Рыжий: спасти СССР 2 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 16

Поработали мы знатно. Степан старался в этот раз, так что мне пришлось и отхватить. Не сказать, что я проиграл ему в сухую, что не может не радовать, но всё же пока до уровня Стёпы мне нужно дорасти. Я уверен, что те приёмы, уловки, захваты и всё прочее, что является составной частью военно-прикладного рукопашного боя, я ещё смогу реализовывать, но позже, когда ко мне вернётся и гибкость, и сила, да и скорость принятия решений.

— Всё, Толя, встретимся завтра на работе, — деловитым тоном, явно несколько рисуясь перед своей женщиной, сказал Степан и по-хозяйски схватив руку Насти, пошёл вместе с ней на выход.

— Она просила узнать о тебе. Чем живёшь, что делаешь… — неожиданно для меня, когда я уже закидывал сумку на плечо, чтобы уходить из зала, сказал Матвеев.

— Ты говоришь сейчас о Лиде? — задал я не совсем умный вопрос.

О ком ещё может со мной разговаривать Матвей, как не об этой занозе. Впрочем, я вспоминаю то наше с ней близкое общение на берегу Финского залива даже с некоторым трепетом. Было как-то… эмоционально. Однако, новые отношения прямо сейчас мне не хотелось. Тем более что и со старыми своими отношениями я так до конца не разобрался, а просто решил пустить всё на самотёк, чтобы не отвлекаться, а решать насущные свои вопросы.

Алексей Николаевич Косыгин, Председатель Совета Министров Советского Союза, смотрел на поплавок своей удочки и практически его не замечал. Вновь нахлынуло раздражение от всего того, что происходит вокруг. Озеро, которое находилось практически на территории дачи советского чиновника, кишело рыбой. И рыбаку нужно быть внимательным, так как место прикормлено, и клевало почти беспрерывно.

И сейчас поплавок активно дёргался, периодически уходя под воду, но Алексей Николаевич не реагировал, голова была повернута в сторону озера, но взгляд был в никуда. Буквально перед отъездом на двухдневный отдых был сформирован отчёт по выполнению текущей пятилетки. И то, что Косыгин видел, удручало. Показатели не шли ни в какое сравнение с тем, что показывала первая послехрущёвская пятилетка. Вот тогда был взрыв экономики, надежда на то, что Советский Союз всё же вырвется вперёд, исчезнет дефицит, образуется мощная, непотопляемая экономическая система.

Тщетно. Реформа хозрасчета, наделявшая предприятия свободой маневра в рамках общего плана, а так же возможностью распоряжаться прибылью, постепенно сворачивалась. Любые инициативы Косыгина встречали шквал критики, пусть она и звучала при закрытых дверях. А так все хорошо, нефть добывается, трубы наполняются, как и бюджет нефтедолларами. Но разве это может продолжаться вечно?

— Алексей Николаевич, у вас клюёт! — Косыгин услышал голос зятя за спиной и спохватился.

Председатель Совета Министров СССР резко подсёк рыбу и споро, несмотря на своё изрядно пошатнувшееся здоровье после клинической смерти, всё равно выудил немалого размера карася. Нет рыбака, который не радовался бы своему улову, если только этот улов есть. Вот и Косыгин сразу повеселел, глядя на добротного жирного карася.

— Под килограмм будет, не меньше! — явно преувеличивая, сказал Джермен Гвишиани, зять Косыгина.

— Не нужно привирать! Я тебе не этот, — Косыгин провёл пальцем по бровям, намекая на Брежнева.

— Да что вы такое говорите, Алексей Николаевич! — деланно возмутился Гвишиани. — Разве же можно вас сравнивать с этим.

Зять пару раз ударил ладонью по своей левой груди, где у награждённых должны висеть наиболее значимые награды. Еще одна отсылка к Леониду Ильичу.

Косыгин ненавидел Брежнева. Вот насколько сильно связывал с ним надежды на создание мощной советской экономики сразу после государственного переворота и смещения Хруща, настолько сейчас и ненавидел. Да и Брежнев не питал особой радости от общения с интеллигентным и умным председателем Совета Министров. Вот только заменить Косыгина генсек пока не решался. Однако резал все начинания Алексея Николаевича на корню.

