Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина - Страница 25

А он в цех.

Правда, к конторе Анчеев доступа не имел. Сюда и мастеров-то пускали неохотно. Но…

— Я… — я глянул на дознавателя. — Тоже погляжу, если дозволите… он… этот ваш… Карп Евстратович?

— Хороший человек. Надёжный, — ответствовал Михаил Иванович шёпотом. — И погляди, коль получится. В последнее время они часто тьму используют.

Это правильно.

Я вот тоже её использую. И отозвалась она нехотя, но выползла, растеклась. А потом резко всколыхнулась и рванула наверх.

— Назад! — рявкнул я, вскакивая.

Чтоб вас…

Мата не хватает.

Тьма была. Точнее сила, которая свернулась клубком аккурат на втором этаже. И всё бы ничего, но от этого клубка по полу расползались тончайшие ниточки. Вот почти такие же, как те, в подвале. И над ними поднимались другие, которые тихонечко покачивались.

Влево-вправо.

Вправо-влево.

Как былинки на ветру. И почему-то показалось, что если этих былинок коснуться, не важно, ногой ли или силой…

К счастью, Карп Евстратович был человеком с явно военным прошлым. Или просто с опытом боевым. Он и застыл неподвижно, хотя, наверное, недоумевал, с чего бы.

— Там… там нельзя.

Нити заканчивались в полушаге от мерцающего лилово-синего поля. И дрожащие былинки, почуяв присутствие человека, к нему же потянулись.

— Назад!

— Карп Евстратович, давайте-ка и вправду назад, — Михаил Иванович прищурился.

— Я… проверю…

— Нет. Оно и на силу среагирует, — вот не хочу себя выдавать, но помирать ещё больше неохота. — И вы почти в поле действия. Только резких движений не делайте.

Второй этаж.

Плана здания у меня нет, но здесь, на первом, в крышу уходят деревянные столбы. Подпорки? И выдержат ли они взрыв? И если…

Тьма урчит и садится между человеком и этими нитями. Она принюхивается к ним.

— Съесть? — она стала словно бы больше, явно успев переварить сожранную тварюку если не целиком, то частью.

— Сначала мы выйдем, — отвечаю шёпотом.

— Михаил Иванович? — Карп Евстратович явно не страдает избытком доверия. И в этом оклике мне слышится вопрос. Он отступил на два шага, но уходить вовсе не спешит. А Михаил Иванович подошёл к основанию лестницы и голову задрал, прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то.

— У меня нет оснований не верить сему юноше. Более того, я весьма рад нынешней встрече. Хотя просил бы вас о ней не распространяться. Так что, коль он говорит, что соваться не след, то и не след. Отходим.

— Медленно, — напоминаю я. — Потому что вы близко и не уверен, что эта погань не среагирует на какой-нибудь взмах руки. Или силу.

Потоки силы впитываются в тело, и Карп Евстратович неспешно пятится по коридорчику.

Нити слегка гаснут.

А вот когда жандарм вовсе спускается, то ловушка вовсе почти гаснет.

— Моя тень хочет сожрать это, но не уверен, что получится без взрыва.

— Лучше бы со взрывом, — Карп Евстратович смахивает пот рукой.

Ничего себе заявочки.

Жандарм же огляделся.

— Мы отойдём, скажем, ближе к выходу. Я поставлю щит. И пускай себе взрывается. Здание обрушит, но тут не камень, так что выдюжу. Пока будут разгребать, и газетчики подъедут. Если уже не подъехали. Организуем раненых из числа нижних чинов. Я вот тоже… пострадаю, — Карп Евстратович смахивает пот со лба. — Если можно так?

Можно.

Отчего ж нельзя. Не понимаю, на кой им оно надо, но да, лучше бы рвануть, а то ведь нехорошо получится. У гражданина Светлого определённо возникнут вопросы, как так, что продуманная акция дважды сорвалась. И оба раза при моём случайном присутствии.

— Идёт, — говорю.

— Возражений не имею, — соглашается Михаил Иванович. — Но лучше будет, если заденет и меня. Скажем, сильный удар по голове. Сотрясение… что? Давно хотел отдохнуть. А тут такой случай. В госпитале, чай, и поспать выйдет пару часов кряду.

И не поспоришь.

— Тогда сейчас… — Карп Евстратович открывает дверь. — Заболоцкий, давай сюда… кого-кого? Всех давай! Обыск будем, а то ишь, развели…

И матом добавил, так, от души. Главное, голос обрёл немалую громкость и потому слышал приказ не только Заболоцкий.

