Японская война 1904. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 33

— Да, — Макаров ответил быстро и четко, но потом добавил. — Однако мне нужно будет точно знать, на какую технику и оружие смогут рассчитывать наши враги в этом году. И в следующем. От этого будет многое зависеть, так что, если вы при случае поделитесь информацией, буду очень благодарен.

— Я… поделюсь, — кивнул Витте. После этого он бросил взгляд на так и не тронутые стулья и чай — они все это время проговорили, стоя на ногах.

Что ж, каким бы сложным человеком ни был Макаров, когда он стоит за спиной, вести переговоры будет гораздо проще. Даже немного жалко, что в итоге его убьют. Иногда герои приносят гораздо больше пользы мертвые, чем живые. И это время уже близко.

Иду, размышляю… Сначала Кшесинская оказалась совсем не такой, как я думал, потом разговор с Витте вместо выяснения отношений прошел почти нормально. В чем разница? Почему полгода назад Сергей Юльевич был готов меня сожрать, а сейчас спокойно слушает?.. Я заметил мирно стоящих рядом друг с другом братьев Огинских. Помахал рукой Николаю, кивнул Алексею. И дальше мы шли уже вдвоем.

— Не обижаетесь больше на брата за тот случай, когда он пытался вас задержать? — спросил я.

— Обижаюсь, — Огинский подозрительно беззаботно крутил головой по сторонам. — Однако мы поговорили, и он задал мне очень простой вопрос. А сделал бы я так же ради вас?

— И вы?

— А я просто вспомнил Дальний. Как не только я, как все наши офицеры были готовы нарушить приказ самого царя, так что… Мы не помирились, но мы поняли друг друга, — тут Огинский убедился, что рядом точно никого нет, и засунул руку под мундир, показывая край конверта. — Это Николай передал, подарок от Витте.

— Подарок? И что там?

— Он знает о наших проблемах с тем ритуалом и придержал несколько публикаций на эту тему.

— В смысле, наши публикации, которыми мы хотели сорвать планы злоумышленников? — я нахмурился.

— И наши, и чьи-то еще. На имя заказчика пока так и не получилось выйти. И это было правильное решение.

— Почему?

— Вы не знаете государя, а я просто не подумал, но… Вера Николая Александровича очень сильна. Он верит в бога, в себя, в приметы. И не сказать, что у него для последнего не было повода. Но в нашем случае — если бы ваше имя оказалось запятнано с точки зрения церкви, то, выбирая между доводами разума и веры, государь точно бы выбрал второе.

Я почему-то сразу вспомнил историю появления Распутина в окружении Николая. Действительно, порой здравый смысл и логика могут совсем перестать работать.

— Значит, мы теперь должны Витте?

— Не думаю, — Огинский покачал головой. — Мне передали этот конверт только после вашего разговора, то есть… Это скорее уже ответная благодарность Сергея Юльевича.

— Кстати, мне показалось, он стал ко мне лучше относиться, — я поделился недавними размышлениями. — А раньше мы постоянно ругались. Есть мысли почему?

— Признание ваших заслуг?

— Мне кажется, ему особо нет дела до военных успехов. Разве только посмотрит, как они влияют на его собственные дела.

— Тогда… — Огинский неожиданно улыбнулся. — Все еще проще. Раньше вы были выскочкой, а теперь вы граф. Сергей Юльевич всегда обращал внимание на титулы. А еще, мне кажется, вы не правы насчет побед. Они тоже важны. И все вместе — ваши успехи, репутация, связи, титул — все это делает вас равными. Вас не зазорно слушать, с вами не зазорно соглашаться, вы стали для Витте частью его круга. А со своими, даже соперниками и врагами, дела ведут совсем по-другому.

— Интересно, — я по-новому взглянул на свои отношения с обществом. — Ладно, вернемся к делу. Вы же продолжаете расследование, есть какие-то подвижки?

— Мы вычислили, когда и где именно украли тела для мессы. Очень активно включился в дело тот новенький, Измайлов, но… Пока больше ничего.

— Что ж, — я задумался. — Тогда предлагаю попробовать пойти не по хлебным крошкам, а срезать дорогу и сразу проверить тех, у кого есть возможность и мотив.