— Джермен, у тебя что-то важное? Или так… Все твои игры в песочнице? — спросил Косыгин, оглядываясь по сторонам, понимая, что зять подошел к нему в тот редкий момент, когда рядом не было никого.

— Хотел доложиться, Алексей Николаевич, что процесс создания кружков молодых экономистов-реформаторов уже на стадии завершения. Ещё кое-что нужно уточнить в Ленинграде — и за работу, — рапортовал Джермен Гвишиани.

— Чего ты мне докладываешься? Ты же знаешь, что мне не нравится твоя возня с молодёжью. Накроют вас, и меня потащите прицепом. Кто прикроет тогда? Или думаешь, что, если мои отношения с Юрой Андроповым в норме, так он не может сыграть против меня с тобой? Или что в Комитете все помнят и чтут твоего отца и потому не тронут? Помяни моё слово, этот, я про Юру, ещё покажет себя, — сказал Косыгин, провожая взглядом одного из работников его дачи, который сразу же забрал выловленного карася и направился в сторону чистить свежую рыбу.

Уже скоро будет знаменитая, пусть и в узком круге посвящённых, уха. Уже сварился петух, готова рыба, овощи, водка запотевшая. Все, как положено, вот только выпить хозяин дачи мог позволить себе врядли больше трех рюмок.

— А что с Ленинградом не так? Романов строит препоны? — всё же заинтересовался Косыгин делами Джермена. — Гришка мужик серьезный. Ты же понимаешь, что уже началась игра и Романов, да и Машеров в своей Белоруссии, за ними смотрят, прицениваются. Так что Романов глупить не будет, где надо и глаза прикроет, чтобы спокойнее быть, да птиц вокруг города трех революций разводить. Ну так что, Романов чудит?

— Да не понять… Там есть один молодой, да ранний… Чубайс или Чубайсин… как-то так фамилия. Так этот засра… молодой человек решил выдвинуть сталинские лозунги, в основном по артелям. Мол, они могут стать альтернативой свободной кооперации. А там дети элиты собираются. Еще задурит им головы. Вот и думаю… — сказал Гвишиани, внимательно изучая реакцию тестя.

Не был бы Джермен зятем Косыгина, никакого института системного анализа у него под рукой не было бы. Именно там находилась главная площадка, где можно было почти свободно разговаривать на запрещённые обывателям темы, прежде всего, об управлении и экономике. К слову, Джермен был под прикрытием не только Косыгина. Будучи сыном генерала НКВД, он сохранил большинство связей в Комитете, как, впрочем, имел и некоторый компромат на ряд весьма высокопоставленных чекистов. Но он понимал, что если бы захотел Андропов, то уже мог бы нанести удар по Гвишиани. И чикист не делает этого, скорее всего потому, что рассчитывает на поддержку в ЦК от Косыгина.

— Ты же знаешь, что я не разделяю твоё стремление навесить на Союз американскую систему управления предприятиями. Это просто невозможно. Не будет советский человек чувствовать себя комфортно при американской системе, — сказал Косыгин, вставая со своего раскладного стула, опираясь на руку зятя.

— Нельзя, но в рамках существующей системы. А вот если ее разру…

— Не смей! — обычно спокойный и безэмоциональный Алексей Николаевич так закричал, что дёрнулись не только бойцы из «девятки» (девятого отделения КГБ, занимающегося охраной высокопоставленных советских чиновников), но и все остальные.

Косыгин не разделял взглядов своего зятя. Точнее, не во всём. Сам Алексей Николаевич считал, что ещё можно реформировать СССР в рамках плановой экономики и существующей системы. И для этого нужна только воля и желание смягчить план, дать чуть больше воли предприятиям. А вот Джермен считал, что нужно всё разрушить, чтобы создать что-то новое. Но Алексей Николаевич не верил в то, что его зять занимается чем-то, что могло бы привести к изменениям в Советском Союзе. Так… игра в песочнице. Не серьезно это все. Молодежь какая-то… Хотя были в команде Гвишиани уже и вполне взрослые «особи».

— Знаешь, — быстро успокоившись, обратился к своему зятю Косыгин, — а ведь этот Чуб… ну, тот, кого ты упомянул, правильно смотрит на вопрос кооперации. Без жёсткого контроля она даст такую вольность… Ещё и республики вольницы захотят. Это же дело такое… Только приоткрой ящик Пандоры…