Защити меня от… себя! (СИ) - Грасс Елена - Страница 20

— Отойду ненадолго, — не ожидая моего ответа, встаёт и идёт по направлению к выходу, — покурить, — бросает вдогонку.

Но Влад не курит…

Буквально через минуту женщина следует в ту же сторону.

И всё встаёт на свои места в моей голове.

Совершенно точно я понимаю в этот момент: уверена, на девяносто девять процентов, что это его бывшая жена.

За этот короткий срок я видела его разным в общении с женщинами: сдержанным или учтивым, дружелюбным или недовольным, но не таким.

Сейчас мне кажется, что этот вечер может стать переломным в наших отношениях. И если честно, я этого боюсь.

Я не планировала расставаться с ним так быстро. Я ещё не насытилась счастьем, которое отмерила мне небесная канцелярия. Мне пока ещё мало!

Но появление этой девушки, возможно, изменит мои планы и снова вернёт меня к полному одиночеству, лишив меня самого дорогого — Влада.

Мне нужно взять себя в руки. Сейчас. Немедленно.

Я всегда считал себя крепким, собранным и точно не из тех, кого можно сломать парой колких слов или случайной встречей.

Но сейчас… Сейчас я будто отупел и сдал позиции.

Почему стушевался? Да потому что ещё не отболело. Вот в чём дело.

Она вошла в ресторан, прижавшись к какому-то незнакомому мужчине, и этого мгновения хватило, чтобы я провалился в прошлое.

— Привет, не ожидала тебя здесь увидеть, — её голос, лёгкий, почти беззаботный, будто между нами не было предательства и тяжёлого развода.

Я не поворачиваюсь, бросаю через плечо:

— Взаимно.

Голос не дрогнул, и это была маленькая победа.

— Как живёшь?

— Лучше всех, — отвечаю автоматически.

И ведь я правда верил в это. По крайней мере, до этой встречи.

— А по тебе не скажешь, — поворачиваюсь к ней и замечаю, как её губы растягиваются в ехидной улыбке. — Постарел… Взвинчен…

Знаю, она нарочно ищет слабые места. Она всегда умела выводить меня, но сейчас… Сейчас я не дам ей этого удовольствия.

— Ты тоже не помолодела, — никогда не делал такие «комплименты» женщинам, а ей хочется сделать.

— Фу, Влад, такое девушкам говорить нельзя! Ни в коем случае!

— А ты для меня не девушка!

— А кто?

— Правду сказать? — хмыкаю, всем своим видом показывая, что последует оскорбление.

— Зря я тебя окликнула. Агрессивный ты какой-то. Не виделись с тобой несколько лет, и так встречаешь меня.

— Ты другого не заслуживаешь!

— Зачем старое вспоминать?

— А что нам ещё с тобой делать? Нас старое только и связывает.

Хочу уйти, но она преграждает мне путь.

— Не стой на моей дороге.

— Боишься, что ли, меня? — цепляет, и я ведусь, дурак.

— Вот ещё.

— Тогда постой, поговорим.

Смотрю на неё сейчас — на эту ухоженную, холёную женщину с безупречным маникюром цвета красного вина и макияжем от профессионала и проваливаюсь в прошлое.

Воспоминания накатывают тяжёлыми волнами, одно за другим, будто кто-то безжалостно листает альбом с фотографиями, которые жгут пальцы.

Мне семнадцать лет. Осенний двор школы, жёлтые листья под ногами. Она выходит после уроков, закутавшись в лёгкий шарфик, и внезапно оборачивается, смотрит на меня. В тот миг я понял: пропал. Полностью и безвозвратно.

Мне восемнадцать. Я, краснея и запинаясь, выпрашиваю у отца деньги на её день рождения.

— Влад, опять дорогой подарок? — хмурится он, доставая кошелёк.

— Пап, не злись, скоро я сам начну зарабатывать и не буду просить у тебя денег, — отвечаю оправдываясь.

— Мне не жалко, сынок. Не в этом дело. Она не любит тебя.

— Полюбит! Обязательно полюбит!

Отец качает головой, но даёт купюры — он ведь тоже когда-то был молодым. Я бегу в ювелирный, потом к её подъезду, и сердце колотится так, будто пытается вырваться из груди.

Замечаю, что у меня появились конкуренты. Парень на папином БМВ, и Сашка, сын районного прокурора. Мы как псы на привязи, кружим вокруг неё, а она… она лишь снисходительно улыбается, наблюдая за нашей борьбой. Но я был упорнее всех. Настырнее. Глупее.

