В сети (СИ) - Джокер Ольга - Страница 17

Воспоминание о цветах, небрежно валяющихся в прихожей, заставляет меня перекрыть кран и закутаться в халат.

Отражение в зеркале даёт понять, что секс не прошёл для меня бесследно — укладка уже не идеальна, губы припухли после долгих поцелуев, на скулах алеет румянец, а в глазах сверкает лихорадочный блеск.

— Прошу прощения, — доносится приглушённый голос официантки, когда я выхожу из ванной. — К сожалению, зразы не успели приготовить, повар уже уехал, но мы заменили их на бифштекс с гарниром. Надеюсь, это вас устроит.

Я замираю за дверью спальни, машинально поправляя пояс. В том, что двое взрослых людей сняли номер, чтобы переспать, нет ничего удивительного, но что-то всё же останавливает меня от того, чтобы показаться на глаза обслуживающему персоналу.

— Спасибо, всё в порядке, — отвечает Лекс. — Главное, что в тарелке есть хоть что-то съедобное. Соскучился по нормальной еде за неделю.

Официантка тихонько смеётся и начинает греметь посудой, явно демонстрируя, где и что лежит.

— Тогда, может… я оставлю вам свой номер? Утром напишите, и мы приготовим что-нибудь особенное в качестве компенсации.

— Борщ и домашние котлеты? У вас этого нет в меню.

— Ну, если что, могу и сама приготовить, — настаивает девушка. — Бабушка в детстве научила, говорит, у меня хорошо получается.

Очевидно, как белый день, что с моим анонимом флиртуют. Он привлекательный мужчина и, думаю, не раз оказывался в подобных ситуациях, но сейчас — не даёт ни малейшего повода продолжать. Ни единого сигнала, что его интересует обмен номерами.

— Убеждён, что так и есть. Но, увы, я вряд ли задержусь до завтрака.

Стоя за дверью, я довольно улыбаюсь, прикусывая губу. Беспечно влюбиться в двадцать восемь — непозволительная слабость, и я не готова её себе позволить. Но уж слишком невыносимо притягательный этот водитель маршрутки… Мне такие ещё не попадались.

***

Лекс поглощает еду, которую ему принесли из ресторана, бросая на меня частые взгляды, пока я ношусь по кухне.

С аппетитом у него нет проблем. Вообще никаких. Ни гастрономических, ни сексуальных.

Я отворачиваюсь, пытаясь унять пульс, но он всё равно сбивается.

Напряжение между нами почти осязаемо. Искры пляшут в воздухе, заряжая пространство треском, от которого кожа покрывается мурашками, а мысли разбегаются в разные стороны.

Первые эмоции схлынули, и теперь у нас есть возможность оценить друг друга без спешки. Я… тоже изучаю, привыкаю, сравниваю. Мой аноним — дольше и пристальнее, из-за чего у меня начинают печь щёки и уши.

— Выйду покурить, — предупреждает он, вставая из-за стола и пряча светящийся телефон в карман.

Кивнув, я возвращаюсь к цветам.

Пришлось заморочиться и позвонить на ресепшен, чтобы попросить вазу. Когда горничная постучала в дверь, стало ясно, что одной не хватит. В итоге нам принесли целых три, и я принимаюсь обрезать лишние листья, аккуратно сортируя розы.

— Ты всегда так смотришь? — спрашиваю как можно спокойнее, когда спустя пару минут передышки Лекс возвращается в комнату, опускается в кресло и снова ловит меня взглядом — тяжёлым, нетерпеливым, от которого у меня дрожат пальцы.

Пылкость в нём не улеглась, а лишь затаилась. Это очевидно, как и то, что он не до конца унял голод.

Мой аноним тянется к стакану с минеральной водой и откидывается на спинку. Сам он не пьёт, зато мне заказал целую бутылку дорогого шампанского, хотя я просила всего один бокал.

— Как?

— Будто пытаешься разобрать меня по частям.

— Я тебя не разбираю. Просто… пытаюсь понять, что у тебя в голове. И не жалеешь ли ты.

Подхватив одну из ваз, я несу её к журнальному столику, а затем опускаюсь в мягкое кресло прямо напротив Лекса.

Я не съела ни кусочка из того, что нам принесли из ресторана — ни салат, ни нарезку, ни фрукты. В горле всё ещё стоит тугой ком, не позволяя проглотить даже глоток шампанского.

