Хроники новуса (СИ) - Сторбаш Н.В. - Страница 20

Всё это сам торговец и вывалил, пока ходил за нами по дому: ругал жадных золотарей, ныл, что жена и дочери достали его жалобами на дурной запах, радовался, что шерсть хранится в другом месте. Вот я и подумал уговорить торговца дать мне работу, а для того попросить плату меньше, чем золотари.

На счастье, хозяин был дома и даже согласился со мной встретиться.

— А, юный крысолов! Зачем пришел? Я всё, как оговорено было, отдал. Твой мастер всю душу из меня вынул из-за пары десятков медяков. Говорил же, что те крысы не мои! Поди, поймал их на помойке и подсунул мне! Все вокруг норовят обокрасть да надурить!

— С платой всё верно. Я насчет другого пришел! — бодро начал я. — Видел, канава тут забилась.

Торговец плюхнулся на обшитую парчой скамью и оскалился, показав темные зубы. Сразу видать, что богач! У бедноты зубы белые или желтые!

— Золотари возгордились совсем! Живут, как крысы, по ночам ковыряются в навозе! Должны радоваться каждому медяку, а тут глянь — носы воротят от моего дома. Будто из меня выходит не то же дерьмо, что у всех, а… — он задумался, пытаясь представить, что может быть хуже, — … а крысиный помёт!

Ну, тут я бы поспорил. Крысиное дерьмо выглядит получше человеческого, похоже на обугленное овсяное зерно: маленькое, вытянутое и темное. И пахнет не так сильно.

— И бургомистр… Для чего он над городом стоит? Ни ума, ни совести! Уж сколько раз я ему говорил, столько жаловался на золотарей, сколько раз к нему подходил, а он только ржет, как лошадь. Вон, золотари ходят по площади, как хозяева, и ничего не боятся!

— Так вот, — не выдержав, перебил я торговца. — Могу помочь с твоей бедой.

— Как? — сразу же спросил он. — И почем?

— За пятьдесят медяков вычищу канаву, и все нечистоты уйдут.

— Дорого просишь.

— Золотари возьмут больше!

— Не знаю, не знаю, — засомневался торговец. — Вдруг заберешь медяки, а делать ничего не станешь? Да и хватит ли силенок? Там давно уж засорилось…

— Вперед возьму лишь десяток и начну в тот же день. Остаток заберу, когда всё будет готово. Не справлюсь, верну медяки. Я работаю честно, как с крысоловом, так и один!

— Пятьдесят — много. Ты не золотарь! Вдруг что напортишь? Дам десяток и хватит тебе.

— За десяток поищите кого другого. Скоро вся улица будет в нечистотах. И крысы вернутся! А, может, и в погреб что просочится…

— Двадцать монет. Больше не дам.

Я поклонился хозяину, повернулся к нему спиной и пошел к двери со словами:

— Ну, раз нет, так нет. Видел там с десяток крыс. Скоро наведаются в гости.

— Пять монет вперед и тридцать после! — крикнул торговец.

Чуть посомневавшись, я согласился на такую плату, но с условием, что лопату и ведра мне дадут. Хозяин кинул мне пять медяков, кликнул конюшего, тот отвел меня во двор, где я переоделся в рвань, в которой пришел из деревни, выдал всё обещанное и выпроводил за ворота. Сам не ушел, а остался приглядывать.

Канава была довольно узкой и вроде бы неглубокой, примерно по колено, но сейчас ее толком и не разглядеть под расплывшейся огромной лужей нечистот. Я пошел вниз по улице до того места, где помои уже не растекались по мощеной дороге, а мирно засыхали в проложенном каменном русле. Оттуда я неторопливо пошел обратно, время от времени проверяя канаву: если лопата проходит свободно, значит, тут засора нет.

И почему торговец не отправил своих слуг на прочистку? Неужто тот же конюший не справился бы? Для чего было нюхать всю эту вонь? И ведь дожди уже шли не раз, но даже они не смогли смыть всю грязь с этой улицы.

Когда лопата уткнулась во что-то, я начал действовать: подтащил ведра поближе, с размаху вогнал острие в засор, поднатужившись, вывернул наверх и закинул в ведро. Проверил дальше русло — всё забито намертво. Так что я понемногу отколупывал куски и наполнял ими ведра. Чего там только не было: ветки, обрывки тряпок, разложившиеся крысиные трупики, кости, объедки… И всё это, будто глиной, обмазано дерьмом да помоями. Вонь стала настолько сильной, что я едва мог дышать.

