Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 24

За артиллеристами стоят сто шесть ратников с тромблонами. Тоже заранее крупной дробью — картечью заряжены у них ручные пушечки. Оставшиеся не занятыми вои с алебардами стоят ещё не шаг позади и меняются местами со стрелками после залпа. Кони не дураки, в отличие от людей, и на острое железо не должны пойти. Тромблонщики же, отступив за спину алебардщикам, перезаряжают свои ручницы. Шесть десятков касимовских лучников стоят на флангах этого построения по тридцать человек с каждой стороны. Сначала они должны подойти поближе и прикрыть минёров, ну, а после взрыва отойти и беречь фланги.

Всё, больше войск у князя Углиц… у князя Репнина Петра Ивановича нет. Сейчас он стоит перед набольшими воеводами и, активно помогая себе руками, рассказывает про то, чего они вчера вечером придумали и, более того, даже два раза совсем уже в сумерках отрепетировали. Суворов он — голова. Каждый солдат должен знать свой манёвр — это он не сгоряча придумал, тоже видно столкнулся с бардаком при построении. Народ тыкался, народ перемешивался, народ активно мешал друг другу занять нужное место в строю. А ведь в Москве строились. Но добавилось несколько калужцев с тромблонами и кердык. На второй раз хоть без слёз на это действо смотреть можно было. Павла нашего первого все критикуют, он — пруссак проклятый, солдатиков и офицеров замучил муштрой и шагистикой. А чёрт его знает, возможно и он не дурней Суворова. Боровой бы, время и возможность позволяли если, это построение в две шеренги вчерашнее раз сто повторил, пока последних олух царя небесного не поймёт, как нужно строиться. Так и хотелось, наблюдая первое вечернее построение за шпицрутены схватиться. Но! Нет. Ничего, жизнь длинная. Придётся ввести.

Вожди, они же воеводы, слушали благостно кивая бородами, и искоса на Юрия Васильевича поглядывали. Не дураки, понимали, кто сию фортецию придумал. Уж точно не Репнин.

И тут запел на минарете муэдзин.

Стих в голове у Борового возник. Был как-то на одном литературном вечере. Жена притащила, там её знакомая стихи читала. Знакомая графоманка полная оказалась, а вот строчки одного лохматого мужика запомнились.

— Алла! Алла! Велик Алла! —

С минарета запел муэдзин,

— Хвала подателю тепла, Алла-а! —

Чего на самом деле запел муэдзин, Юрий Васильевич не знал, знал другое — это сигнал к началу операции «Консервный нож».

Бабах. Выстрел разорвал розовое утро. Кончилось оно. Забухали поочерёдно миномёты, окутываясь дымами. Чуть выждав, к воротам побежали сначала шесть самых здоровых дворян с котлом. Пока не стреляют со стен. Юрий Васильевич оплеуху себе мысленно отвесил. Стекло есть, очки сделал митрополиту Макарию, чего же не сотворил подзорную трубу, все попаданцы с неё начинают, а ему даже в бошку вот до этой секунды и не приходила эта свежая попаданческая мысль. Ничего, вернётся. Ну, наверное. Когда «повара» с котлом пробежали половину пути за ними припустились пять воев с огромным мешком. Перед собой в одно руке щит, у татар временно изъятый, в другой лямка, присобаченная к мешку. Бегут они тяжело. И вес у пороха приличный и бежать неудобно, запинаются о мешок. Да и ладно бы, лишь бы в него сейчас из какой аркебузы карамультучной со стены не шмальнули, вот будет бадабум незапланированный.

Повара добежали до ворот, и от продолжающих закидывать за ворота уже последние мины, минометов, бросились бежать туда, в эту кучу смертников, ещё и двадцать человек с большими камнями. Камни килограмм по двадцать пять — тридцать. Булыжники такие. А бежать больше двухсот метров. Медленно ползут, как беременные женщины живот, каменюку перед собой держа. Или это только кажется, что медленно? Ратники бросили котел, достали кирки из-за спины и стали перед воротами борозду рыть. Тут к ним подоспели вои с мешком. Они привалили его к воротам, и все вместе схватились за медный котёл. Упёрли его в небольшую вырытую канавку и поставили на попа. Прикрывая порох. И со всех ног назад.