А дальше разговор с её родителями на их кухне, где я клянусь о любви, о верности, и о том, что добьюсь всего. Её родители молчат и улыбаются. Им, как и их дочери, нравится моё упорство.

ЗАГС. Её белое платье, моя дрожь в пальцах, когда надеваю ей кольцо. Только такого же безумного блеска, как в моих глазах нет. Холодная принцесса, но я растоплю её сердце.

Потом, года через два, она вроде бы оттаяла. Стала улыбаться чаще. Но теперь-то я понимаю — это была не любовь. Это было удовлетворение собственных интересов.

Пока её подруги в потрёпанных колготках бегали по распродажам, она носила кашемировые пальто. Пока они толкались в метро, прижимая к груди потрёпанные дипломы, она разъезжала на моём Мерседесе, свесив руку с сигаретой в открытое окно.

Она никогда не любила меня. Она любила то, что я мог ей дать. А я… я до последнего верил, что этого достаточно.

Моя любовь стоила мне слишком дорого. И нет, я не о финансовой стороне вопроса. Далеко не о ней…

Понимаю, я сам во всём виноват. Избаловал…

Как там: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей? Ну уж если классики такое утверждают, что говорить о простых смертных!

Но, говорят, на ошибках учатся?

Хорошо, что Наташа не такая. Меркантильности в ней нет, желания притянуть одеяло на себя, а партнёра оставить с открытой задницей мёрзнуть.

— Что за девушка тебя ждёт? Женился?

— Пока нет.

— Даже знаю почему.

— Да? Интересно…

— Не женился, потому что до сих пор любишь! Сохнешь по мне, понял⁈ — она собой довольна.

— Дура…

— Ну может и дура, только факты налицо.

— Владик, — вдруг меняет тон, становится серьёзной. — Я ведь тебя любила. Может, не так, как ты хотел, но любила. Ну не подошла я на роль кухарки и поломойки, ну ты же это знал. Какие претензии? Остынь, милый. Я же вижу, как ты нервничаешь грудная клетка ходуном! — кладёт ладонь мне на грудь, но я одёргиваю её.

Ухмыляюсь на эти слова.

— Ну да, ты настолько меня любила, что по итогу, спала со всеми подряд. И, как выяснилось, спала даже с моими друзьями. Они потом рассказывали мне по пьяни в красках, как имели тебя. Так и сказали: ну раз уже она не твоя жена, признаюсь, со мной тоже кувыркалась. Да, это вот так ты меня любила?

— Ты сам виноват!

— И в чём же? В том, что работал и учился одновременно, в том, что старался для нашей семьи? Ты реально хочешь внушить мне чувства вины? До сих пор? И тебе даже не на капли не стыдно?

— Всё, прекращай. Хватит злиться! Ты же не такой совсем! — по-свойски пытается прикоснуться к моему лицу ладонью теперь, но я снова не позволяю, перехватывая её руку. — Давай встретимся, пообщаемся в другом месте? Глянь, на нас уже люди смотрят, — теперь уже другой рукой проводит мне ноготками по шее, спускаясь вниз.

Я фанател, когда она так делала по голому телу, и она это знала.

— С тобой? — смеюсь, — зачем? Не виделись почти пять лет, какие счастливые годы.

— Брака я тебе точно не обещаю, а вот постель… Нам же там было так хорошо. Вспомним былое? — пристально смотрит в глаза, реакции ждёт.

Смотрю ей в лицо, когда-то такое родное, теперь совершенно чужое, и понимаю, я принял тогда верное решение. Даже не считая того, как ломало меня потом крепко.

— Прощай. Надеюсь, больше никогда не увидимся.

Грубо отталкиваю её от себя, чувствуя, как пальцы сами сжимаются в кулаки. Но, естественно, я не бью женщин, и её не ударю.

Поворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь, но внутри всё кипит.

Зачем я вообще продолжил этот разговор? Почему не ушёл сразу, как только увидел её? Что я надеялся услышать? Извинения? Признания? Сожаления?

«Наивный идиот», — мысленно бросаю сам себе.

Возвращаюсь к Наташе. Вижу её за столом, как она сидит, сгорбившись, будто пытается стать меньше. В тонких пальцах мнёт бумажную салфетку, которая и так уже превратилась в бесформенный комок.