Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 42

И тут я почувствовала движение. Кейден встал. Я думала, он пойдёт к окну. Но он подошёл к нашей кровати. Я затаила дыхание. Он не лёг. Он просто сел на пол с моей стороны, прислонившись спиной к кровати. Его широкая, сильная спина была в нескольких сантиметрах от моей.

Он ничего не сказал. Но этот жест был громче любых слов. Он поставил себя между нами и дверью. Между нами и страшным миром снаружи. Он стал нашей стеной. Нашим щитом.

Я лежала, боясь пошевелиться. Сердце колотилось так громко, что я боялась, он его услышит. Я чувствовала тепло его тела сквозь тонкое одеяло. Чувствовала его силу, его спокойствие. Весь страх ушёл. Осталось только одно. Огромное, всепоглощающее чувство… правильности.

Осторожно, чтобы не разбудить Элину, я протянула руку назад, в темноту. Мои пальцы коснулись грубой ткани его рубашки на его плече. Он не шелохнулся. Но я почувствовала, как под моей ладонью напрягся, а потом расслабился мускул. Он понял. Он принял мой жест.

Это было не прикосновение любовников. Это было прикосновение двух солдат в одном окопе перед решающим боем. Прикосновение, полное доверия, поддержки и молчаливого обещания: «Я здесь. Я с тобой. Мы справимся».

В этот самый момент, в этой убогой комнате посреди проклятого болота, — с пронзительной ясностью поняла я, — мой дом — это не ферма с коровой и гномом. Мой дом — это здесь. Рядом с ним. Где бы он ни был. И это было самое страшное и самое прекрасное открытие из всех, что я сделала в этом мире.

Утро в «Последнем приюте» было серым и безмолвным. Я проснулась от ощущения, что на меня смотрят. Открыла глаза. Кейден сидел у догорающего очага, но его голова была повёрнута в мою сторону. Он не спал. Я была уверена, что он не сомкнул глаз всю ночь, сидя на полу у нашей кровати, как древний, несокрушимый страж.

Наши взгляды встретились в полумраке комнаты. И я утонула. Утонула в его золотых глазах, в которых больше не было ни высокомерия, ни гнева. Только глубокая, вековая усталость и… что-то ещё. Что-то новое, тёплое и до ужаса нежное, что было адресовано только мне.

Воздух в комнате был таким густым от невысказанных чувств, что, казалось, его можно было потрогать.

«Так, Соколова, дыши, — приказала я себе. — Просто обычное утро. Просто ты. Твоя сестра. И твой личный дракон-телохранитель, который провёл ночь, охраняя твой сон. Ничего особенного. Совершенно рядовая ситуация для попаданки в фэнтези-мир. Надо спросить, входит ли это в стоимость его проживания, или мне потом выставят отдельный счёт за охранные услуги?»

Мы спустились вниз завтракать. Старуха Мара молча поставила перед нами три миски с какой-то серой, безвкусной кашей и три кружки с отваром из болотных трав. — Топи сегодня злые, — проскрипела она, глядя куда-то мимо нас. — Воздух густой от старой печали. Он в голову лезет, воспоминания путает. Не верьте сегодня ни глазам своим, ни ушам. Верьте только тому, что в руке держите.

Её слова показались мне бредом старой карги. Но Кейден помрачнел. — Она права, — сказал он тихо. — Сегодня будет трудный день. Психические эманации болота достигли пика.

Мы снова двинулись в путь. И я сразу поняла, о чём говорила старуха.

Воздух действительно был другим. Он был наполнен не просто запахом гнили, а запахом… тоски. Застарелой, беспросветной. И шёпот. Он стал громче. И теперь он говорил не просто набором звуков. Он начал говорить знакомыми голосами.

Сначала я услышала голос моей начальницы, Тамары Игоревны: «Соколова, ты опять сорвала сроки! Премии не будет!» Я вздрогнула и обернулась. Никого.

Потом, на краю зрения, я увидела знакомый силуэт. Увидела огни вечернего проспекта Ленина в моём родном Екатеринбурге. Услышала гул машин, звон трамвая… Я знала, что это иллюзия. Знала! Но сердце моё сжалось от такой острой, такой невыносимой тоски по дому, что я споткнулась и чуть не упала.

— Это ложь, Элара, — голос Кейдена, твёрдый и реальный, вырвал меня из морока. — Дыши. Сосредоточься на моём голосе. На земле под ногами.

