Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 16

— Всё! Хватит! — объявила я однажды утром, когда порыв ледяного ветра из щели под окном чуть не задул наш драгоценный огонь. — Я отказываюсь жить на островке цивилизации посреди съёмочной площадки фильма ужасов! Проект «Автономия» можно считать условно выполненным. Начинаем новый мега-проект! «Капитальный евроремонт силами двух сироток и одной кочерги»!

— Но… как? — испуганно спросила Элина. — Мы же не сможем починить стены…

— Физически — нет, — согласилась я, доставая нашу «библию» — дневник прабабки. — А вот магически… Давай посмотрим, что наша Изольда писала про домоводство.

Я нашла нужный раздел. Он был озаглавлен «Душа Дома».

«Каждый старый дом, где горел очаг и жили люди, обретает душу. Духа-хранителя. Очажника. Домового. Наш — стар, как эти камни, и сварлив, как все старики. Он спит в самом сердце дома — в тёплом камне очага. Пренебрежение и запустение усыпили его, а хаос и разруха превратили его сны в кошмары. Эти кошмары сочатся в стены, порождая гниль, холод и тоску. Не пытайтесь бороться с гнилью и сквозняками — это бесполезно. Это всё равно что лечить симптомы, а не болезнь. Нужно лечить душу дома. Нужно разбудить Домового».

Я читала, и у меня по спине бежали мурашки. Так вот в чём дело! Неудивительно, что дом разваливается. У него депрессия!

Дальше шла инструкция. «Домовой не терпит команд. С ним можно лишь договориться. Чтобы разбудить его, нужно проявить УВАЖЕНИЕ. Первое — очистить его дом, особенно очаг, его святилище. Второе — принести ему подношение, дар. Он любит самое простое и самое честное: парное молоко и свежий хлеб. Третье — смиренно попросить о помощи. Если он примет дары, дом оживёт».

Молоко и хлеб. Хлеб мы могли испечь — я научилась делать простые лепёшки на камне из толчёных корней. А вот молоко… Зорька давала его так мало, что нам самим едва хватало. Но это был единственный путь.

— Итак, Лина, — сказала я. — У нас проблема. Нам нужно больше молока. А Зорька всё ещё слабая.

— Я могу ей спеть, — предложила сестра.

— Ты споёшь. А я… помогу по-своему.

Мы пошли в сарай. Зорька встретила нас благодарным мычанием. Она уже не была похожа на скелет, но до здоровой коровы ей было ещё далеко.

Элина села на сено и запела. Тихую, протяжную песню, полную тепла и нежности. А я закрыла глаза и посмотрела на корову.

Я увидела её внутреннюю структуру. Светящиеся линии её жизненной силы были тусклыми, прерывистыми. Я увидела, где в её теле были «засоры», где энергия текла слабо. Это было похоже на забитые трубы в старом доме. Моя магия была не нежной, как у Элины. Она была магией инженера, архитектора. Я не могла «уговорить» тело коровы стать здоровее. Но я могла «прочистить трубы».

Я сосредоточилась, направляя свою волю не на приказ, а на… наладку. Я мысленно распутывала энергетические узлы, выпрямляла потоки, укрепляла слабые места. Это было похоже на отладку сложной программы. Я чувствовала, как Зорька глубоко вздохнула. Как её тело расслабилось. Как жизненная сила потекла по ней ровнее и ярче.

Когда Элина закончила петь, корова выглядела заметно бодрее. В её глазах появился блеск. И в этот день она дала нам вдвое больше молока. Целую миску!

На следующий день началась наша генеральная уборка. Мы работали как одержимые. Мы вытащили из главной комнаты весь хлам, всю сломанную мебель. Мы содрали со стен паутину, похожую на саваны. Мы вымели горы пыли и мусора. Самым сложным был очаг. Мы несколько часов выгребали из него сажу, пепел и кости, пока его камни не стали чистыми.

К вечеру главная комната была неузнаваема. Пустая, но чистая. Мы вымыли пол нашей волшебной водой, и он даже перестал скрипеть.

Наступил момент истины. Я испекла на огне маленькую, румяную лепёшку. Налила в лучшую нашу чашку (без трещин!) парного молока от Зорьки. Мы поставили это скромное подношение на чистый камень перед очагом.

