Выбери любимый жанр

Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 74


Изменить размер шрифта:

74

— На счастье.

А потом двинул кучку серебра обратно и пояснил:

— Вы же не будете против, если я всех угощу за близкое знакомство? Только не знаю, что и как заказывать… Господин капрал, вы с этим гораздо лучше справитесь, так что сделайте одолжение!

«Вот же… лис! — ошеломленно подумал Видо. — Он точно рассчитал, что выиграет! Конечно, у нас же никто не знает песен, которые придумают через двести лет! А этот хитрый наглый рыжий лис уцепился за насмешку капрала, вывел его на пари и тут же вернул чужие деньги! Но уже как собственные, свой выигрыш, который он великодушно отдал на угощение, не сомневаясь, что это оценят! И ведь прав, оценят непременно…»

— Герр капитан? — Капрал, сгребая монеты, просительно посмотрел на фон Гейзеля.

Тот мгновение помедлил, потом уронил:

— По стакану вина каждому, остальное дома в выходной пропьете. Часовым нальете, когда сменятся!

Рйтары обрадованно загудели, и Видо про себя полностью согласился с капитаном. Вино — это не шнапс и не водка, хоть картофельная, хоть зерновая. Крепкому мужчине, а других в отряде не водится, стакан вина после сытного ужина — пустяки. Часовые пить не будут, а те, кто их сменит, к тому времени полностью протрезвеют, так что ничего страшного! Но Ясенецкий… Ясенецкий стал в отряде гораздо ближе к статусу своего. И неважно, что угощает он рейтаров на их же деньги, ведь мог бы забрать, а он — вернул, еще и с веселой обаятельной учтивостью, как все, что он делает!

— Схожу к хозяину, пусть к вину еще приправ даст, — решительно заявил капрал. — Уве, добудь на конюшне соломы с ветками, сообрази костерок! Свен, метнись на кухню, выпроси у прислуги котелок и кружки. Если уж выпал такой случай, глинтвейна сварим!

Капитан одобрительно кивнул, не выпуская трубки изо рта, а ведьмак, не участвуя ни в приятной суете вокруг наскоро разведенного костра, ни в деловитом обсуждении, сколько и чего сыпать в вино, замер, поставив локти на стол и положив подбородок на сплетенные пальцы. В отблесках огня его фигура казалась темной, только волосы отливали то золотом, то медью, когда солома вспыхивала особенно ярко, рассыпая искры и вытягиваясь вверх длинными пламенными всполохами.

Но и он через некоторое время встал и ушел к костерку, влившись в компанию так легко, словно всегда был частью отряда, и Видо с расстояния нескольких шагов не смог бы отличить его от остальных. Свой для всех — и для него с Куртом фон Гейзелем, и для рейтаров, и — можно не сомневаться — для тех, с кем его столкнет судьба дальше. И одновременно — бесконечно чужой и одинокий, рожденный в таком немыслимом далеке, что и представить нельзя…

Голубые сумерки, еще недавно прозрачные, как-то незаметно полностью сгустились, пряча мир вокруг. Так светская дама, собираясь уезжать домой, кутает обнаженные плечи и грудь, открытые бальным платьем, в газовую шаль, невесомую и вроде бы не скрывающую роскошные прелести, но вот поверх первого слоя ложится второй, третий — и уже лишь смутные очертания можно разглядеть под тонкой, но плотной преградой.

Видо молча улыбнулся столь пафосному и неуместному сравнению, что неожиданно пришло ему в голову. Где Виенна с ее балами и дамами и где он? Стоит на крыльце постоялого двора, делая вид, что дышит свежим воздухом, искоса поглядывает на рейтаров, нетерпеливо ожидающих свою порцию горячего вина, и отчаянно им завидует.

Как у них все просто! Придется драться — они будут сражаться насмерть, не думая о всяких сложных материях, а когда драка закончится — перевяжут раны, погорюют о погибших и продолжат жить, точно зная, зачем это делают. Приказы командира, долг перед Господом и Орденом, жалованье и заслуженная гордость собой — вот он, их смысл жизни. Ну, еще пиво и шнапс, конечно, вкусная еда, хорошенькие веселые девицы да игра в кости, когда выдался свободный часок. Просто, понятно, легко…

А тут стоишь и чувствуешь себя то ли болваном, то ли мерзавцем, а вернее — обоими вместе!