Наполнив ведра, я ухватился за ручки, поднял их и крякнул от натуги. Теперь понятно, почему слуги торговца не справились с этим делом: силенок бы не хватило. Медленно, чуть пошатываясь от тяжести, я двинулся вниз по улице, выглядывая, где можно опустошить ведра. Золотарям проще: у них есть повозка, в повозке — огромная бочка. Они наполняют бочку и вывозят за город. Если же я каждую пару ведер буду таскать за ворота, то мне и недели не хватит.

Но удача была на моей стороне. В самом конце улицы я увидел выгребную яму, прикрытую дощатой крышкой. В нее я и вытряхнул свою ношу. Затем вернулся к дому торговца и начал всё заново.

Через десяток таких прогулок я пожалел, что запросил так мало. Всего тридцать пять монет? Нельзя было уступать. И пятидесяти мало! Новус я или нет, но от такой тяжести у меня заныли плечи и спина, колени дрожали, и я весь пропитался мерзкой вонью. Сходив еще раз пять-шесть, я понял, что больше не выдержу. Вернулся во двор торговца, бросил ведра с лопатой в дальний угол, попросил принести воды. Мог бы и сам, но вдруг случайно испачкаю колодец? Конюший аж побледнел, услыхав это, и приволок два ведра чистой ледяной воды. Я разделся догола, взял пук соломы и стер с себя приставшую грязь. Одежду стирать не стал, ведь завтра я продолжу работу, так что переоделся в чистое и поспешил домой.

Одно порадовало: госпожа Бриэль поначалу сунулась ко мне, но почуяв запах, отшатнулась и больше в тот день не приближалась.

На следующий день я не спустился по лестнице, а скатился с нее с превеликим грохотом. Пальцы совсем не гнулись и не держали брусья, спину тянуло, и мерзотный запах все же не до конца смылся. Как закончу с канавой, надо выбросить солому, на которой сплю. И одежду тоже. Что-то дорого встает мне эта работа!

Госпожа Бриэль поставила на стол миску с кашей, но сама садиться не стала. Значит, вонь мне не чудится!

— Чем это таким ты занимаешься? — спросила она издали.

— Еще несколько дней, и я закончу, — успокаивающе сказал я.

Быстро съев немудреный завтрак, я поспешил к дому торговца. Вчера я продвинулся всего на несколько шагов, и пока у засора не было видно ни конца, ни края. Укрывшись в конюшне, переоделся в грязное, подхватил ведра с лопатой и вернулся к работе. Вонзить острие в смердящую толщу, наклониться и кое-как отковырять кусок, шлепнуть его в ведро, стараясь особо не приглядываться, снова воткнуть лопату. Нечистоты, что растекались ниже по улице, подсохли и застыли на камнях бурой липкой пеной. Ничего, первый же дождь очистит дорогу! Только надо успеть до него пробить засор, иначе вода принесет новую грязь, и пробка снова разрастется.

Плечи взвыли почти сразу, я тащил переполненные ведра, приседая от их тяжести, пыхтел на всю улицу и обливался потом. Вокруг вились мириады навозных мух, канава вся кишмя кишела мерзкими белыми червями. Наверное, от них сточные крысы и становились ядовитыми.

Вымотавшись, я решил передохнуть и проверить, насколько далеко уходит тот засор. Медленно побрел вверх по улице, время от времени проверяя канаву лопатой. Не проходит. Снова не проходит. И тут тоже засор. А когда лопата, наконец, провалилась вглубь, оглянулся на ведра и обомлел: да тут не меньше двух десятков шагов! Сколько же дней я провожусь? Нет, в следующий раз буду умнее и не возьмусь за работу, прежде чем не узнаю о ней всё.

Сам виноват! Надо было думать, почему золотари так много запросили с торговца.

Делать нечего. Я уж пообещал. Если сейчас брошу, по городу пойдет слух, что мне верить нельзя, мол, взял вперед плату, а сам сбежал. И никому не будет дела, вернул ли я полученные медяки, насколько тяжела работа, обманул ли меня торговец.

И я продолжал ковыряться в нечистотах, пыхтеть, волочить неподъемные ведра к выгребной яме и думать, что с каждым разом мне приходится их тащить на шаг-другой больше. Когда мои силы были на исходе, солнце еще стояло высоко. Уходить так рано я не хотел, потому схватился за уже проверенный способ — заветные слова. Но на сей раз я не проваливался в забытье, как это было во время страды, а всего лишь отступил, чтобы боль и усталость чуть меньше терзали мое тело.