— Не жалею, — наконец отвечаю. — Ожидания вполне оправданы. Ты не можешь не понимать это — почти идеальный мужчина, — я тут же прищуриваюсь. — В чём загвоздка? Ты точно в разводе? И не пьёшь не потому, что закодирован?

— Я точно в разводе уже не первый год. И нет, не закодирован, Оливия. Когда я говорил, что мои родители — запойные алкоголики, имел в виду мать и отчима. Кто мой родной отец, понятия не имею, но хочется верить, что у него было чуть меньше вредных привычек.

— Я не хотела тебя обидеть.

— Ты меня не обидела. Мать начала пить с отчимом за компанию, чтобы он не распускал кулаки и был добрее. Он… так нас воспитывал. Когда я вырос, стал воспитывать его в ответ. Но это не самый эффективный способ что-то донести до человека. Впрочем, ты, как психолог-воспитатель, лучше знаешь, как обходиться без крайних мер.

К щекам приливает краска, и я судорожно пытаюсь заставить работать шестерёнки в голове, вращающиеся со скрипом.

— Главное — правильный подход, — завуалировано отвечаю. — Иногда достаточно поговорить, иногда — показать границы.

— И если дети не слушаются, их отправляют в угол?

— Им дают шанс исправиться, — невинно пожимаю плечами. — Кто-то сам понимает, что поступил неправильно, кто-то — только после долгих разъяснительных бесед.

— Любишь свою работу? — с любопытством интересуется мой аноним.

— Определённо. Хотя в студенческие годы я романтизировала её чуть больше. Мне... хотелось сделать этот мир лучше, но в итоге система быстро расставила приоритеты и лишила меня некоторых иллюзий.

Лекс подаётся вперёд, с хлопком открывая бутылку шампанского.

Наши пальцы соприкасаются, когда я забираю бокал, наполненный игристым и покрытый тонкой шипучей пеной. Ток пробегает по венам, но я делаю вид, что не замечаю этого, хотя взгляд сам собой падает на руки анонима — сильные, уверенные, те самые, которыми он управлял мной в постели, когда сжимал мою талию так, будто хотел оставить на ней отпечатки… в память о себе.

— И, кстати, спасибо за цветы, — наклоняюсь, чтобы вдохнуть сладкий аромат. — Они волшебно пахнут и выглядят просто потрясающе.

— Не за что.

— Ты всем даришь цветы на не свидания?

— Нет, только на особенные встречи. Эта была особенной — мои ожидания насчёт тебя тоже вполне оправдались. Правда, я представлял тебя другой, а ты… мелкая. Миниатюрная.

Мои брови резко взлетают вверх. Лекс качает головой и пытается сгладить:

— Это не плохо, конечно. Просто... непривычно.

— О, ясно, — тяну в ответ, делая вид, что меня это не задевает.

— На фото ты казалась иначе.

— Более внушительной?

— Более высокой.

Я закатываю глаза и так и не делаю ни глотка вина, желая оставаться трезвой, как стёклышко, чтобы разобраться в своих ощущениях.

— Это первый минус развизуализации. Будут ещё?

Сплетая пальцы в замок, Лекс упирает локти в колени и покачивается вперёд-назад. Он шумно выдыхает и задумчиво смотрит на меня, взвешивая что-то в голове.

— Это комплимент, Оливия. Возможно, я не всегда умею правильно их выражать. В переписке у меня хотя бы было время на раздумье, а вживую, похоже, выбираю не самые удачные формулировки.

Мне становится немного неловко. Совсем чуть-чуть. На самом деле никому из нас сейчас нелегко. Наше знакомство началось со взрыва, и теперь мы разгребаем последствия, кажется, оба не понимая, к чему это приведёт.

— Это еще не худший комплимент, который я получала. Я как-то была зарегистрирована на сайте знакомств, и там мне писали вещи куда похлеще. Например, что мой рот буквально создан для того, чтобы его чем-нибудь заткнуть, а ноги лучше всего смотрелись бы на мужских плечах.

— Это плохие комплименты? — уголки красивых мужских губ дёргаются в едва уловимой улыбке. — Я бы тоже так сказал.

— Что?..

Пауза не гасит напряжение, а раскачивает его, как лодку перед бурей. Я не пью шампанское, но пузырьки щекочут горло и низ живота, лопаясь горячими вспышками. Лопаясь и оставляя внутри жидкий огонь.