Беседы - "Эпиктет" - Страница 4

Эта концепция отражала, хотя и весьма своеобразно, новую историческую реальность, созданную походами Александра Македонского. Поскольку его завоевания создали, пусть на короткий срок, единое государство, охватившее почти весь известный грекам цивилизованный мир, идея такого государства, обнимающего все человечество, уже не могла выглядеть столь утопичной, как это было еще за одно поколение до этого. Конечно, историческая реальность была иной, нежели идеальная схема стоиков. Сама держава Александра просуществовала очень короткое время, да и не похожа она была на то царство взаимной любви, о котором мечтал Зенон. Правда, некоторые исследователи, такие как В. Тарн, видели в Александре первого провозвестника «братства народов» и первого интернационалиста9 , но более поздние исследования показали полную беспочвенность этих построений10 . Проблема единства человечества также приобрела несколько иной характер. В эллинистическую эпоху противостояние между эллинами и варварами в теоретическом плане в значительной мере исчезло, поскольку эллином, в принципе, мог считаться (и признаваться) человек любого этнического происхождения, приобщившийся к греческой культуре11 . Однако в практическом плане это противостояние еще усилилось, ибо приобщение к греческой культуре и образу жизни было возможно только для людей знатных и обеспеченных. В низах же на Востоке мы видим жгучую ненависть к эллинам (в число которых включаются и представители собственных привилегированных слоев, принявшие эллинизм), находившую свое выражение в огромном количестве эсхатологических произведений, предсказывавших гибель нового порядка. В «Пророчестве горшечника», например, утверждалось, что всеобщее счастье на земле наступит тогда, когда «проклятый город греков у моря» (имеется в виду Александрия Египетская) скроется под водой12 .

Очень важной была проблема соотношения между идеальным космополисом и уже существовавшими государствами. Для стоиков реальное государство представляло собой некоторый слепок с идеального прототипа-космополиса, и поэтому они не отвергали государство целиком, как это делали киники и, пожалуй, эпикурейцы, а исследовали – в какой степени оно отражает идеальный прототип и, следовательно, как оно соотносится с мировым разумом, управляющим космополисом. Отсюда проистекает стремление ранних стоиков выступать в роли советников правителей, иногда даже у правителей-реформаторов.

Еще более важным новшеством было учение стоиков о месте человека в обществе13 . Этика стоиков в этом отношении отличается от всех предшествующих философских школ по двум положениям. Предшествующие философские школы обращали свое учение ко всем гражданам полиса. Стоики же вводили различие (имеющее принципиальное значение) между людьми, деля их на простых людей и мудрецов, то есть тех, кто усвоил стоическое учение и живет согласно его принципам. П. Пти считает, например, что самое основное в стоицизме – это то, что идеалом стоиков был не гражданин, как во всех предшествующих философских системах, а мудрец14 .

Стоики стремились согласовать свою этику со своей натурфилософией, и человек в их учении – это не просто личность, а один из важнейших элементов в общей системе мира.

Каково было его место в этой системе? Человек, подобно всей природе, состоит из пассивной материи и активного логоса. Он также включен в общую систему цепей причинности, и его место строго определено в ней. Таким образом, для человека нет, в сущности, никакого выбора и не существует свободы воли. Однако этот строжайший детерминизм несколько смягчается для мудреца тем, что настоящий мудрец понимает эту цепь причин, поскольку в нем самом есть частица мирового разума-логоса и он должен руководствоваться, естественно, его указаниями, а ни в коем случае не страстью (pathos). Страсть же, по характеристике Зенона, «есть душевное волнение, противоположное здравому смыслу и противное природе». Поскольку же цепь причин отражает самое природу, мудрец живет и действует «согласно природе»15 . Таким образом, согласуя свои поступки с этой цепью причин (судьбой, роком, мировым разумом) и принимая ее, мудрец достигает счастья и полноты жизни. Обуздание же страсти с помощью разума и достижение апатии являются совершенно необходимым элементом добродетельной жизни. Напротив, непонимание ведет к неправильным действиям и тем самым приводит к страстям и страданиям. В своем высшем проявлении разум совпадает с добродетелью. Каждый поступок мудреца должен быть направлен в сторону добродетели. Конечная цель стоической добродетели и отвечает понятию долга (to kathekon). По словам Диогена Лаэртского, «Зенон первый употребил слово "долг", ибо он вывел его из слов "то, что подобает": долг есть действие, присущее природным созданиям. Из действий, совершенных по влечению, одни сообразны с долгом, другие противны долгу, третьи – ни то, ни другое. Сообразно долгу – это то, что внушается разумом, например, почитать родителей, братьев, отечество, уступать друзьям. Противно долгу то, что разум не внушает…» (Diog. Laert.,VII, 108)16 .

Таким образом, этические идеалы стоиков достаточно далеко ушли от всего того, что считалось нормой в мире классической Греции. Мы уже говорили о выделении из общей массы людей мудрецов, что глубоко противно общей полисной традиции. Иногда утверждается, что в этом проявляются платоновские традиции в стоической философии. Однако вряд ли это справедливо. Платоновский мудрец обязательно член корпорации, стоящей на страже и на службе полису. Стоический мудрец – существо сугубо индивидуалистическое, обращенное к своему внутреннему миру, ищущее именно в нем ответы на все вопросы. Хотя стоики и не отрицали, в принципе, семьи, дружбы, полиса, все эти институты были для них значимы только в той степени, в какой они не мешали постижению добродетели. Вместе с тем стоическая этика глубоко пессимистична, ибо вся человеческая деятельность имеет смысл лишь в каких-то строго определенных границах, какие ей предписал неумолимый рок. Наконец, эта пессимистическая этика не лишена и своеобразного гордого мужества, которое, видимо, можно назвать мужеством отчаяния: зная, что все предопределено, зная, что твои действия ничего не могут изменить в судьбах мира, человек тем не менее должен выполнять то, что он считает своим долгом, при этом долг не является чем-то навязанным, он – результат собственного свободного выбора, поскольку основан на понимании мудрецом принципов функционирования мира. Глубоко индивидуалистическая и пессимистическая этика стоиков была своеобразной реакцией недавнего полноправного гражданина, хозяина своей судьбы, на кардинальные изменения в мире, превратившие его в жертву обстоятельств, смысл которых он не понимает.