Мы с Элиной встали на колени. Я положила руки на тёплый камень и, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, произнесла слова из дневника: — Дух дома. Хранитель Очага. Мы — твои новые хозяйки. Элара и Элина. Мы очистили твой дом от грязи и скорби. Мы принесли тебе дары от чистого сердца. Просим тебя, пробудись. Прими нашу заботу и помоги нам восстановить этот дом. Мы хотим, чтобы он снова стал живым.

Я замолчала. Ничего не происходило. Я уже подумала, что всё это ерунда, как вдруг центральный камень очага, которого я касалась, начал теплеть. Он становился всё теплее и теплее, а потом начал светиться. Мягким, золотистым, как мёд, светом.

Свет разлился по всей комнате. Дом глубоко, протяжно вздохнул. Но это был не стон умирающего. Это был вздох облегчения, как у человека, который проснулся после долгого кошмара. Трещины на стенах на наших глазах начали медленно стягиваться. Сквозняк под дверью стих. Воздух в комнате потеплел и наполнился едва уловимым запахом печёного хлеба и сухих трав.

А из камня очага на секунду проступила туманная фигурка — крошечный, сгорбленный старичок с длинной бородой, сделанный из дыма и тепла. Он посмотрел на нас, потом на молоко и хлеб. Чашка с молоком опустела, а от лепёшки отломился кусочек. Старичок удовлетворённо кивнул и растворился обратно в камне.

Мы сделали это! Мы разбудили домового! Наш дом ожил!

Я подбежала к стене и провела по ней рукой. Она была гладкой и тёплой.

— Он нас принял! — закричала я, обнимая сестру.

И тут я заметила, что домовой, перед тем как исчезнуть, махнул своей дымной ручкой в сторону плиты на полу у самого очага. Одна из каменных плит выглядела не так, как остальные. На ней не было вековой пыли.

Сердце моё забилось чаще. Я поддела плиту кочергой. Она легко поддалась. Под ней оказалась небольшая, выдолбленная в камне ниша.

В нише лежала маленькая, окованная железом шкатулка. Запертая на ржавый замок. А рядом с ней — сложенный вчетверо пожелтевший листок пергамента.

Дрожащими руками я взяла листок. Развернула. Это был почерк моей прабабки. Почерк Изольды. Но не тот ровный и убористый, что был в дневнике. Этот был торопливым, нервным, буквы плясали.

Записка была короткой.

«Элара, дитя моё. Если ты это читаешь, значит, худшее уже случилось, а ты оказалась сильнее и умнее, чем я смела надеяться. Слушай меня внимательно. Не верь ни единому слову дракона. Он не тот, за кого себя выдаёт. Ему не нужен баланс. Ему нужно то, что спрятано здесь».

Последнее слово было подчёркнуто дважды, а от него шла стрелка, указывающая на железную шкатулку.

Я замерла, держа в руках этот листок. Весь мой мир, который я с таким трудом начала выстраивать, рухнул в одночасье. Радость от ожившего дома сменилась ледяным, липким ужасом.

Не доверять дракону.

Он ищет не баланс. Он ищет то, что в этой шкатулке.

Что же там такое? Что может быть нужно могущественному, как бог, дракону? Что заставило его заключить договор, ждать столько лет и теперь угрожать мне и моей сестре?

Мой проект по реконструкции фермы только что приобрёл новое, зловещее измерение. Это была больше не борьба за выживание. Это была игра с огнём. Игра, в которой ставкой была не просто наша жизнь, а какая-то страшная тайна, спрятанная в маленькой железной коробке. И я понятия не имела, как её открыть.

Тепло, исходившее от ожившего очага, больше не казалось уютным. Оно стало зловещим. Каждый треск поленьев в камине звучал как насмешка. Дом был спасён, но мы оказались в ловушке, гораздо более страшной, чем разваливающаяся ферма.

Я сидела на чистом полу, сжимая в руке пожелтевший листок пергамента. Элина, почувствовав моё состояние, прижалась ко мне, её маленькое тело дрожало.

«Не верь ни единому слову дракона. Ему не нужен баланс. Ему нужно то, что спрятано здесь».

Эти слова бились у меня в висках, как набат. Вся картина мира, которую я с таким трудом выстроила, рассыпалась в прах.

Лорд Кейден. Величественный, могущественный, невыносимо надменный Хранитель. Который, оказывается, не Хранитель, а… кто? Обычный рейдер? Который, пользуясь своей силой, пытается отжать чужую собственность?