— Ваших недоброжелателей довольно много. Только я сотню легко насчитаю.

— А если брать только тех, кто при этом хорошо знает Николая, понимает, что тот может простить, а что точно нет, и кто не будет стесняться использовать даже такие грязные методы?

— Тогда… — Огинский понял, на кого я намекаю, и в его взгляде мелькнула недобрая искра. — Тогда разрешите я вас оставлю, надо кое-что проверить.

Я сделал небольшой круг по Ляояну, и если в прошлый раз яркие цвета и крики обычной жизни вызывали раздражение, то теперь я словно заново узнавал свою Родину. А то все свободное время проводил в армии, во 2-ом Сибирском, но Россия-то гораздо больше. Вот начал обращать внимание на доходные дома, в которых размещались все приехавшие. У кого-то люкс на пару этажей, а у кого-то каморка-скворечник под крышей.

И на улицах люди все разные. Кучкой идут со смены рабочие с железной дороги, чинно шагают им навстречу пара городовых, на каждом углу стоят лоточники. У кого-то булки с самыми разными начинками, от редкой в этих местах капусты до рыбной жарехи, у кого-то портсигары со специальными насадками, которые так любят офицеры. Например, у многих наших набиты женские ножки и цифра 2 — понятно к чему…

— Газеты! Газеты! Свежие газеты! — это бегают вокруг мелкие пацаны.

Сейчас начинают работать рано — и деньги лишними не будут, и дома делать особо нечего. Я снова закрутил головой. Теперь осматривал вывески на ближайших домах. Сапожники, портные, модистки, книжные лавки. И когда только успели приехать или вернуться? Плакаты: часть, как и раньше, с пропагандой, но появилось много и обычных. Реклама публичной лекции по гигиене фон Бергмана, какой-то приглашенный физик должен был рассказать о природе света… Люди стояли, внимательно изучая листовки, и было видно, что это может быть им не очень интересно, но точно модно.

Еще в моде точно были венские кафе. Конечно, Ляоян успел разрастись после того, как тут появилась железная дорога, заматереть, но почти десяток подобных заведений на две центральные улицы — это уже перебор. С другой стороны, сейчас день, а в каждом кафе почти не было свободных мест. Люди сидели с булками, кофе и газетами, вчитываясь и обсуждая последние новости.

— Выступление! Выступление! Сегодня в шесть вечера на площади героя обороны Порт-Артура генерала Стесселя! — корча гримасы, мимо прошла пятерка артистов. Два гимнаста, и целых три клоуна…

Почему-то от мыслей, что именно клоуны облюбовали названную в честь Стесселя площадь, мне стало смешно. Настроение скакнуло вверх, и я даже не сразу понял, что делаю по центру уже второй круг. Все-таки Ляоян не такой уж и большой город. И тем не менее я постоянно замечал тут что-то новое. Раньше я старался просто не думать, что буду делать, когда закончится война. Наверно, было страшно представить себя в совсем чужом мире, без опоры… Но вот я смог приглядеться и понял, что тут может быть интересно.

Не идеально, и я еще многое попробую сделать лучше, но интересно! И это тоже очень важно… С этими мыслями я свернул в сторону вокзала и своего поезда, который уже должны были подготовить к возвращению в Инкоу, и тут меня перехватил взволнованный Огинский.

— Вячеслав Григорьевич, я уж было подумал, что потерял вас, — выпалил он.

— Я вроде не маленький, чтобы так расстраиваться.

— Конечно! Просто я решил вывести заказчика той мессы на чистую воду, отправил Юсупову письмо, и теперь без вас просто не обойтись, — Огинский ужасно нервничал и из-за этого постоянно прыгал с одной мысли на другую, ничего, по сути, не объясняя.

Пришлось остановиться, попросить его успокоиться, и вот только тогда получилось во всем разобраться. Как оказалось, Огинский, как и я, пришел к выводу, что во всем виноват Юсупов — но как вывести на чистую воду целого князя? Тут и родилась светлая идея: заставить его все сделать самому. Огинский написал анонимное письмо, в котором требовал у Юсупова тысячу рублей за молчание, иначе все расскажет. И газетчикам, и в армии, и даже во все женские салоны подкинет признание.