В сети (СИ) - Джокер Ольга - Страница 53

— Да, буду. Я бы что-нибудь перекусил. Если хочешь — закажу доставку.

— Идёт.

Чтобы попасть на кухню, мне приходится обойти Сашу, ступая босыми ногами по плитке, и только когда я толкаю дверь, он следует за мной — неторопливо, слегка заторможенно.

На кухне порядок. На полке, в холодильнике и в мойке. Я затеяла уборку ещё вчера после работы, чтобы в перерывах между переписками с отцом моего будущего ребёнка было чем себя занять.

Не скажу, что я не рассчитывала на этот приезд. Я хотела его, думала об этом. Прокручивала нашу встречу в голове каждую свободную минуту, но ни одна версия не совпала с тем, что происходит на самом деле.

Предсказуемость и Саша — две абсолютно противоположные вещи. Именно поэтому я слегка паникую, перемещаясь от гарнитура к плите и не понимая, чем закончится этот вечер.

Пока Устинов оформляет доставку еды, вслух перечисляя блюда, я включаю чайник, наливаю в чашки заварку и открываю сахарницу. Руки не слушаются — двигаются автоматически, будто я действую по чужим указаниям.

Я выбираю лапшу вок с курицей в остром соусе, потому что мои вкусы во время беременности круто изменились. Не знаю, откуда это взялось, но теперь я обожаю всё острое.

Вместе со щёлкнувшим чайником в помещении воцаряется тишина. Пока я заливаю чашки кипятком, Саша откладывает телефон в сторону, откидывается на спинку стула и широко расставляет ноги. Одну руку кладёт на бедро, а второй барабанит по столу.

— Какой… у тебя срок? — спрашивает нейтрально.

— Двадцать первая неделя, — отвечаю, бросая беглый взгляд через плечо.

— Половина.

— Да.

Я заставляю себя улыбнуться, но, скорее всего, эта улыбка выходит кривой. Пояс на халате ослабевает, и мне приходится прерваться, чтобы затянуть его узлом.

— И когда ты планировала сообщить?

— Я хотела передать через адвоката, но у него не нашлось для этого времени. Потом — всячески намекала тебе в сообщениях уже после вынесения приговора. Наталкивала на мысль на примерах книг.

— Через постапокалипсис.

— Почему бы и нет?

— Ну, потому что мы обсуждали разное. Например, религию, — но это не означает, что я после этого уверовал.

Щёки заливает краской, и я разворачиваюсь, воинственно скрещивая руки на груди. Воздух стремительно накаляется. Гормоны, которыми я напичкана, ещё не пришли в норму, поэтому я готова вспыхнуть от любого намёка, который сочту вызовом.

— Ты меня сейчас в чём-то упрекаешь? — интересуюсь, выгибая бровь.

— Ни в коем случае, — Саша примирительно вскидывает руки. — Просто интересно: если бы мне не дошло до девятого месяца, тогда были бы другие варианты, как об этом сообщить?

— У меня были другие идеи, да.

— Хорошо.

Мы открыто смотрим друг на друга, выдерживая затяжную паузу, которая расшатывает мои нервы в хлам.

По лицу Устинова сложно считать хотя бы намёк на то, что происходит у него внутри.

Я взрослая девочка и не ставила никаких завышенных ожиданий, но одно дело — не ждать, а другое — всё-таки не получить.

— Вне зависимости от твоего решения, с самого начала, как я узнала о беременности, у меня не было ни единого сомнения в том, чтобы оставить ребёнка, — строго проговариваю. — Его нет и сейчас — в том, что я справлюсь. С тобой или без тебя.

— Какие ещё выводы ты сделала за время беременности?

Саша пружиной поднимается со стула, шагая ко мне. В его движениях статика, как у хищника. Хочется убрать скрещённые на груди руки и выставить их перед собой, но внутри что-то обмякает, и я не двигаюсь, потому что не могу.

Поставив ладони по обе стороны от моих бёдер, Устинов нависает скалой, окидывая меня взглядом сверху. От него исходит тепло, которое плавно окутывает меня с головы до ног. Меня топит от запаха. Заполняет эмоциями. Разными. Несмотря на то, что в вопросах о родительстве я получала порой удивительные ответы, генофонд Устинова, буду честна, достаточно хорош, чтобы хотеть от него детей.

— Из двадцати недель — шесть я провела в больнице, и единственное, что может меня расстроить, — это только то, что касается здоровья ребёнка. Сына. У нас будет мальчик.