Я вцепилась в его слова, как утопающий в спасательный круг. Да, это ложь. Мой дом далеко. Его больше нет для меня. Мой дом теперь… здесь.

Но болото не унималось. Оно начало бить по самому больному. Я увидела своего кота, Бегемота, который сидел на кочке и жалобно мяукал, глядя на меня. Он был худым и несчастным. — Алина, ты меня бросила… — прошептал он голосом моей мамы.

— Нет… — выдохнула я, и слёзы хлынули из моих глаз. — Нет, это неправда…

Я знала, что это иллюзия. Но боль была настоящей. Боль от потери, от чувства вины, от бессилия.

И тут я увидела, что болото атакует не только меня. Кейден замер. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, и его лицо было маской страдания. Я видела, как ходят желваки на его скулах. — Я не смог… — прошептал он. — Простите меня…

Я поняла. Он был там. В своей долине. Тысячу лет назад. Он снова переживал свою самую страшную неудачу. Снова видел, как умирают те, кого он любил.

Болото било по нам обоим, по нашим самым глубоким ранам, пытаясь свести нас с ума, заставить свернуть с тропы и утонуть в трясине собственного горя.

Элина, защищённая своей детской чистотой и песнями, казалось, не видела этих ужасов. Но она чувствовала нашу боль. Она прижалась ко мне и тихо заплакала.

И тогда я сделала то, что подсказало мне сердце. Я шагнула к Кейдену, который стоял, как каменное изваяние, застыв в своём кошмаре, и взяла его за руку.

Его рука была ледяной. Он вздрогнул, но не отстранился. Я сжала его пальцы так сильно, как только могла. — Кейден, — сказала я твёрдо, стараясь перекричать шёпот болота в его голове и в моей. — Это неправда. Это иллюзия. Я здесь. Элина здесь. С тобой. Сейчас.

Он медленно повернул голову. Его золотые глаза были полны слёз. Настоящих, драконьих слёз, похожих на капли расплавленного золота. Он смотрел на меня, как будто видел впервые.

— Верь только тому, что в руке держишь, — прошептала я слова старой Мары.

И он сжал мою руку в ответ. Крепко. Отчаянно.

В этот момент его рука стала моим якорем, а моя — его. Мы шли вперёд, держась за руки, как двое детей в тёмном лесу. Иллюзии не исчезли. Я всё так же слышала голоса из прошлого. Видела призраков своей утерянной жизни. А он, я знала, видел призраков своей. Но теперь это было не так страшно. Потому что тепло его ладони, её реальная, ощутимая твёрдость, были доказательством того, что настоящее — здесь. И в этом настоящем мы были не одни.

Мы шли так, наверное, час. Или вечность. Молча. Просто держась друг за друга. И в этом молчании, в этом простом прикосновении, было больше близости, чем в самом страстном поцелуе. Я вела его сквозь его ад, а он вёл меня сквозь мой. Мы стали друг для друга щитом от призраков прошлого.

Постепенно, очень медленно, давление болота начало ослабевать. Иллюзии становились бледнее, шёпот — тише. Мы прошли. Мы выдержали.

Мы вышли на небольшую поляну с относительно сухой землёй и рухнули на мох, обессиленные. Но мы не отпускали рук друг друга.

Я посмотрела на него. Его лицо было измученным, но на нём больше не было той маски боли. Он тоже посмотрел на меня. Вся моя напускная бравада, весь мой сарказм — всё это смыло волной пережитого ужаса. Я была просто Алиной. Напуганной девочкой, которая потеряла свой мир.

Он медленно поднял мою руку, которую всё ещё сжимал в своей, и осторожно, почти благоговейно, коснулся губами моих костяшек. Это не был поцелуй страсти. Это был поцелуй благодарности. Признания. Поцелуй двух выживших.

— Спасибо, — прошептал он, и его голос был хриплым.

— И вам спасибо, — ответила я, и по моим щекам снова потекли слёзы. Но это были уже не слёзы горя. Это были слёзы облегчения.

Мы выжили. Мы прошли через личный ад друг друга и вышли из него вместе. И я знала, что после этого дня мы уже никогда не будем прежними. Все стены между нами окончательно рухнули. Остались только двое. Двое, которые держатся за руки посреди враждебного, безумного мира.