Твоя наследница (СИ) - Беж Рина - Страница 2

Но я продолжаю стоять столбом и до боли в ладонях сжимаю кулаки.

Мы предполагаем, а Господь располагает.

Кажется, так говорят?

Вот прямо в точку.

Я никогда не считала себя фаталисткой, но… порой приходится признавать, что случайности в нашей жизни могут быть не случайны.

— Правда? А где? Покажешь? — заваливает Давида вопросами моя девочка.

И в глазах никакого страха нет. Смотрит на него открыто, чуть улыбается. Хотя он для нее, по сути, незнакомец. А с теми она обычно очень настороженно себя ведет.

— Не поверишь, в том же месте, где и у тебя, — Цикал поворачивает правую руку тыльной стороной и демонстрирует идентичное пятно.

— Ого, вот это да! Как здорово! Мамочка, смотри, смотри, как они у нас похожи, — дочь оборачивается ко мне, сияя карими очами.

И я прикладываю максимум усилий, чтобы улыбнуться ей в ответ и ни в коем разе не показать всего того шквала эмоций, что грозит снести меня с ног.

Смотрю только на дочку. Руку мужчины игнорирую.

Ничего нового в ней нет.

А все, что могу увидеть, прекрасно помню и так. С закрытыми глазами, если захочу, легко представлю, потому что, оставшись одна почти семь лет назад, я часами рассматривала снимок на телефоне, запечатлевший его кисть с родимым пятном.

Единственное фото, которое люди, присланные семейством Цикал, пропустили и не стерли, когда методично уничтожали любые намеки на то, что мы когда-то были с ним вместе. Пусть и совсем недолго.

Мне ничего не осталось от нашего прошлого, один лишь только кадр, сделанный в шутку, пока Давид спал.

Ах, нет.

Еще осталось разбитое сердце и… наша девочка.

Нет.

Моя.

Только моя девочка. Мое сокровище.

— Это случайное совпадение, Амина, — улыбаюсь малышке шире.

Ерунда, что скулы сводит от напряжения.

Чтобы отвлечь ее, обнимаю за хрупкие плечики и показываю в сторону Богдана и Нади. Ребята стоят в паре шагов от нас, пританцовывая на месте и поглядывая в сторону шатра для ребятни: вроде как и на Шрека им посмотреть поближе хочется, тот уже пришел на праздник с огромной охапкой разноцветных воздушных шаров, но и Мину бросать одну — не вариант.

— Бери друзей и бегите к крестной, она вас уже потеряла, — легонько подталкиваю дочь.

— Но мамочка…

— Сладкая моя, там уже аниматор скоро плакать начнет, что ему не с кем веселиться, — киваю на зеленого человечка.

— Уф, ладно, — заметив, что так привлекло друзей, моя девочка резво отшагивает в их сторону.

И когда я уже думаю, что легко отделалась и всё самое страшное осталось позади, дочь выдаёт:

— А в детстве ты говорила, что у папы такая же родинка.

ДАВИД

— Чего такой напряженный, брат? — Алекс подходит сзади и хлопает по плечу. — Проблемы в бизнесе?

— Нет, брат, в личной жизни, — засовываю руки в карманы и сжимаю кулаки, поворачиваясь к нему.

Алекс Гроссо — лучший и единственный друг с младых лет, разглядывает меня с широкой улыбкой. И я не сдерживаюсь, улыбаюсь в ответ, а потом обнимаю побратима, которого не видел слишком долго.

А он изменился, делаю вывод, вспоминая всегда серьезного парня, каким тот был семь лет назад, когда я уехал из России.

Надо же, как много всего за это время произошло. Алекс стал закоренелым семьянином, многодетным отцом и, судя по довольной роже, безумно счастливым человеком. Хотя из нас двоих именно он всегда открещивался от такого развития событий.

Карьерист и безжалостный делец, он видел себя только в бизнесе, именно его ставил во главу угла, а женщин менял, не задумываясь, как только они пытались перебраться из категории «однодневка» в статус единственной и незаменимой. Даже моя младшая сестренка Карина обломалась, пусть и временно носила звание его невесты.

Я же, наоборот, всегда хотел встретить особенную для себя девушку и создать с ней большую семью. Детей хотел. До фанатизма.

Однако, вышло, как вышло.