А навстречу им ещё двое от минометов стартанули. Эти каждый с метровым отрезком бикфордова шнура. Юрий Васильевич перевёл взгляд на татарских лучников, уловив движение в их рядах. Они подошли метров на пятьдесят к воротам и сейчас осыпали башенки и стены у ворот десятками стрел, не давая высунуться их соплеменникам, защищавшим город. Выходит, не всех мины напугали и не всех муэдзин собрал в мечеть своим пением. Привыкли уже к минам и отвыкли от молитв.

Событие тридцать пятое

А чего кирки? Бросили, гады. Ох, с огнём играют. Да, с порохом. Ну, кончится это действо, он им выдаст на орехи. Кирки и лопаты Юрий Васильевич заказал в Калуге кузнецам, когда только начали строительство рабочего посёлка в Кондырево. Дорого, хреново. Первые он забраковал. Лопаты тупо гнулись. Пришлось заказывать из Москвы шведское железо и отдать десяток самых плохих сабель татарских из хабара. С третьего раза более-менее рабочий инструмент получился, хотя всё одно толстые и тяжёлые. Так же и с кирками намучились. Они или гнулись, или ломались. Бамс о землю и у тебя вместо кирки альпеншток. Тоже пришлось из импортного железа делать. А они их, сволочи бессовестные, бросили, да там каждая кирка стоит как мушкет. Ну, а чего — баре. Мать их! Дворяне. Нахрена им лопаты и кирки⁈

Камненосцы, они же Сизифы, пока Боровой материл «поваров», дотащили камни и соорудили пирамиду позади котла. Да, понятно, что хлипка опора, её вышибет взрывом, даже не почувствует её рвущийся во все стороны огонь. Или нет? Сколько-то энергии, отразившись от котла, вдарит по воротам, плюс та часть, что и так бы по воротам вдарила. Опять же, пороха не пожалели, двести пятьдесят кило — пять бочонков больших. Явно самодельного пороха от отечественного производителя. Артемий Васильевич помнил из исторических документов, что в английском бочонке 32,2 кг пороха. Эти гораздо больше.

Пока считал и раздумывал, да и чего уж, паниковал почти, боясь обмишуриться, к устройству котло-взрывному подбежали два дворянина… самых безбашенных или действительно смелых, приспособили с обеих сторон бикфордов шнур, насыпали на второй конец, еще пол-литра пороха и запалили второй конец шнура от принесённого с собой уже тлеющего трута. И как бросятся назад, словно за ними уже смерть с занесённой косой гонится.

— Один. Два. Три. Четыре. Пять, — Боровой и не заметил, как начал вслух считать. На цифре семь татарские лучники тоже бросились наутёк. Поздно! Блин! Предупреждал же он их, как минёры побегут, так и вы тикайте. Нет. Видимо, там углядели кого на стене, и решили в бессмертных поиграть. И бегут-то не больно прытко, кавалеристы, ноги кривоваты, — Восемь. Девять. Десять.

Чего-то заорали Репнин и Ляпунов, и всё его войско бросилось на землю, на пузу. А он? А он тоже бессмертный? Боровой на колени встал, и голову в плечи втянул, шелом на ней поправив.

— Двенадцать. Тринадцать, — ох как медленно бегут татары касимовские и минёры. Нужно будет поработать над бикфордовым шнуром. Он же хотел порох другой сделать, с меньшим количеством селитры. Хотел мел попробовать добавить, как замедлитель процесса. И ничего не сделал. А люди погибнуть могут. Всё, с понедельника новая жизнь. И Гинко билоба из Китая привести для улучшения памяти.

— Четырнадцать. Пятнадцать, — И? Чего опять не так?

Шестнадцать. Семнадцать. Бабах. Такое ощущение, что он этот взрыв услышал. По ушам долбануло взрывной волной и жаром пахнуло. Котёл отбросило назад, и он наперегонки с камнями, которыми его подпёрли, полетел к их позициям. Двести метров, даже чуть больше. Нет! Не должен долететь. Или должен⁈ Бабах. Это он на полпути всё же взрезался в землю и дальше уже просто покатился, надеясь поквитаться со своими обидчиками. Не для того его лучшие казанские мастера отливали, чтобы эти гадские русы с ним так обращались. Сейчас подкатится и объяснит этим сволочам ху есть ху.

Нет, не докатился. Лег, переваливаясь с боку на бок, норовя поудобнее устроиться. Метров сорок не дотянул. Хороший вышел бабах.