Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 20

— Вы в это верите? — Фильц посмотрел на него в упор. — Патермейстер, не играйте словами, скажите, что вы сами верите в такой исход.

— Я на него надеюсь, — тихо сказал Видо, с трудом шевеля губами. — И готов нести ответственность за свой выбор. И за его выбор — тоже.

— Ответственность? Господа ради! Вас ждет лишение сана! Впрочем, сын графа Моргенштерна не слишком много от этого потеряет. — Нет, насчет уксуса Видо ошибся, голос секретаря сочился крысомором. — От большей ответственности, полагаю, вас прикроет титул отца. Но вы хоть представляете, на что способен фамильяр шестого ранга, истово желающий прорваться к своему подопечному? Точнее, не к нему, а к седьмому рангу, но нам от этого не легче. Думаете, нас защитит дюжина рейтаров? Или полагаетесь на свои способности?

— Думаю, обермейстеру Шварценлингу и на это не приходится рассчитывать, — уронил Видо, больше всего на свете мечтая пойти и лечь спать. — Насколько мне известно, он рукоположенный клирик, а не истинный. У него шанса справиться с фамильяром и вовсе нет. Если вы так все хорошо просчитали, господин Фильц, скажите мне, что будет, когда Ясенецкого увезут и фамильяр останется ни с чем?

— Он бросится вслед за ведьмаком! — парировал секретарь. — И это уже будут не наши сложности, а охраны, которую приставит к ведьмаку Шварценлинг. Уж истинного клирика, а может, и пару, обермейстер для такого дела найдет. Беда в том, что вы при этом останетесь без подвига, верно, герр патермейстер? Вы же этого хотите? Проявить себя, совершить славное деяние! Чтобы ваш покровитель вспомнил о вас и вернул к себе под крылышко!

— Что?! — Видо уставился на секретаря в полном смятении. Предположить, чтобы он… ради карьеры… да пусть даже ради наставника! — Фильц, о чем вы говорите?! В мыслях не было!

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом секретарь скривился и бросил:

— В самом деле? Надо же, старею, не распознал. Тогда все еще хуже, чем я думал. Ради Господа, лучше бы вы хотели выслужиться. А подставлять целый капитул ради бредней романтичного дурня, возомнившего себя святым паладином…

— Фильц! — не выдержал Видо, отчаянно краснея, так что у него даже уши с шеей загорелись. — Что вы себе позволяете?!

— Да если бы я мог себе что-то позволить… — с явным отвращением проговорил секретарь. — Что ж, как знаете. Порядок вам известен. Неделя на предварительное расследование, три дня на подведение итогов и написание отчета. Если через десять дней вы не отправите Шварценлингу доклад, уж простите, это сделаю я.

— Вы мне сейчас угрожаете? — Видо, который краснел от смущения, а от гнева, напротив, всегда бледнел, почувствовал, как кровь отхлынула от щек. А потом внезапно успокоился, высокомерно поднял бровь и напомнил: — Своему начальнику?

— Я ставлю в известность, — так же ровно и с тщательно отмеренной холодной любезностью сообщил Фильц. — Возможно — своего начальника, а возможно — юного… романтика, не понимающего, во что он ввязывается. И в том, и в другом случае я искренне надеюсь, что Орден не пожалеет о своем решении доверить вам капитул.

— Я тоже. — Видо кивнул, вставая, и едва не покачнулся. С тоской подумал, что завтра отдохнуть тоже не удастся, если у него всего лишь десять дней, их следует провести с максимальной пользой. — Извольте ни с кем не обсуждать положение Ясенецкого. Он останется под охраной на территории капитула, но не в камере, таково мое решение.

— И да поможет всем нам Господь, — с застывшим лицом закончил Фильц.

Под окном орали коты.

Голосили навзрыд, вопили так исступленно, словно прямо у них на глазах ветеринар лишал шансов на размножение их особенно неудачливого соплеменника. Причем без наркоза. Или словно приз за самый громкий и противный вопль объявила лично кошачья богиня Баст. Ну или просто одна группа котов болела за «Спартак», а вторая — за «Зенит», и прямо сейчас командам объявили дополнительное время при счете «два-два».