От темных фигур, собравшихся вокруг уличного очага, отделилась одна, плечистая и высокая, уже хорошо знакомая. Ясенецкий шел мягко и плавно, как огромный кот, не глядя ни себе под ноги, ни на руки, в которых держал по здоровенной кружке. И шел явно к нему! Словно в ответ на его мысли…

Подойдя к крыльцу, он протянул Видо одну из кружек. Потянуло пряностями и горячим вином. Это было… неожиданно. И, наверное, неуместно из соображений дисциплины и субординации, однако Видо кружку взял. В последнее время он натворил столько неуместного и неправильного, что выпить глинтвейна за счет собственной охраны — сущие пустяки!

А если подумать, то платят за вино даже не рейтары, а Ясенецкий, отдавший на это свой выигрыш, и тогда дело вовсе выеденного яйца не стоит, просто один приличный человек угощает другого — по-дружески. Нелицензированный ведьмак на пороге инициации — клирика, который ловит на него демонического фамильяра.

Видо вздохнул, чувствуя, как кружка приятно греет пальцы. Ясенецкий обошел его и ловко запрыгнул на перила, словно мальчишка, сев на них боком и привалившись спиной к стенке у входа. Совершенно неприлично, зато так удобно и вальяжно, что Видо лишь молча позавидовал.

— Я смотрю, вы поладили с господами рейтарами, — сказал он, чтобы хоть что-нибудь сказать, и приподнял кружку. — Ваше здоровье! И благодарю, это весьма кстати.

— Спасибо! Да, я подумал, что вам тоже не помешает, — согласился московит. — Вечер прохладный, дорога длинная…

Видо кивнул и пригубил вино. Набор пряностей на постоялом дворе был ожидаемо небогатым. Корица, гвоздика, сушеный шалфей… Но положили их в самую меру и меда не пожалели, так что глинтвейн и на вкус, и на запах был хорош. Дома его подавали только зимой, и в памяти Видо эта пряная сладость накрепко связалась с ощущением холода, праздничной суматохи и томительного ожидания какой-то неизвестной пока радости. А вот в другое время подавать горячее вино было не принято, о чем он втайне сожалел, потому что осенью и весной часто мерз по вечерам — каменные стены его спальни плохо нагревались и совсем не держали тепло. В общем дортуаре семинарии спать и то было приятнее.

— Поздравляю с выигрышем, — не удержался он, и Ясенецкий улыбнулся совсем не смущенно.

Не то чтобы Видо этого ждал, но у него, стоило вспомнить услышанное, загорались щеки, а ведьмак преспокойно пожал плечами и только уточнил со вздохом:

— Я вас шокировал, да? Сам думал, что это перебор, но ведь поспорили…

— Если помните, я дал на это разрешение, — поморщился Видо. — Но, должен признать, ваше выступление было чрезвычайно неожиданным и… познавательным.

Ясенецкий фыркнул:

— Особенно познавательным, да уж! Боюсь, господа рейтары будут разочарованы, больше у меня настолько познавательных песен в репертуаре не водится. «Ежик» все-таки абсолютно уникален.

— И слава Господу! — невольно вырвалось у Видо. Чтобы спрятать уже свое непрошеное смущение, он опять глотнул вина, и тепло из желудка поплыло по телу. Наверное, только из-за этого тепла, незаметно растворившего обычную сдержанность, он позволил себе сказать: — Вы прекрасно держитесь, примите мое восхищение. Я имею в виду… в вашей ситуации…

— Это только со стороны кажется, — спокойно отозвался Ясенецкий. Заглянул в кружку и сообщил с искренностью даже более чудовищной, чем его непристойная песня: — Вообще-то, мне все чаще хочется орать матом, рыдать в голос и кидаться бить кому-то морду. Здесь все настолько чужое… Я себя изо всех сил уговариваю, что это не навсегда. Извините, герр патермейстер, я понимаю, что вы стараетесь облегчить мою, как вы сказали, ситуацию. И у вас очень многое получается, правда. Я… это ценю. Но вы, со всей вашей заботой, никак не можете изменить тот простой факт, что это не мой мир. Не мое время. Не мои обстоятельства. — Он отхлебнул вина, глядя мимо Видо вроде бы во двор, но не на рейтаров, разливших глинтвейн по кружкам и весело гомонящих за столом, а куда-то в пустоту. Сделал глоток и продолжил — очень ровно и внешне вроде бы спокойно: — Я должен вернуться. Там люди, которые меня ищут и ждут. Боятся, ничего не понимают… Бабушка и так потеряла всех родных, кроме меня, а теперь и я пропал… Даже не знаю, что хуже, смерть или такое вот… исчезновение. Безнадежность или мучительная надежда, которая будет длиться годами.

74
Перейти на страницу:
Мир литературы