за границей, твой муж им помогает регулярно. Не со своих счетов, их мы проверили…

Ну Максим же не дурак.

Ублюдок, моральный урод, кобель облезлый — эпитетов теперь у меня для него масса, но я не думаю, что он совсем мозги растерял.

В конце концов, ему же удавалось скрывать от меня ребенка на протяжении долгого времени, значит, не совсем ополоумел.

— Сколько мальчику лет? — спрашиваю зачем-то. Сказывается моя тяга к детям.

Дети с недугами — так и вовсе моя слабость. Неосознанно пропускаю их боль через себя.

— Десять, — отвечает Павел, и я ощущаю, как начинаю бледнеть. Краска сходит не только с лица. Даже с рук. Кончики пальцев леденеют.

Не обращая внимания на мелкую дрожь, пробивающую всё тело, я протягиваю руку.

— Можно? — смотрю на папку, и Павел мне её передает.

Чего я добиваюсь? Контрольного в голову? Так, чтобы наверняка?

Если в собранных материалах указана дата рождения мальчика, то я…

Глаза сами цепляются за нужную строку.

Ребенку десять лет. Родился поздней осенью… Не нужно иметь незаурядные аналитические способности для того, чтобы понять, когда примерно его зачали.