Саша кивает, давая мне возможность продолжить. Я опускаю глаза на уровень широкой грудной клетки, чувствуя, как горло сжимает тугим кольцом.

— Я знаю, о чём говорю. Знаю, потому что многое прошла в одиночку. Меня уже давно не трогает то, что пары в клинике поддерживают друг друга и совместно ходят на УЗИ.

— С тобой можно будет сходить в следующий раз?

— Можно, — отвечаю на выдохе.

Халат соскальзывает с моего плеча, когда я резко дёргаю головой в сторону. Вместо того чтобы вернуть его на место, Устинов наклоняется и касается губами моей ключицы. По телу проносится дрожь. Он прижимается чуть сильнее, щекочет кожу щетиной, оставляя невесомый, почти неуловимый след.

— Что ещё мне можно? — продолжает напирать с вопросами. — Выбирать вместе коляски и пелёнки? Привозить витамины? Держать за руку, когда страшно?

— Всё это можно.

Я вскидываю подбородок в тот момент, когда Саша отстраняется от моего плеча, и наши взгляды встречаются. Его — колет, почти печётся. Мой… не знаю, что в нём.

— Замуж тебя тоже позвать можно? Или ты какую-то другую роль для меня определила?

Это не выглядит как романтическое предложение, но романтика — это не то, что подходит нашим отношениям. Несмотря на спонтанность, которая толкала меня на встречи с Сашей, где-то подсознательно я давно чувствовала: как бы мы ни притворялись, что эти встречи — не свидания, между нами всё равно что-то строилось.

Летом, у реки, он сказал, что хотел бы видеть меня своей женщиной. Сказал об этом без шуток. Как умеет — прямо. Иногда, чтобы двум людям быть вместе, не нужны грандиозные поступки. Только желание. Компромиссы. Достаточно просто этого захотеть.

Нервно сглотнув, я черчу взглядом линии по красивому мужскому лицу. Азарт и эйфория — это то, что сейчас кипит у меня внутри, ускоряя пульс и заставляя напряженно вибрировать грудную клетку.

— Можешь попробовать позвать, — машинально выпаливаю. — Но учти, что у моего отца на тебя целое досье, и он вряд ли будет рад такому родству.

— Меня это не пугает. У меня на него тоже есть.

Я невольно улыбаюсь, сгребаю ворот белоснежной рубашки в кулаки и притягиваю Устинова ближе. Его лоб бодает мой, дыхание греет, губы задевают, дразнят, а затем захватывают мои в требовательном поцелуе. Это совершенно точно про признание, про шанс и совместные планы.

И один из таких планов уже намечен на ближайшие выходные: мы едем знакомиться с моими родными.

***

Из-за плотно завешенных штор сложно понять, который сейчас час, но по ощущениям — раннее утро, потому что спать хочется адски.

Пробуждение приятное, особенно когда мужские губы начинают покрывать моё тело, съезжая с груди к лобку, пока язык не погружается в меня глубоко и точно, заставляя выгибаться и жадно хватать воздух.

Саша ласкает меня уверенно, напористо, скользнув ладонями под ягодицы. Бёдра подрагивают от нарастающей волны наслаждения.

Мои пятки упираются в его плечи. Грудь высоко вздымается.

Я зажмуриваюсь, поддаваясь каждому движению, растворяясь в прикосновениях, выгибаясь навстречу его рту и сминая простынь в кулаках.

Это не длится слишком долго — Саша поднимается, вытирает губы тыльной стороной ладони и смотрит на меня сверху вниз, проверяя, насколько далеко меня унесло.

Взгляд тяжёлый, взволнованный.

Он откидывает одеяло, раздвигает мои колени и ложится сбоку, притягивая меня к себе за бедро. Проходит несколько секунд прежде чем он направляет головку к входу и проникает одним плавным, сдержанным движением.

Я сгибаю ногу в колене и срываюсь на стон, когда Устинов нарастает в темпе от медленного до интенсивного. Его губы впечатываются в мои, и я завожусь с полоборота от собственного вкуса на его языке.

Выбор поз у нас невелик, но с каждой — я всё так же влажная, тугая, и жажду его внутри. С каждой — остро чувствую, как он двигается во мне, как заполняет до предела. Как эйфория разливается внизу живота, пульсирует в венах и стреляет прямиком в сердце.