Несколько секунд проснувшийся, но еще не открывший глаза Стас позволил себе надеяться, что все было сном — и Ротонда, и старая ведьма, и кот… Отличный сон вышел бы! Но нет… Сначала он увидел над собой незнакомый потолок, потом повернул голову и с тяжелым вздохом оглядел комнату — небольшую и по-казенному чистенькую. Подноса с тарелками и чашки на столе не обнаружилось, значит, пока он спал, их забрали. Сложенные вещи на стуле, многострадальные туфли под ним, но чистые и даже чем-то натертые до блеска. Вот это сервис! Только коты почему-то орут…

Прямо в рубашке и кальсонах, как спал, Стас вылез из кровати, осторожно приоткрыл окно и выглянул во двор, постаравшись сделать это незаметно, однако тут же убедился, что можно было и не стараться. Толпе, этот самый двор запрудившей, не было никакого дела ни до открытых окон, ни до того, кто там из них выглядывает.

Столпотворение внизу оказалось, как в «Ашане» во время «Черной Пятницы». В одном углу двора робко теснилась стайка девиц, одетых в длинные темные платья с белыми передниками и белые же чепцы. В другом углу стояли мужички разного возраста и вида, а между этими группами переминалось с ноги на ногу полдюжины мальчишек. Однако ни у тех, ни у других, ни у третьих не было никакого шанса продвинуться вперед, поскольку через весь двор к основному крыльцу тянулась очередь бодрых старушек, явно принаряженных во все лучшее сразу.

Платья на них были такие же длинные, как на девицах, но гораздо ярче, передники — с вышивкой, а оборки чепцов торчали над головами, словно вырезанные из жести. «Накрахмаленные, — догадался Стас и порадовался, что флигель стоит несколько сбоку, давая просто изумительный обзор. — Надо же, какой эйджизм наоборот! Девушки выглядят скромняшками, зато дамы в возрасте — ух!»

А на крыльце, широком и длинном, стоял деревянный стол, за которым устроились его вчерашние знакомые. Перед секретарем лежала то ли книга, то ли тетрадь, перед инквизитором — поднос с чем-то мелким. Стас пригляделся, но разглядеть содержимое подноса не удалось.

Ну и самое главное, что каждый, ожидающий во дворе, имел при себе корзину, узелок, мешок или пестрое полотенце, из которых торчала кошачья голова. И эти головы, самых разных окрасов и размера, вдохновенно материли природу, погоду, корзинки и узлы, а больше всего — друг друга. Может, заодно и инквизитора, Стас бы не удивился!

Бабки тоже время от времени начинали шумно выяснять, кто кому наступил на ногу, чтоб ему было пусто, холодно и с утра не хлебавши, а кто влез без очереди. Звучало даже бессмертное: «Вас здесь не стояло!» Когда гвалт превышал определенные пределы, инквизитор окидывал очередь внимательным взглядом, и бабки, в отличие от котов, почтительно затихали.

По кивку инквизитора очередная бабка предъявляла ему кота, иногда вытаскивая бедолагу наружу целиком, а иногда ограничиваясь только кошачьей головой. Инквизитор пару секунд смотрел животному в глаза, что-то быстро и монотонно проговаривал, секретарь делал пометку в тетради, и бабку сменяла следующая в очереди. Однажды порядок нарушился, сухонькая старушка в темно-синем платьице и кружевном чепце что-то положила на поднос, инквизитор уделил небольшому серому котику или кошечке лишних полминуты и повязал ему на шею шнурок с какой-то блестяшкой.

«С ума сойти! — с чувством сказал сам себе Стас, опираясь на подоконник. — Так вот ты какой — кошачий день?! Как все-таки неудобно скрывать, что я из другого мира! Спалиться, главное, можно на любой мелочи. Взять хоть этих котов — явно же это что-то, всем известное. Кроме меня! И ведь не подойдешь ни к кому с вопросом — а что это ваш герр котермейстер… блин! Патермейстер! Только бы не оговориться, вот уж где будет палево во весь рост! В общем, а что это он делает с котейками?! С одной стороны, может, московитам этого знать и не положено, а что, если как раз наоборот? Я же про здешнюю Московию знаю ровно столько же, сколько про этот Вистен… штадт. Проще говоря — ничего».