Наши желания осуществились с поразительной неточностью.

Но я рад за Алекса. Всем сердцем. Он мне дорог и близок, несмотря на то, что жизнь раскидала нас в последние годы по разным странам.

Хотя, нет. Не так.

Это я сам принял такое решение.

Отдалился.

Скинул российский бизнес на доверенное лицо, поставил толковых наблюдающих, параллельно послал подальше отца с его грандиозными планами на мою личную жизнь, и перебрался в Италию строить судьбу заново.

И ведь почти вышло.

Даже жениться надумал. По собственному желанию. Потому что по наивности верил: одно вполне можно заменить другим, и это сработает. Затянутся старые душевные раны. Перестанут, наконец, зудеть и нарывать, выворачивая нутро. Сотрутся воспоминания, причиняющие боль от предательства.

Не выгорело.

Самообман не удался. И я даже в какой-то мере обрадовался, что вовремя тормознул, решил не дурить голову себе и не портить жизнь ни в чем неповинной девушке.

Она заслужила гораздо больше. Теплоту, заботу, нежность, любовь. Всё то, что я не смог бы подарить ей в должном количестве.

— А она у тебя есть, личная жизнь-то? — хмыкает Гроссо, возвращая мысли в настоящее.

Вот же засранец!

Как обычно прямолинеен и прет как танк.

За это и ценю друга. Он никогда не молчит, никогда ни перед кем не пасует. Рубит правду-матку в глаза.

Вот только…

— Не поверишь, раньше думал, что нет, — зеркалю едкую ухмылку.

— И что изменилось?

Прищуриваюсь и пристально смотрю в глаза того, кто мне был всегда ближе, чем все родные вместе взятые.

— Скажи, брат, — отвечаю вопросом на вопрос, — есть ли смысл делать тест ДНК?

Киваю в сторону Амины, прелестной малышки, маленькой и хрупкой, как ее мать, смуглой и кареглазой, как я.

Девчушка заливается веселым смехом, накручивая на пальчик вьющийся медовый локон, выбившийся из высокого хвостика на макушке, и ловко улепетывает от Богдана.

— Дав, — Алекс только отрицательно качает головой, мгновенно понимая, о чем речь.

А вот я не понимаю.

Не понимаю, почему он молчал столько лет, когда тут, у него прямо под носом, росла моя дочь.

МОЯ ДОЧЬ! Черт подери!

Мне потребовалось меньше минуты, чтобы понять кто она. И охренеть. Потому что приговор врачей в двух клиниках был единогласным — бесплоден.

— Почему ты мне ничего не сказал? — на эмоциях голос проседает и получается сип.

Я впиваюсь в глаза друга, стараясь уловить хоть намек, что ему стыдно.

А друга ли?

Бьет под дых новая мысль, но я откидываю ее, как самую идиотскую. Если не верить Алексу, кому вообще можно верить в этой никчемной жизни. Нет. Нельзя действовать сгоряча.

Стоит узнать все подробно и понять.

— Я ей обещал, что не стану вмешиваться, — Гроссо не называет имени, но мы оба понимаем, о ком идет речь.

И он не чувствует никакой вины, произнося это.

По лицу вижу.

Смотрит прямо. Уверенно. Ни грамма сомнений.

Заставляю себя выдохнуть и расслабиться. Холодный ум, а не эмоции — вот на что всегда я опирался.

Но сегодня вновь происходит сбой. С Котовой всегда все наперекосяк.

Дьявол!

— Дав, Юля летала к тебе в Турцию рассказать о беременности. Или я ошибаюсь? И она ввела меня в заблуждение? — задает четкие вопросы побратим.

— Нет, все верно, — отвечаю, сжимая челюсти.

— Ты ее выгнал.

— Алекс, ты не понимаешь!

— Но факты именно таковы, — Гроссо безжалостен.

И я, с одной стороны, зол, что он бьет весьма прицельно и болезненно, а с другой, рад, что у Юли и Амины все это время был такой защитник.

— Я прилетал к ней позже, через месяц, — не оправдываюсь. Просто стараюсь разобраться в прошлом. — Почему она соврала, что сделала аборт?

— Может, потому что твой отец ей угрожал?

— Что?

— А чему ты удивляешься? Или забыл, как решает проблемы твоя семья?

— Нет, но она же была…