— Надеюсь, он нас не сдаст? — шепотом говорю Михаилу Ивановичу. Тот лишь вздыхает, разводя руками:

— Всё в руках Божьих… в больничку вместе отбудем.

Нет, я, конечно, не против отдохнуть, но… Танька волноваться станет. И Мишка. И…

— Дружка своего домой отправишь. Пусть успокоит.

Вот не люблю дознавателей. Всё-то они знают, всё-то…

А рвануло, что говорится, от души. Не знаю, чего там в эту бомбу напихали помимо тьмы, волна которой прокатилась сквозь тень и, ударившись о щит Михаила Ивановича, рассыпалась прахом, но здание содрогнулось. А потом, хрустнув как-то, взяло и сложилось внутрь.

Домиком.

И по щиту, уже водянисто-прозрачному загрохотали камни. А снаружи раздался скрежет, вопли, крики… и суета опять же.

— Заболоцкий — толковый унтер, — Карп Евстратович отёр лоб платочком. — Полчаса, ну час от силы и раскопают. Как подберутся поближе, я щит уберу, будто героически держал, но сил лишился. Вы, юноша, только вид сделайте такой, внушающий сочувствие. А лучше сразу в обморок.

— И пылью вымазаться, — встрял Метелька. — Если пылью вымазаться, то сразу на покойника похожим станет…

— Ну, для покойника он чересчур активен, — Карп Евстратович платочек сложил вдвое. — Громовых, помнится, ещё осенью всех похоронили, а вы вон, вполне себе неплохо выглядите.

Да чтоб…

— Спокойно. И без глупостей. Помнится, Алексей Михайлович отзывался о вас как о крайне разумном молодом человеке, которому, если вдруг случиться встреча, стоит оказывать всяческое содействие…

Нет, ну… ну говорили же мне, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.

Глава 13

В ночь на 26 января из дома сына чиновника Григория Пилина, чрез выдернутие у сенных дверей пробоя, неизвестно кем выкрадены: самовар, стоющий 8 ₽, тулуп на саксачьем меху, крытый черным сукном, в 17 ₽, пуховая подушка в 2 ₽ 50 к., две мельхиоровыя вилки — 40 к., пять металлических чайных ложек — 50 к., две серебряныя чайныя ложки в 2 ₽, а всего на сумму 30 рублей. [1]

Полицейские ведомости

В голове мелькнула мыслишка, что, если вдруг под завалами найдут покойника, этому никто не удивится. Правда, мелькнула и исчезла.

Во-первых, щит держит Карп Евстратович, а насыпало сверху от души.

Во-вторых, тогда и Михаила Ивановича убирать придётся, а два покойника на одного меня — это уже совсем подозрительно. Не говоря о том, что Михаил Иванович мне ещё пригодится.

Так что вдох.

Выдох.

И ждём. Он ведь мог промолчать. Кстати, самое разумное при сливе было бы промолчать и сделать вид, что знать он меня не знает и догадываться не догадывается.

— Как поживает Алексей Михайлович? — спрашиваю найлюбезнейшим тоном.

— А вы не слышали?

— На тот свет новости с запозданием доходят…

— Ясно. Плохо. Добрались до него. В Цюрихе. Вот аккурат на излёте зимы.

— Убили? — а если так, то и вправду жаль. Толковый мужик был. Конкретный такой.

— Нет. К счастью. Но ранен и весьма серьёзно.

— А целители?

— Целители… увы, его личная особенность такова, что от целителей мало толку. Он держится, конечно, но пока сложно сказать, выйдет ли у него не то, чтобы излечиться, но хотя бы выжить.

Говорил Карп Евстратович весьма спокойно.

— Переправить его переправили. Дирижаблем. И ныне он здесь, в Петербурге… возможно, будет желание встретиться?

Будет.

Наверное. Чтоб… будь он здоров, я бы с радостью. Алексей Михайлович во всём этом великосветском копошении прилично так разбирается. Глядишь, и подсказал бы чего толкового. Но вот если он почти покойник… нет, по-человечески стоило бы навестить.

Сочувствие там выразить.

Сказать там… хотя нет. Я помню, как меня бесили эти вежливые словеса с выражениями сочувствия вместе. Вот вроде знаешь, что вариант один, как и исход, но когда об этом тебе говорят, воспринимается острее. Будто живым хоронят.